1 часть (1/1)

— Солнышко лучистое любит скакать, с облачка на облачко перелетать... — Соловей, завали хлеборезку, я у-мо-ля-ю тебя. Неказистый наставник, поставленный на эту должность в жирных таких кавычках мелким шрифтом около гигантского знака вопроса, может лишь лыбу давить да глазами невинно-невинно хлопать — вот вам и пришествие ангела с небес. Кажется, отличная возможность для идиотского подката, но Шура не идиот и... И в принципе, да, это всё, что его останавливает. Пыль оседает на кончике носа Артура, и тот забавно морщится. У него солнце повсюду: лучами скользит по лицу, зайчиками сверкает в глазах и само по себе живёт в грудной клетке. У Шуры же есть подозрения, что сознание именно поэтому во всю глотку орёт: ?Не лезь, дебил, сожрёт!?. Горячо ведь. Горячо до слабо заалевших маком кончиков ушей, до приготовленных чашек чая во времена суровой сессии и до покупки ?тех-сияющих-штук-которые-ну-те-самые-ну-Шура?. Один парень уже дорвался так, — как там звали его? ах, да, Икар, — возомнив хрен знает что, ну и помер. С концами. Совсем-совсем. Шура помнит, Шура это приводил в аргументах на итоговом сочинении. Так почему все равно рвётся в самое пекло — к ядру солнца? Окей, начнём по порядку, — первая здравая мысль за весь Крестовый поход на библиотеку. Вот он — Александр Алиновский. Бюджетник, мальчик-отличник и оживший кусок камня. Первокурсник филологического. И дальше — огромный перечень его достоинств, во всей красе демонстрирующий благоразумие и вменяемость. ?Офигеть у тебя лицо серьёзное, я бы тебя назначил каким-нибудь министром?, — с класса седьмого извечный подкол от Инги, но на правду не обижаются. Шура и вправду мальчик серьёзный, ему некогда дуться на невинные шутки — нужно ведь книги перевязать, перетаскать, — да и чёрт бы с этим наказанием. Самый главный пункт в его списке дел на каждый день — повздыхать аки красная девица да на Соловушку своего поглядеть, надеясь, что тот никогда его очевиднейший краш так и не спалит. Ладно, с самоиронией Шура немного переборщил. Возможно, самую малость. Ситуацию это особо не спасало, потому что только в фан-пабликах у шипперов так — долго и счастливо, даже в России. Лилю это не останавливает; она радостно пищит и умиляется, стоит не в меру болтливой Инге проговориться. Огонь в глазах, жара в сердце и пустота в голове — вот инвентарь, с которым Шуру нещадно насилуют уже как несколько месяцев (будто собственной головы ему не хватает). Лиля верит, надеется и молится, что у них всё сложится. Ставит за это свечки в храме и "переживает за эти отношения больше, чем за свои". Инга шутит, что все длинноволосые парни не могут быть не геями, а уж тем более длинноволосые парни с филологического. А Шура героически выдерживает их неожиданный энтузиазм, каждый раз лишь закатывая глаза. В принципе, эта дрим-тим была безвредной и вполне тихой: дело не заходило дальше сообщений в стиле ?уиии, это будут ваши костюмы на свадьбу? c прикреплённой фоткой пиджаков и шуток аля ?ходят слухи, что Серёга — геюга, ждёт своего с армии. у него тоже длинные волосы и он с третьего курса. совпадение? не думаю?. Но либо Шура их разбаловал совсем, либо это сама жизнь отвесила ему мощного пинка под зад. Помощь библиотеке в одиночку — пф, фигня, не вопрос. Помощь библиотеке вместе с одним таким большим крашем — окей, уже пострашнее, верните прежний уровень сложности, так ведь и глупостей наделать недолго. Шура, хоть и испытывает волнение разной степени время от времени, не является мальчиком из всё тех же Лилиных фанфиков, который трясся бы осиновым листом или краской бы заливался по поводу и без. Железные нервы и стальная психика — каменный стержень, на котором держится жизнь Саши. Они с Соловьём общаются хорошо, аж до зубовного скрежета. Для Шуры это маленькое чудо, для Артура — привычное дело. У него хороших знакомых и друзей — вагон и маленькая тележка. Даже хмурая директриса обожала его, — потому что сложно не любить это майское солнце. У Артура всегда есть и будет выбор, варианты и даже несколько фанаток. Артуру одинокая смерть точно не грозит. А у Шуры губы в улыбке редко когда гнутся. Он отчаянно не понимает, чем смог привлечь чужое внимание. Но соврал бы, если бы сказал, что не рад этому. Рад в особенности, когда Соловей, до странности любящий помогать по любому поводу и без, соглашается составить ему компанию в пыльной библиотеке. Шура не знает, планировали ли это с самого начала две дурёхи или же так палка выстрелила. — Мы почти закончили! — у Артура лицо сияет почище чеканной монеты, и весь он как сошедший с газетных страниц мальчик-идеал: усталый, но довольный, этакий отработавший комсомолец. Дайте ему кто-нибудь заветный вымпел, заслужил уже.Это, по правде говоря, совсем не удивляет, а является лишь частью их студенческой бытовухи. Кто подготовит вечер студента? Соловей. Кто организует покупку цветов для преподов и сбор денег на всё это дело? Соловей. Кто является гордостью вуза и лучшим другом для каждого? Соловей, Соловей, Соловей, Соловей. И Шура так, за компанию рядом плетётся. У них обоих почти по всем предметам — автомат, и это очень кстати: лето дышит в затылок, пускает бумажные самолетики в окно, делится теплом без зазрения совести. Учиться уже совсем не хочется даже таким прилежным мальчикам, как Саша, а Соловей за любой движ ради движа. — Шура, ну пошли на выставку, — Артур идёт за ним хвостиком, в руках держа последнюю связку книг, и шутливо наклоняет голову вбок, задорно поглядывая. Они стараются преодолеть бесконечный лабиринт книжных небоскрёбов, лишь бы доставить ценный груз в пункт назначения. Не задеть башенки из томиков Толстого или собраний книг Чехова — не сложно. Сложно не улыбаться, когда Соловей так радостно щебечет ему о каких-то планах для них двоих. Двоих, — повторяет про себя Шура, легонько прикусывая себе язык. У них в планах посещение Третьяковки по льготным для студентов в стотысячный раз и просмотр экранизации “Маленьких Женщин” по нетфликсу дома. Саша ощущает, кажется, радость, но с каждым часом, проведённым рядом с недоразумением в разноцветных пластырях, сдерживать глупую влюбленность становится тяжелее. Шура тихо выдыхает, ставя свою ношу аккурат на деревянный стол. ?Николай Чернышевский, "Что делать?"? — ехидно выглядывает верхняя книга в связке. Вот бы кто Шуре дал ответ на этот вопрос. ***18:45 лололоо и квк ты там со своим ненаглядным?)0))0)0)19:07-_- 19:08Так это всё же вы подстроили, да? 19:10ты иначче сто тыщ лпт тупить будешь 19:10Лиля с тобой? 19:10д а что19:12Лиля, забери у неё телефон, пожалуйста. Вы совсем с ума сошли? Мы и так кучу времени вместе проводим, ваша "помощь" была совсем не нужна 19:12Только зря человека напрягли - - 19:16ШУРА, я не знаю, зачем мы пошли на это и вообще меня Инга уговорила НО я считаю что тебе уже давно пора начать что-то делать. Пожалуйста, не упускай моменты!!!!! 19:17Инга, кстати, уже не с нами…. 19:17*прикреплённое изображение*— Чего девчонки пишут? Шура отшатывается, резко поворачивая голову вбок и чуть не сталкиваясь кончиком носа с носом Соловья. У того на лице улыбка довольная-довольная, и, кажется, шабаш вовсю кипит на дне зрачков — ничуть не злобный, просто озорной и весёлый. На весь экран телефона — фотка убитой над книгами Инги, собирающейся совершать харакири ручкой. Видать, бравому самураю подготовка к сессии даётся в несколько раз сложнее, и он решил удалиться из жизни с достоинством. А Лиля — корреспондент. У Лили таких проблем нет от слова совсем, но пофоткать умирающую за учёбой Ингу — дело святое. Соловей хихикает, разглядывая это чудо. Шура тяжело вздыхает, ощущая, как палево века дышало ему прямо в затылок, и это будет похуже ледяной хватки смерти. Но автобус по-прежнему неспешно качается из стороны в сторону, в животе урчит, а земля не разорвалась на мелкие кусочки. Значит, ещё живём. На какой-то момент Шура, повернув голову, ощущает чужое дыхание на своём лице, но Соловей быстро отстраняется, беззлобно посмеиваясь, и напряжение внутри растворяется без следа. Они едут на их общую квартиру, которую стали снимать вместе по чистой случайности: вопрос экономии и доверия. Ну, а ещё стальных нервов Шуры: вытерпеть такого соседа, как Артур, считалось поистине геройским подвигом, о котором слагали легенды третьекурсники. Знали бы только они, на что испытывает жизнь Сашу каждый раз... А Соловью хорошо и радостно, Соловей показывает ему мем с мопсами. До нужной остановки им ещё ехать минут пять-семь, а бабушки уже успели присвоить осветленной чёлке генетический вид, историю происхождения и парочку характеристик её обладателю. Это, на самом деле, не такой уж и плохой досуг, — думает Шура, утыкаясь взглядом в новостройки за окном и прислоняясь чистой курткой к грязной поверхности автобуса. Неплохо, правда, вот так просто осмотреть, подумать и дать свою оценку, характеристику. Как если бы воображал действия из книги. Как если бы пытался осмыслить свое отношение к персонажу оттуда.Забавно, — Шура косится на Соловья, разговаривающего по телефону с Ангелиной Евгеньевной. — Он же и впрямь будто придуман кем-то, соскочивший со страниц повести для детей и отправившийся этих самых "детей" спасать. Отправился — вот так Шуру и привязал к себе, ведь тот ребёнок на самом деле покруче Соловья. Неуверенный, в прошлом отверженный и налажавший мальчик-самоучка, который все азы доверия к людям проходил с нуля, не пропуская ни одного туториала.Все события оттуда — словно предыдущая жизнь. И Шура не скучает. На кой черт она ему, если у него ланчбаскет с такос из KFC и Артур рядом. Качает ногами в сандалиях, задорно рассказывает про сегодняшние лекции и взглядом гипнотизирует микроволновку, ожидая, когда его сырные подушечки разогреются.И впрямь, как сказочный: идеальный всегда, хоть в этих ужасных свитерах и толстовках, хоть в рубашке и брюках. Светит ярко, неустанно. Денег за такие траты электричества сдирают, конечно, ого-го: мешки под глазами Шуры, принудительное участие во всех передрягах и глупые порою мысли — иногда ничего для платы уже и не остаётся: моральному запасу сил каюк. И все равно не отдаст, ни на какую другую лампочку или даже маяк не променяет. Она ведь одна всю тьму вокруг разогнать способна, на какую же её заменишь? — А на такую, блин! Надо новые купить, мы не можем жить с тёмной прихожей, — Соловей шутливо грозит ему пальцем и, улыбаясь, ищет коробку среди десятков таких же в кладовке, а Шура думает, думает, пытается понять, где грань его мыслей заканчивается, а где уже сам мир начинается. Кажется, им и вправду нужно сходить в магазин.Но все завтра. Послезавтра, через неделю — чтоб через месяц, как у них это обычно и бывает. А сейчас они смотрят "Маленьких Женщин", развалившись на диване, и Шуру отчаянно клонит в сон. Он слишком много думает: и про Соловья, и про учёбу, и про ?Что делать??, да ответы не идут к нему, будто девчонка-динамщица. Вся концентрация растворяется дымкой, а Шура в ней теряется, как в рассветном тумане. Расслабляется, сытый и окутанный теплом. Лицо Соловья в полумраке комнаты заливается лишь светом от ноутбука, все такое же красивое и аккуратное. Невероятно близкое. Где-то на задворках мыслей промелькивает досада: прикоснуться хочется до зачесавшихся кончиков пальцев. Не то чтобы Саша жаловался. Не то что бы был чем-то недоволен. Но хочется ведь большего, всегда. Чтобы прогресс, чтобы жизнь двигалась вперёд, чтобы подушка под головой и одеяло укрывало, а Соловей лежал рядом и обнимал. Шура признается. Однажды возьмёт — и поцелует. Чтобы почувствовать улыбку на губах, чтобы пальцами прощупать каждый локон чужих волос. Чтобы потом ощущать покой и щекочущее счастье в груди двадцать четыре на семь. Знать, что Соловей с ним, теперь уже во всех смыслах. Но не сейчас.— Сейчас — спи, — шепчет Соловей, вглядываясь в чужое умиротворенное лицо. Лунный свет рваными кляксами расползается по всей комнате, и пьяные крики за окном дополняют картину поздней ночи. Артур касается губами чужого лба, улыбаясь и уходя на кухню.Возможно, делать нужно не так уж и много.