Hangin' Around (1/1)

Микки проснулся, сразу ощутив в голове вспышку боли — в затылке, будто его здорово приложили об пол, и в висках. Открывать глаза он не спешил, и хотел сразу после пробуждения сознания снова его усыпить, но тело вдруг начало явственно ощущаться, и на нём внезапно обнаружилось нечто чужеродное, пятипалое, гладкое и неожиданно тёплое. Ещё стало ощутимым давление скулы в плечо, текстура чужой щеки, очертания сжатых зубов, и внезапно начали щекотать ухо тонкие волоски, торчащие из чужого виска, и зазвучало дыхание — тихо, ритмично, но тоже внезапно, будто до этого на Финна облокачивался труп, а тут ожил Лазарем, пришёл в себя, как недавно пришёл сам Микки... Пришёл ещё человек, хрустевший по пути досками, исчез вместе со звуком ходьбы и вновь явился уже телесно, тронув за подбородок и Мика, и того, кто на нем почти лежал. Щека Финна оказалась потянута снизу так, что вывернулось его нижнее веко, пустило струю света в закатившийся зрачок, конвульсировало вместе с верхним, и, когда он отнял руку, глаз раскрылся полностью, будучи в расфокусе. Открылся второй, появился ещё один взгляд со стороны второго проснувшегося, тоже плывущий, неосязаемый, неосознанный. Финн немного пришёл в себя, узнав Эдгара — тот шумно сглатывал и почему-то корчился, будто пытался чихнуть — и Джонни, вставшего над ними в полный рост. При этом нос Холли относительно тела старшего оказался под коленом, а голова Микки — чуть его выше, и поползла к бедру, когда он пытался встать, и упала снова, но уже к носу младшего. Доусон цокнул языком. — Добрый день, мелкие. Заметьте — день, а не утро. Сейчас, если вам интересно, уже третий час, а мы с Марком вас искали с полуночи. Думаю, вас обоих ждёт разговор, — и он смерил их будто бы презрительным взглядом; впрочем, видно было, что не хотел отчитывать, не хотел причитать, но поволноваться инцидент его заставил. Его радужка и склера гармонировали между собой — были одинаково красными, но он был словно бы малокровнее брата; у последнего глаза горели ярче, и тандем радужки со зрачком напоминал тёмную косточку в спелой вишнёвой ягоде. Лицо у него опухло, волосы растрепались. На белых раскрытых ладонях были особенно заметны красные, формы полумесяца следы от вдавленных ногтей. Левая штанина его брюк была изорвана. Физиономия не дёргалась от тика, но во взгляде вместе с усталостью и тёплым волнением читались раздражение и нервозность. Из всего этого следовало одно — Эдгару здорово попадёт. Когда оба всё-таки сумели встать и удержаться притом на ногах, младший поправил волосы — правда, не получилось из его причёски аккуратного каре, потому как всё торчало, и с белёсыми жилками волос межились какие-то опилки, немного паутины, ещё добрая горсть всякой пакости — и решился ответить. — Ни черта вы нас не искали. Мы около пяти утра вас с тачкой видели, вы с ней носи... носились, — он прижал ко лбу тыльную сторону ладони, явно надеясь на её спасительный холод, — и я готов поставить что угодно на то, что вы в ней возили кустарный алкоголь. Мику что-то подсказывало, что Холли это всё говорил очень зря. Его предчувствие осечки не давало — о самом плохом вещало в лоб, влетало в голову пулей, и от него же он сейчас решил помолчать. — В пять утра? Это ты домой в пять утра явился, да? — теперь Джонни прищурился, со вздохом уперев руки в бока. Младший кивнул. Кивнул смело, будто бросал вызов, и уже за такой кивок ему грозила прилететь оплеуха. — Я кому говорил быть здесь к полуночи? Стенам, видимо... Ты там ещё и напился, да? Замечательно, — он стукнул носком в трухлявый пол. — То есть ты весь вечер пил, а потом потащился домой пьяный по самой темноте, да? В Холланде смелости заметно поубавилось. Он поник головой, между тем пожав плечами. — А если бы заблудился? Идти по прямой, конечно, ума много не надо, но ты Майкла явно не в город водил, сходил с Дороги, верно? А если бы по пути уснул, упал в табак, а там вороньё, и всякие паршивцы снуют туда-сюда, и все — по одной единственной Табачной Дороге... Чем ты думал, а? Так ведь и помереть тебе не долго было. — Со мной был Микки, — младший отчаялся оправдаться, понадеявшись, что Джонни накинется теперь на Финна. Не получилось — старший в его сторону даже не посмотрел. Майкл — как он, господи, не любил, чтобы его называли полным именем!.. — всё-таки решил вмешаться:— Может, домой пойдём? Есть хочется до ужаса, — поправил волосы, приосанился, зачем-то глянул вверх. Вспомнил, что хотел ещё кое-что обсудить со старшим, но так боялся начинать... — И нам, я думаю, нужно поговорить. Тет-а-тет, если можно.Старший хлопнул уже вышедшего в коридор младшего по плечу, сразу после легко подтолкнув в спину. Оба предпочли удостовериться, что он ушёл, а потому минут шесть сохраняли молчание, слушая отзвук его нетвёрдой поступи.— Так о чём ты хотел поговорить? — Доусон скрестил руки на груди. Мик прикусил нижнюю губу. — Чего так мнёшься? Хотя... Позволь мне озвучить это за тебя — вы с Эдгаром переспали.У Финна будто защемило в груди: глаза его округлились, тело подёрнулось, сердце замерло... Он не мог про себя не отметить, что старший говорил об этом спокойно, будто это — дело обычное, но, несмотря на такой диссонанс, предпочёл его высказывание игнорировать.— Я о другом. Я просто хотел спросить... Не знаю даже, как сказать, — он улыбнулся одним уголком губ. Улыбка вышла очень нервная. — Вы с Марком вчера ничем покруче алкоголя не баловались?— А, так ты его вот в чём подозреваешь... — он посмотрел куда-то вбок и чуть отвернул голову. — Не дашь соврать, такое раньше бывало, чтобы он употреблял... всякое разное. У него имеется определённый стаж. Но вчера, то есть уже сегодня...Джонни замялся. Микки смотрел в небо — приторно-лазурное, без полутонов, без оттенков; просто одноцветный квадрат, утыканный со всех сторон обломанными досками — и громко дышал. Ему хотелось поторопить Винтера, но тому было, наверное, тяжело собраться с мыслями.— Мы нюхали кокаин. Знаешь, замечательный порошок, вроде бы как карибский, — он начал вытягивать себе пальцы, — хотя... за такую цену мог бы быть и чище.— Эдгар говорил мне, что ты почти бросил, — слова сами слетели с языка. Сказанное Мик услышал, но не до конца осознал; не хотелось, так не хотелось в это верить...По полу черканула тень — пролетела птица, гаркнула, уселась на краю доски. Оттуда Микки на голову упала пара песчинок, послышался треск, шелест крыльев. Ворон — других птиц тут, видимо, не водилось — схватился лапками за щепки и наклонился, вытянул шею, принялся разглядывать спутанные чёрные волосы и замер.— Да, я пытался... Видит бог, пытался, и я был близок, но кокаин — это кокаин, против него тяжело устоять. Это не пакистанский героин, не какая-нибудь местная трава — это серьёзно, это, чёрт дери продавцов, дорого, но своих денег стоит. Ты, конечно, навряд ли разделяешь мой восторг, потому и не поймёшь, чего я сорвался. Просто это был высший класс, а с тем поганым героином я точно завязал, — он выставил ладони перед собой и будто что-то оттолкнул.Кокаин. Дорогущий кокаин, который не купишь абы где. Ночь. Двое. Самогон. Пьяный Джонни и чуть подвыпивший Марк... Марк. Микки сжал челюсти, сжал кулаки. За этим Болан, верно, и уговорил его сюда полететь — тут он может делать что угодно, под любым предлогом выставлять его из дома, выпивать чёрт пойми с кем, употреблять чёрт пойми что и бог весть какие ужасы после всего этого вытворять. Пробирала злость, и руки тряслись уже сами собой. Он едва сдержался, чтобы не закричать.— Ты дал ему кокаин, да? Высыпал небось сколько было, а если бы он погиб? Ты собирался его подсадить, да? — Доусон выпучил глаза и завертел головой. — Конечно, собирался. Не отнекивайся — вам, наркоманам, нельзя верить, можешь не завираться. Скажи, зачем? Что, порошок соблазнительнее самой жизни, да?.. Чего молчишь?! Клянусь, я найду твоего — или вашего общего, плевать — дилера и вздёрну его на том, что первым под руку попадётся, я...Он посмотрел Джону прямо в глаза. Винтера-старшего перекосило, и взгляд его, и физиономия выражали возмущение такое сильное, что он уже даже не выглядел сонным — только нервным, взбудораженным, и так взъелся, что, кажется, готов был самого Финна вздёрнуть на первой попавшейся тряпке.— Молчать! — он резко оборвал его монолог. — Я не потерплю такого в своём же доме. Я, знаешь, очень люблю Марка... Без пререканий, стой и слушай! Он мне дорог, и мы много чего вместе пережили. Я о нём высокого мнения, хоть и знаю его достаточно долго — за такой срок в каждом человеке можно было бы разувериться, но только не в нём. Я очень не хочу говорить о нём плохо, но он, чёрт вас всех дери, не тот невинный ангел, каким ты его видишь, и с этим пора бы смириться.Джонни взял паузу, чтобы отдышаться. Послышался топот — на крик побежал Эдгар, звеня схваченной тарелкой, — но стих у самого прохода в коридор. Младший не осмелился бы их прервать, но сейчас точно слушал, наверное, жутко волновался... Доусон громко вдохнул и продолжил:— Я погляжу, ты у нас очень любишь искать виноватых, так? Точно так, не спорь, — Мик только хотел огрызнуться, но Джонни остановил его раньше, чем начал зарождаться в горле крик; многим раньше, чем ударила в голову здравая мысль взять себя в руки; за, казалось, целую вечность до того, как Микки ей окончательно повиновался. — Молчи, я тебе даже помогу: Марк сам принёс этот кокаин, и платил за него тоже сам, причём ещё в Англии. Он нафасовал его по пакетам и спрятал почти все в распоротом галстуке на самом дне своей сумки — замечательная уловка, хрен бы кто заметил, и ты в том числе. А того, кого ты так хотел повесить, долго искать не надо — кокаином его щедро снабдила Глория.Финн впал в ступор. Он злился про себя, злился до ужаса, как заразившийся бешенством пёс, скалил зубы, тяжело дышал, и сердце у него билось так часто, так сильно, так прогревало тело, что в крови можно было бы вскипятить килограмм-другой стали, и само пламя ада жгло ему глотку, и сами черти плясали перед глазами, в голове, везде, и он бы точно сейчас заорал... Ворон, уже спустившийся на пол каморки, безо всякой на то причины клюнул его в ногу. Та дёрнулась, но будто просто прошла сквозь птицу — нахал не потерял ни единого пера. Майкл пришёл в чувство. Майкл решил держать лицо.— Чёрт, как всё запутанно... Как бы там ни было, приношу свои извинения. Я ещё во всём не разобрался, моё невежество — всего лишь плод любви. Надеюсь, без обид?Ворон захрипел. Джонни напугал его, стукнув ногой по полу, но тот не двинулся с места — только замолчал.— Без обид. Считай, что мы про всё уже забыли, — Винтер-старший оказался на редкость отходчив, и Микки, не будь он сейчас так взволнован, точно счёл бы это подозрительным. — Только хочу кое о чём попросить — впредь разбирайтесь в своих делах без нас.Микки кивнул. Доусон жестом попросил его пройти вперёд, и он как ни в чём не бывало зашагал туда, где стоял Эдгар, почти заплаканный, прижимающий пустую тарелку к груди, и Марк, сонный, только проснувшийся, громко сетовавший на то, что ему опять не дали выспаться.— ?Моё невежество — всего лишь плод любви?... Поэт хренов, — Джонни смотрел ему в спину, сощурив глаза, но тут же его внимание привлекла упёртая птица, клюнувшая его в носок ботинка. — Кыш, брысь! Понатащат сюда всякой чертовщины, ироды... Пошёл вон, пока крестом не огрел!Ворон расправил крылья и снова кинулся к его ногам. Доусон перекрестился и начал шептать:— Доволен тем, что устроил, да? Вот и славно. Чем от тебя откупиться? — Винтер-старший подошёл к нему чуть ближе. Тот ткнулся в ботинок уже затылком. — Да забирай!Джон лихо вытянул из ботинка шнурок с какой-то металлической цацкой на одном конце и кинул его в сторону птицы. Та заорала так, как вороны обычно не орут, и он проморгался.— А ну-ка не наглей, приблуда. Взял, что дали, и пошёл! — всё-таки ворон не спешил улетать, и Доусон принял его условие — снял с левой ноги ботинок с декоративным металлическим ободком над пяткой и кинул его туда же, где лежал шнурок.Вороны сами по себе птицы крупные, но этот, размером с упитанную — если не ожиревшую до состояния дирижабля на лапках — кошку, всё равно был слишком уж большим. Взять ботинок со шнурком в клюв и взлететь со всем этим ему труда не составило, и Джон перекрестился снова. К столу он пришёл босым на одну ногу, и не сказать что это удивило хоть кого-нибудь, кроме Микки, но последний из чувства такта решил ни о чём его не спрашивать.— Слушай, — Марк явно обращался к Финну, и тот даже повернулся в его сторону, но в лицо ему посмотреть будто не мог, — я тут вот что думаю — давай сходим с Джонни в город? У них там вроде какой-то праздник... что отмечают, кстати?Доусон усмехнулся. Сидящий рядом с ним Холланд выглядел так, будто только что пережил инсульт, и глаза у него слезились — он постоянно запрокидывал голову, не позволяя себе заплакать. Майкл больше думал о нём, чем о том, что сейчас вещал Марк. Младший, наверное, рисковал остаться крайним, но обсуждать случившееся никто ещё, благо, не собирался.— Заработок. Появление пары долларов в кармане — значимое событие, и чем скорее их пропьёшь, тем на сердце легче. Несерьёзно, конечно, но эти оболтусы уже неисправимы, — между тем он выкладывал Эдгару на тарелку омлет из сковородки, встав при этом так, что голова последнего оказалась между его локтей. Это почти походило на объятие. — Впрочем, веселиться так, как они, умеют только парни из богом забытых провинций, так что на это следовало бы посмотреть.Отставив пустую сковороду в сторону, Джонни потрепал брата по голове. Эдгар прикусил нижнюю губу.— А, ну и важная оговорка для непосвящённых — младший остаётся дома. Он тяжело переносит такие вылазки, тем более что ему следовало бы отоспаться по-человечески, — Микки кивнул. Да, Холли в таком состоянии из дому лучше не тащить. — Теперь о насущном: давайте без скандалов. Не думал я, что у британцев такой горячий пыл — тише, Марк, ты всегда был в этом исключителен, я сейчас о другом — и такая любовь к интригам, но я очень прошу вас, джентльмены, вести себя как люди...— Прекрати, — Эдгар будто недавно сорвал голос; скулил и всхлипывал, и дышал только через рот, — всё с ними нормально, и никто лишний раз ссориться не стал бы. То, что я ляпнул лишнего, ничего о них не говорит — вина во всём моя.— Во всём виноват ворон, Холли. Бери тарелку и иди в комнату отсыпаться, — младший молча поднялся из-за стола. — Чего только спьяну не скажет... Мягкая натура, во всём прежде всего винит себя.— Виноваты все, — Финн наконец осмелился посмотреть Болану в лицо, — и даже, по-моему, в равной степени. Никак не возьму в толк, причём тут ворон, но если уж забыли — так забыли, нечего вспарывать швы.— Вы вообще о чём?Марк смотрел на всех как на умалишённых и лениво ковырял вилкой салат. Да, ему посчастливилось не попасть в гущу событий — он их блаженно проспал, и неведение ему в этой ситуации даже шло: Мик не был уверен, чью сторону он бы принял, но он точно развязал бы ещё один скандал, будь осведомлён о случившемся.— Не бери в голову, об этом поговорите потом. Заваришь нам кофе?Джону, наверное, было очень трудно в этом отказать — Болан подорвался как ошпаренный, и они с Майклом снова остались наедине.— И всё-таки кое-что хочу уточнить: вы с младшим переспали или нет? Чего кривишься? Думаешь, задавать неудобные вопросы тут можешь только ты?— Да ничего я не думаю, — Финн принялся ковырять яичницу, — и между нами ничего такого не было... ну, почти. Это вообще так назвать нельзя, просто этот его штурвал...Джонни всей своей физиономией изобразил крайний к этому интерес, и Микки уже знал, что его ждёт, и сразу начал готовиться к моральным увечьям.— Какой ещё штурвал?— Ой, сам прекрасно знаешь, какой, — старший наигранно мотнул головой. — Что, я правда должен это сказать, да? Это такая своеобразная епитимья? Ладно, чёрт тебя дери, мы занимались... взаимной мастурбацией.— Ай-яй, какая заумь. Ты бы сказал по-простому: так и так, мы друг другу надрачивали, а Эдгар и вовсе едва не свернул мне хер. Чего так смотришь? Было, да? Это у него такое любимое движение, отвратительное до ужаса. Ну так?..Марк выругался где-то в кухне. Что-то подсказывало Микки, что он вот-вот вернётся, что всё сейчас не к добру...— Нормальное движение, мне даже понравилось. И вообще, может, сменим тему?Болан вернулся с кухни с тремя чашками кофе в руках. То ли он страдал очень избирательной глухотой, то ли ему просто было на всё плевать с утра — быть точнее, с вечера, — но их разговора он будто не услышал. — Пожалуй, да. Думаю, по такой жаре имеет смысл идти без рубашек, а туда, куда мы идём, лучше и без денег, и без белья.— Да ладно тебе, — Марк усмехнулся, — ни одно место не заслуживает того, чтобы идти туда в белье. Да и вообще...Микки хихикнул в руку. Да, философия была такая себе, но таков был Болан — почти идеологически не носил трусов, писал пошловатые тексты, много сквернословил... нюхал кокаин. Одна маленькая деталь не могла всё омрачить до крайности, но получался диссонанс; Марк словно бы от него отдалялся, и Финн узнавал обо всём в последнюю очередь, если узнавал вообще, и всё решали за него, и даже хандрить по своим правилам он не мог — ему сменили локацию, часовой пояс, окружение, словом — всё, и он, казалось, сам своей жизни был не хозяин...— О чём задумался? — Марк внезапно оказался у него за спиной.— Да так, по мелочи: смысл жизни, здоровые отношения, ментальный баланс, трусы... Я не готов от них отказаться, — его уже толком не слушали, только торопливо расстёгивали пуговицы его рубашки, тянули за рукава. Джонни снял полосатую рубашку-поло и повесил её на спинку стула; на неё же скинул свою рубашку, такую насыщенно-розовую, будто её выварили в марганцовке, Болан. Рубашка Микки, серая и пыльная, осталась лежать смятой на сидушке, где её с него сняли.Доусон уже у порога их предупредил, что выходят они очень поздно, и домой потому вернутся только следующим днём. Майкл слишком устал, у Майкла болела спина, и он хотел было в последний момент отказаться, но Марк ему этого попросту не позволил. ***Микки никогда не любил такого рода сборища; он, во-первых, предпочитал выпивать один, что по многим причинам было удобнее и безопаснее, пусть некоторые люди и находили, что так можно невзначай тронуться умом, во-вторых, не переносил действительно шумных компаний — когда голова разрывается после почти бессонной ночи, да ещё и от выпитого, и от местной имитации музыки, и все орут, и всё мигает, действительно можно подвинуться рассудком. Ко всему прочему, было неимоверно жарко и необыкновенно солнечно: пока они шли, он успел обгореть, сетовал про себя, что лучше было оставить чёртову рубашку на плечах, и радовался одной приятной мелочи — он хотя бы был в нижнем белье.Марк тоже заметно покраснел, но его это не особо заботило. Он, конечно, со многими знаком, нечеловечески общителен и на редкость дружелюбен, и напоить его проще простого: два стакана виски — и он уже поёт ирландские песни; три — и начинает танцевать; четыре — теряет способность членораздельно говорить; на юбилейном пятом он становится недееспособен, а если влить в него чуть больше — попросту отключается. Король вечеринок, душа компании, никудышный собутыльник — всё это о нём.Джону на жару было плевать — он весь на ней сделался красным, но в тени очень быстро отошёл. Он, наверное, не имел способности ни загореть, ни обгореть, но было очень забавно наблюдать его алую физиономию, гармонирующую в цвете с радужками глаз. На вечеринке — если это можно было назвать вечеринкой — они оказались единственными белыми. Удивился этому только Майкл, и буквально пару минут назад услышал, как его за его необщительность и распитие виски в гордом одиночестве окрестили расистом. Ночь обещала выдаться на редкость — пусть он и не любил прибегать к просторечию, но всё-таки — хреновой.— Слушай, кончай заливать эту паль, — один из местных подошёл к нему с бутылкой в руках. — Давай к нам, у нас пиво есть.— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.— А чего так? — парень этот был выше него головы на две, разодет как сбежавший из цирка, во всём присущем ковбоям: высоких сапогах со шпорами, шляпе со звездой, жилетке на голое тело... Микки не хотелось иметь с ним дел.Пока Майкл стоял на самых задворках, Марк был в центре внимания; сидел у Доусона на коленях и уже что-то горланил. Финну подумалось, что Холли, будь он сейчас здесь, остался бы с ним рядом, или, быть может, предложил бы сбежать отсюда, поискать приключений на задницу где-нибудь в другом месте... Такие мысли пришлись очень не кстати.— Не люблю пиво, — понял, что на него пялятся как на юродивого, что молчал слишком долго, что вызывал подозрение. Пиво он, впрочем, действительно не любил.— Ну, как знаешь, — незнакомец отошёл, и, думая, что никто не услышит, добавил про себя: — сбрендивший.Да, он сбрендил. Его рассудок одинаково раздражали и стабильность, и размеренное течение жизни, и потрясения, и всевозможные перемены, и вылазки, и домоседство — всё. Ему по-хорошему надо бы вправить мозги, обратиться в клинику, лечь в санаторий на полный пансион, а его лечат выпивкой и жарой, сухим воздухом, пейзажами усопшей, пустынной земли в далёкой глуши, — всё равно что отрубают пациенту руку, чтобы не загноилась на ней мелкая царапина.Болан говорил о магии этих мест, но недавно Микки поймал себя на мысли, что эта самая магия клином сошлась на наркотиках, ощущении вседозволенности и культурном шоке. Может, ещё и на новых знакомствах: такой социальный человек, как Марк, точно знал им цену...— Здравствуйте, — внезапно рядом с ним оказался белокожий русый юноша, — вы же вместе с Джонни пришли, верно? Случаем не знаете, где Эдгар?Финн присмотрелся к нему внимательнее: пёстрая клетчатая рубашка поверх чёрной приталенной футболки, широкие бриджи цвета хаки и белые кожаные туфли — весьма своеобразное чувство вкуса, — вернее сказать, своеобразное его отсутствие; волосы по бокам чуть сбрызнуты лаком, вьются на макушке, а сзади спадают до самых плеч; редкие, едва заметные брови, серо-голубые глаза, дежурная улыбка, широкие губы, греческий подбородок...— Он не смог прийти, — Майкл отпил из стакана виски.— А что с ним случилось? У него всё нормально? — и тут голос у него будто бы просел. Видно было, что он очень заволновался, и Финна это почему-то насторожило.— Так, давай обо всём по порядку. Ты у нас вообще кто?Получилось как-то резко, презрительно. Впрочем, этот странный парень такого отчасти заслуживал, — по крайней мере, Микки считал именно так.— Хартман, Дэн. Руки жать не будем?.. — он протянул раскрытую ладонь, но взаимности не дождался. — Л-ладно. Я — близкий друг Холли, и мне хотелось бы узнать, что с ним.— Бли-изкий др-руг, — передразнил Майкл. — Он тебе, стало быть, не безразличен... Понимаю твоё беспокойство. У него была тяжёлая ночь, и он, кажется, здорово перепил. Сейчас, наверное, спит.Хартман, удовлетворённый ответом, но не собеседником, поспешил уйти. Он пролепетал ?ещё увидимся? и дал дёру, врезавшись в кого-то на развороте.— Надеюсь, нет, — виски кончился, и Финн двинулся к Марку и Джонни; вернее сказать, к ящикам с бутылками, стоящими за их спиной.Первый уже пересел с колен второго на чьи-то плечи: его потащил на себе один из тех парней, что полчаса назад, жутко пьяные, на спор пытались сделать сальто. Майклу даже показалось, что Болана вот-вот уронят, и захотелось подойти, снять его... Его сняли. Теперь Марк семенил чёрт пойми куда, ноги подкашивались, голова кружилась — он за неё хватался так, будто она могла сейчас же отвалиться.?Не умеешь пить — не пей? — одна из многих прописных истин, заповедей самого здравого смысла, которых Марк никогда не придерживался. Ему нравилось чувство, которое он испытывал, порядочно набравшись: казалось, стоит ему только дёрнуть за мочку уха — и мир закружится перед ним, за ним, под ним, вокруг него, а он, стоящий в самом его центре, прожигаемый эйфорией, покидающий сознанием тело, будет просто нечеловечески счастлив. Так с ним, наверное, и было.Выпивший же Микки никакой эйфории уже давно не испытывал, но становился недоверчив, подозрителен, разыгрывалась его паранойя; из-за последней он и решил пойти за Боланом безо всякой на то причины. Шаг за шагом оба оказались в некоем подобии шатра. Марк достал из кармана брюк галстук.— Чёрт... — руки его не слушались; из галстука выпало несколько пакетиков, и он никак не мог наклониться, чтобы их подобрать: чуть расставил ноги, немного согнул спину, и, пошатываясь, всё тянулся к земле рукой. Казалось, он сейчас упадёт. Финн подошёл ближе. — Чё-ёрт... вот же мелкая хреновина...Всё-таки один из пакетиков подцепить ему удалось. Он медленно прошагал вперёд, не распрямляя спины, и наконец сжал в руках ручку забытого кем-то на ящике зеркала. Формировать дорожку ему пришлось короткими ногтями, и на это ушла почти целая вечность — дрожь в пальцах унять не получалось, и так ему не хотелось нечаянно рассыпать порошок... Когда Майкл встал у него за спиной, тот только собрался занюхать; внезапно ощутив чужую руку на своём плече, он вздрогнул всем телом и сипло вскрикнул.— Брось, — Финн взглядом указал на зеркало, — пошли обратно.Марк неожиданно резко повернулся.— Нет, это ты брось. Чего взъелся? — его глаза были пусты. — А если бы я сейчас всё просыпал?.. Имей совесть, дай нюхнуть спокойно.— У меня как раз-таки совесть есть, а вот у тебя её уже нет ни грамма. Ты меня дуришь уже чёрт знает какое количество времени, отдаёшься Глории за кокаин, нюхаешь по ночам чёрт пойми с кем, а совести нет, по-твоему, у меня?Болан сморгнул и широко открыл глаза, но взгляда в них по-прежнему не было.— Ч-чего?.. Я? Глории? За кокаин?.. Да ни черта подобного! Она просто... просто она...— Просто привязала тебя к себе; просто сделала зависимым, а ты от неё теперь так просто не сбежишь — никто, кроме неё, не даст тебе дозу за просто так. Да, всё действительно просто, даже примитивно, и тем обиднее мне признавать, что ты на это повёлся, — Микки схватил его за руку, в которой он держал зеркало, и крепко сжал его пальцы. — Неужели ты не видишь, что она с тобой делает?Теперь его взгляд всё-таки начал ощущаться: он смотрел со злобой, с обидой, устало, будто его прямо сейчас собираются пытать.— Она со мной ничего не делает. У нас любовь. Отстань.Болан попытался отцепить от себя его руку, и у него, недавно сильно исхудавшего — чему Майкл теперь знал причину, — обессилившего, вдрызг пьяного, ожидаемо ничего не получилось.— У вас не любовь, у вас зависимость. Сам подумай, зачем она тебе нужна? Зачем ты нужен ей? Если в ней играет алчность, то в тебе... — Финн замялся. Он промолчал секунд пять-шесть, а после с горечью отрезал: — ты неё ничем не лучше.Он крепче сжал кисть его руки и, ощутив, как в его ладонь впилась ногтями ладонь Марка, инстинктивно её дёрнул. Он мог бы сломать ему руку, но с этим обошлось; просто вылетело из его неверной хватки зеркало, просто рассыпался по земле кокаин. Болан взвыл, как если бы его смертельно ранили, и попытался дёрнуть Майкла на себя. Последний пошатнулся, но не упал. Марк схватился за него, и взгляд у него стал безумный, и сам он разозлился, как собака, получившая пинок в рёбра, и... Финн заорал.Ему вот-вот прокусили бы ладонь насквозь, и сам он не знал, как это получилось, что с этим делать; почувствовал на себе его тяжесть, будто ещё чуть-чуть — и он взобрался бы ему на плечи... Всё случилось быстро, случилось резко. Разобраться в ситуации никто из них до конца не мог, предугадать её исход — тем более. Марк рухнул на землю.Удар пришёлся чуть ниже глаза, чуть левее носа; достаточно сильный, чтобы оставить огроменный синяк и заставить битого выть от боли ближайшую пару-тройку месяцев каждый раз, когда тот решит что-нибудь пожевать, но слабоватый для перелома скулы или стенки глазницы. Бояться, впрочем, всё равно стоило — кокаинового наркомана можно и плевком убить, если постараться, — потому Микки первым же делом кинулся к нему, резко сел, толком даже забыв, что недавно пил, и, переборов головокружение и тошноту, прильнул ухом к его груди. Сердце, на его счастье, ещё билось.Майкл пытался его поднять, но позже понял, что нести его некуда — только если снова идти в дом Винтеров, но туда чёрт знает сколько часов ходу ночью по незнакомой местности, по пустыне, по всё не спадавшей жаре... Финну было неловко. Финн не знал, что будет говорить, как объяснит случившееся, но решил идти к Джонни. ***— Как это без сознания? — Винтер-старший говорил без возмущения, без удивления, будто просто ему не верил.Они шли к тому самому шатру. Майкл разглядывал татуировки на его груди и руках — пучеглазого красного дракона, смотрящего на него так, будто сейчас вылетит и цапнет, радугу, сулящую умиротворение, гармонию с миром, — это, конечно, было не по его честь, — звёзды, всё прочее, всё подобное, лишь бы не смотреть ему в глаза.— Так. Я его инстинктивно вырубил, когда он меня за руку укусил, — в подтверждение своих слов Микки демонстративно вскинул ладонь со всё ещё видным полукруглым следом от зубов между большим и указательным пальцем, — и даже не сильно ударил, а просто слегка огрел, но он бац — и отключился. Я думал, что скоро в себя придёт, но нет — как лежал, так и лежит.— И что бы ты сделал, очнись он через пару минут после нокаута? — Джон наклонился к нему. — Не знаешь? А я тебе скажу — врезал бы ему ещё раз, потому что он бы снова на тебя накинулся. Радуйся, что он всё это время был в отключке, иначе ты бы его точно прибил.Винтер знал, о чём говорил, — безусловно знал; уж сколько наркоманов ему приходилось встречать в своей жизни, скольких из них он пережил... Но что стало бы, окажись он в том шатре?..— Скажи, а ты бы его ударил? Ну, если бы всё так вышло, — Микки почему-то всё равно казалось, что он что-то сделал неправильно.— Естественно. Другого выхода попросту не было, — на этих словах они уже заходили в шатёр, и Доусон первым делом приметил распоротый галстук. Пакетиков, из него вывалившихся, уже нигде не было.Марк всё ещё лежал там, в точно такой же позе, какую принял, столкнувшись с землёй. Только одно изменилось — он теперь громко, прерывисто дышал, и делал это так быстро, что казалось, будто он вот-вот задохнётся. Джонни присел рядом с ним, обхватил его запястье и, замерив пульс, покачал головой.— Чего так вытаращился? Всё нормально. Ему нужно только проспаться, — Майкл выдохнул с облегчением. Винтер встал и, уперев подбородок в ладонь, на пару минут задумался. — К себе мы его не дотащим, но можем отнести его к Хартману...— К тому пижону? Ты уверен? — Джонни явно не ожидал, что Финн поймёт, о ком речь, и потому ненадолго его охватил ступор. После он разразился смехом.— Ай, пижон — не пижон, какая разница? Главное, что живёт не так далеко. Да и потом, должно же от него быть хоть что-то полезное, верно? Он только и делает, что катит к Холли яйца, пора бы и послужить...Про Холли и этого самого Хартмана Микки бы с удовольствием послушал ещё, но старший замолчал, снова сел и поднял Болана, закинув его руки себе за шею. Всё-таки он был сильный, пусть и сухой; окажись он на месте Финна, Марк лежал бы с разбитым носом, если бы вообще выжил. Такие мысли тревожили, но не покидали сознание, и потому Майкл решил не думать; потому он, наверное, и любил пить — под градусом у него это замечательно получалось.Джон ни с кем прощаться не стал — ушёл, что называется, по-английски. Для него это было чем-то странным; для Микки — обычным делом, потому как ему прощаться всегда было не с кем. Пока они шли, у Доусона развязался язык. Майкл слушал вполуха, а способность мыслить вновь обрёл в самый неподходящий момент.— ...и под каждым из нас уже давно горит земля, а небо над головой всё такое же синее, — он нарочито громко выдохнул. — Эти чёртовы птицы потому сюда и летят — грешников тут как у дурака махорки.После упоминания птиц Мик был готов поклясться, что у него вот-вот сломается мозг. Он ничего не понял, но с умным видом выразил согласие, когда старший на него посмотрел. Ему тоже внезапно захотелось высказаться.— Я вот думаю, вдруг он меня после этого бросит? Я ведь никогда до этого не поднимал на него руку, даже не подумал бы ни о чём таком, а тут... Он действительно боялся того момента, когда Болан откроет глаза; вернее сказать, боялся того, что за этим последует. Почему-то он был уверен, что Марк вполне себе сможет вычеркнуть его из своей жизни, если захочет, а хотеть у него теперь есть огромное множество причин.— Зло, совершённое ради благой цели, оно... — Джон начал тоном проповедника, но потом замялся, словно забыл, что хотел сказать, — оно, в общем, хорошее. Ты же не просто так ему врезал, верно? Если разобраться, он вообще сам виноват, обижаться ему не на что.— Цель не оправдывает средства. Я же мог его убить, и он сам мог себя убить, и вообще... Понимаешь, я просто хотел его остановить. Знаю, что так дела не делаются, что разумнее было бы переждать, а потом отдать его в реабилитационный центр, а не выбивать дозу у него из рук, но я же за него боялся; боялся, как никогда раньше, чёрт подери! Ещё и весь его кокаин спёрли... Он точно не будет этому рад, и я не знаю даже, хорошо или плохо, что его теперь нет — может, Марку только хуже станет: нулевой час, отмена, вся эта жуть...Он замолчал. Ему не хотелось даже представлять себе, какие последствия всё это будет иметь. Джонни посмотрел ему в глаза и понимающе кивнул.— И человек, который хотел всех спасти, в итоге оказывается виноватым... Не переживай, когда-нибудь он поймёт, — он похлопал его по плечу, — но помни — Христа распяли за благие намерения.Между тем они уже подошли к дому Хартмана. Микки постучал в дверь.