часть 2 (1/1)

Скинул я полотенце, достал чистые семейники, под костюм я еще могу надеть хипсы или танги, но спать в них — увольте. Лег, глаза закрыл и где-то на краю сознания какая-то мысль свербит, вроде, как я забыл о чем-то, о чем-то важном. Точно! У меня ж в квартире неучтенное чучело. Я слетел с кровати и выскочил в коридор, включаю бра, а оно себе спит, согнувшись, сидя на банкетке. Я осторожно за руку его тронул, он глазища свои такие густо сине-серые открыл, а в них, знаете, как говорят: «В твоих глазах целый мир», вот и у него то же самое. Я аж головой затряс, чтобы вытряхнуть из нее дурь всякую. А он смотрит так проникновенно, прямо в душу заглядывает и говорит:— Саша, ты можешь мне дать футболку переодеться?Я аж тормознул: откуда он имя мое знает? Мы с ним официально не знакомились, когда ему в травмпункте опрос проводили, я под стеночкой на скамейке сидел и ничего не слышал. А зачем мне? Меньше знаешь, лучше спишь. Дал ему футболку, он отправился в ванную, а я дальше спать.У меня выходные, как у порядочного бухгалтера: суббота–воскресенье, так что организм знает, что спешить на пробежку или в спортзал не нужно, в клуб альпинизма мне после обеда, вот и отсыпается за всю трудовую неделю сразу. И так мне сладко спалось, как никогда, но постепенно в голове какой-то звоночек тревожный стал позвякивать: я обонял запах, совершенно чуждый моей квартире, запах аптеки и тонкий, почти развеянный, приятного мужского парфюма, мне незнакомый. И эти запахи постепенно начали меня из сна вытягивать, тут я уже почувствовал и неудобство в самой моей уютной постельке.Мои руки обнимали чье-то теплое тело, и оно ко мне льнуло, как к родному всем торсом и всеми своими конечностями, обвивая меня, словно плющ, мой нос утыкался в чьи-то шелковистые волосы, которые и пахли аптекой и одеколоном одновременно. Я сначала подумал, что заснул у какой-то подружки, но по мере пробуждения память стала подкидывать картинки вчерашнего дня, тем более что никакой подружки у меня сейчас в наличии не имелось. Я осторожно приподнялся и увидел забинтованную голову чучела на своей подушке. И как это называется?! Я б его на пол спихнул, но он же и так уже покалеченный. Все равно непонятно, чего это он в моей постели делает? У меня тут не ночлежка, если кто не заметил. Не, ну надо ж додуматься до такого — устроиться у меня под боком, на моей подушке и под моим одеялом! Он что, не мог себе другое место поискать? Ну и что, что у меня в квартире моя кровать единственная, мог бы и на банкетке поспать в коридоре, вчера у него это вроде неплохо получалось. Глянул на часы — одиннадцать утра, спать и спать еще, да разве ж я теперь усну?Снял с себя его конечности, вылез из постели и поплелся в ванную, ополоснулся там, а теперь можно пойти перекусить. Я ж не ужинал вчера, и желудок начал требовательно урчать. За завтраком далеко ходить не надо, есть остатки с позавчерашнего юбилея в ресторане. У нас шеф-поваром принято, если хозяева банкета отказываются забирать оставшиеся блюда, раздавать их персоналу. И это ни какие-то остатки с тарелок, нет! Это блюда, оставшиеся невостребованными на кухне. Вот пару дней назад и был такой случай: всем понемногу перепало разной вкуснятины, я свою еще не съел. Заварил чай, вытащил из холодильника всякие салатики, кусок рыбки фаршированной и даже тортик.И тут вплывает на кухню чучело и смотрит на меня преданным собачьим взглядом. Я не говорил, что собак страшно не люблю? Как утром бежишь в парке, обязательно какая-нибудь шавка с лаем норовит на пятки прицепиться.Куда только хозяева смотрят?! Так что на меня такой взгляд не действует, а сам думаю, что он от меня еще хочет?— Доброе утро, Саша.Вот, опять! Заметили? Он снова меня по имени назвал! А сам стоит такой маленький, жалкий, в моей футболке чуть ли ему не до колен, еще и рукава ниже локтей свисают, хотя на мне она сидит, как влитая. Ну да, я ж его выше сантиметров на двадцать пять и раза в два шире.— Спасибо тебе за то, что вчера помог, — продолжил говорить этот гость незваный, который хуже татарина, несмотря на мое молчание, да и еще гляделками своими сине-серыми меня сверлит.— Да ладно, не за что, — небрежно машу рукой, — ну так ты уходишь уже?Что за мимика у человека — на лице сразу вселенская обида, как будто я выгоняю его из дома зимой, босиком и на мороз?— У меня ключей от квартиры нет, а родители на даче.— А да, ты говорил вроде вчера, ну так там, не знаю, друзья, соседи… Или еще лучше, к родителям съезди, ключи возьми.Я уже стал вполоборота и салат себе накладываю в тарелку, только б не видеть этих глаз, но все равно впечатление, что они на мне огненные узоры выписывают.— Мне на работу к четырем, я просто не успею вернуться.— А с друзьями что? — скептически спрашиваю я. — Ты же у них можешь перекантоваться или они тоже уехали на дачу?Бросаю быстрый взгляд на него и по нахмуренным бровкам понимаю, что ему мое предложение не нравится.— У меня нет друзей, — отвечает, отворачивая голову.— С чего это? — не верю я, хотя сам их наличием похвастаться не могу.— Так получилось, поссорились.— Не надо было их вообще заводить, — резюмирую я.— Но как же, — удивляется он, — разве можно без друзей?— Запросто, — отвечаю я, нарезая хлеб.— Это не правильно, — убежденно говорит он, — друзья нужны.— И где ж они, когда так тебе нужны?— Они просто меня не поняли, но пройдет немного времени и все будет в порядке.Я хмыкаю и достаю еще одну тарелку и вилку, киваю на стол:— Наворачивай давай.После завтрака он просит снять бинт и посмотреть, нет ли на затылке открытой раны. Раны нет, только шишка. Даю ему полотенце и он идет мыть голову, а я тяжко вздыхая, иду застилать постель, а потом на балкон чистить его рубашку и джинсы. Какое счастье, что накануне не было дождя!Он, наконец, собран, одет в свое, волосы высушены, и вполне, по моему мнению, готов покинуть мои пенаты, но не тут-то было. Помните, я вам о тараканах говорил, это тот самый случай. Начинает снова заглядывать мне в глаза и предлагать:— Саш, а ты не мог бы пойти со мной на то место, ключи поискать?Смотрю удивленно, как-то не представляю себя носом в землю, ищущим ключи, как собака-ищейка:— Думаю, ты и сам управишься, ты ж место помнишь, где на тебя напали.— Ну пожалуйста, Саша, — начинает канючить он, но я тверд как кремень и машу рукой в сторону входной двери.И тут он знаете, что делает? Открывает свой говорливый рот и начинает петь. Да-да, вы не ослышались, именно петь что-то из популярного, по-моему, Валерия Меладзе, причем сразу на всю громкость, ну или мне так кажется из-за маленького помещения. Я стою, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, не могу сказать ни слова, по коже морозные мурашки, волоски на руках дыбом. Я восхищен, я млею, душа моя улетела в неведомые дали. Он прекращает петь, я указываю ему на дверь, он начинал петь снова, только теперь уже на английском. Я завороженно смотрю на него, вроде как даже не дышу, не знаю, ничего не знаю и не замечаю. Он замолкает, я трясу головой и снова машу рукой, чтобы уходил, но он смотрит на меня проникновенным взглядом и просит:— Саш, ну, пожалуйста. Ты же ничем не занят, в выходные по утрам ты не бегаешь, а клуб только после обеда.Я тяжело вздыхаю и согласно киваю головой, говорить еще не могу. Откуда он обо мне столько знает? У них что, в подъезде висит моя биография или он за вчера узнал всю подноготную всех сотрудников? Так я в анкете свой досуг не описывал. Встаю и иду переодеваться. Наверное, нужно было пойти в ванную, но я по привычке прямо в комнате стягиваю с себя семейники и надеваю хипсы и светло-голубые джинсы, дизайнерски порванные не только спереди, но и сзади, натягиваю обычную черную футболку, которая облегает как вторая кожа и поворачиваюсь к чучелу. Он в ступоре смотрит на меня широко-распахнутыми глазами, щеки полыхают, уши тоже, на лице странное выражение, я бы сказал, такое бывает у человека, когда ему привалит неожиданное счастье, но такого же не может быть, значит, толкую как зависть, ведь ему никогда не иметь такого тела, как у меня, гены подкачали, все в голос ушли. Я внутренне усмехаясь, прохожу мимо и иду к двери, надеваю легкие кроссовки и смотрю, как он шнурует туфли. Я мысленно закатываю глаза: туфли и джинсы вместе, такое может носить только чучело. Выхожу за дверь и жду, он выходит следом, щеки все еще горят, внимательно смотрю на него, он бледнеет. Может вчерашний ушиб не так безопасен, как сказал врач? Пожимаю плечами и спускаюсь.Не спеша идем к месту вчерашнего происшествия. Чучело, вздыхая, говорит:— Мне нужно родителям позвонить, а мобильник вчера отняли, ты не мог бы дать свой? Я не буду долго говорить.Молча протягиваю телефон, что уж теперь: он спал в моей постели, ел на моей кухне, ходил в моей футболке, теперь будет говорить по моей мобиле, это такая мелочь на фоне остального.Говорит он и вправду недолго: кратко рассказывает, как великолепно прошел его первый рабочий день, о том, что его избили и обокрали ни слова. Странно, я бы в первую очередь именно об этом поведал родакам, хотя не представляю, чтоб кто-то у меня попытался что-то отнять.Мы уже на месте и начинаем искать, редкий народ, проходя мимо, подозрительно косится. Как ни странно, но после двадцатиминутных поисков, мы находим ключи в пыли под дорожным ограждением. Я протягиваю их чучелу, и он с неохотой берет, умоляюще глядя на меня:— Спасибо, Саш, а ты не мог бы проводить меня?Я высоко поднимаю брови в ответ. И тут начинается:— Саш, ну пожалуйста, я же был у тебя, давай теперь ты ко мне придешь.— Это еще зачем?— А вдруг мне плохо по дороге станет?Я фыркаю с недоверием, а он, сглотнув, начинает что? Правильно, петь. Горланит прямо на всю улицу. Я застываю каменной статуей, не вижу, что рядом проходят люди, а на дороге проезжают машины, я слушаю. Прихожу в себя только тогда, когда проходящий мимо мужик сует ему в руки сотку. Он замолкает, и я отмерзаю:— Пошли.Мы идем той же дорогой, только немного дальше. Поднимаемся на третий этаж, заходим в квартиру, он начинает мяться и краснеть:— Подожди минутку, пожалуйста, в зале.Я киваю, он бежит в комнату и закрывает за собой дверь, у него что, там бюстгальтеры раскиданы? Пожимаю плечами и иду следом. Нагло открываю дверь и вхожу. Он стоит, застигнутый на месте преступления с фотографиями в руках, сдирал их со стен, но не успел. Я осматриваюсь: на всех фотках я: в костюме, выходящий из дома или заходящий в него, в шортах, в парке на пробежке и так далее, моя жизнь, по крайней мере, за последние три года. На стене, кроме фоток грамоты, в которых награждается Баренцев Руслан Игоревич. Что ж, теперь я знаю имя моего чучела — Руслан. Внутри меня рушится какая-то ледяная стена, что-то горячее проходит до самых кончиков пальцев, по пути отогревая сердце. Я подхожу ближе, забираю фотки из его рук и привлекаю его к себе, он вздыхает и крепко обнимает меня в ответ. Я глажу его по голове, путаясь в шелковых прядках и нащупываю шишку, ласково касаюсь ее пальцами, а потом беру его за подбородок и поднимаю голову. Он смотрит на меня, в сине-серых глазах стоят слезы, я тону в этих омутах, уплываю. Наклоняюсь и нежно целую каждый глаз, он всхлипывает и вцепляется в меня крепче.Я пробую на вкус его губы, он неистово начинает целовать меня в ответ. Внутри меня что-то кружится и поднимается, правда, поднимается не только внутри. Я углубляю поцелуй, исследуя его рот, прихватываю зубами язычок, втягиваю, посасывая, его к себе. Не замечая когда, но я раздел его и успел раздеться сам. Вылизываю нежную кожу шеи, чуть прикусывая ее, он тихо стонет на каждое мое движение, поднимаюсь к уху и ввинчиваюсь языком в маленькую раковину. Руслан вскрикивает и вцепляется ногтями в мои предплечья. Я аккуратно опускаю его на диван, целую грудь, облизываю и прикусываю по очереди соски, провожу влажную дорожку до пупка и дую на нее, его член дергается, я сжимаю его рукой, в ответ он кричит мое имя, разводит в стороны ноги и лепечет:— Там, там посмотри, в столе.С трудом отрываюсь от него и иду к столу искать подсобные средства, лопаясь от нетерпения. Нахожу лубрикант и презервативы и с подозрением смотрю на Руслана, он краснеет и бормочет:— До тебя никого.Я хмыкаю, у меня тоже никогда не было парня, но опыт анального секса есть благодаря одной девчонке. Она так панически боялась забеременеть, что нормального секса у нас с ней не было ни разу, только в анал.Я смазываю пальцы и начинаю аккуратно растягивать Руслана, постепенно он привыкает, а когда я затрагиваю нужный бугорок, протяжно стонет и начинает извиваться на постели, стараясь насадиться поглубже. Я целую внутреннюю сторону его бедер, иногда задевая губами основание ствола и мошонку. Он кричит что-то невнятное и тянет меня на себя. Натягиваю презик и обильно смазываю подергивающийся член, осторожно тыкаюсь в растянутую дырочку. Руслан замирает, я тяжело дышу, с трудом сдерживаясь, чтобы не ворваться полностью в эту горячую тесноту. Как только он чуть двигает бедрами, я не выдерживаю и вхожу до конца. Как он меня обхватывает, с ума сойти! И я схожу, яростно вбиваясь в него, постепенно Руслан начинает мне подмахивать, наши тела и души сливаются воедино, они поют от невыносимого, крышесносного наслаждения, теперь я понимаю, что такое дуэт.А я еще считал, что у него никогда не будет такого тела, как у меня, а вот и есть — я сам со всеми прилегающими.Как странно, я нашел свою любовь — мое чучело, моего Руслана, мою поющую сирену.