Не изменяя надежде. Хонорат (1/1)

Хонорат разбудил холод.Долгая лунная ночь еще не кончилась. Далеко за краем гор небо посветлело, в землянке, где Хонорат с матерью и братом устроились на ночлег, тьма понемногу рассеивалась. Если случайно проснуться в полночь, невозможно разглядеть собственную руку, даже поднеся ее к глазам, сейчас же Хонорат, помахав перед лицом ладонью, увидела очертания пальцев. И еще пар, идущий изо рта?— настолько морозным был воздух.Хонорат завозилась, натягивая на себя тряпичное одеяльце, от которого, правда, было мало толку. В итоге она несколько раз нечаянно пихнула Зибура. Брат проснулся сразу, не захныкав, как дикий зверек. Хонорат увидела, что в темноте блестят его глазенки и предупредительно выставила руку. Зибур был младше Хонорат, не говорил, но был силен, сильнее ее, и способен быстро разозлиться. Вот и сейчас он замахнулся ручонкой, свирепо сверкая глазами. Но Хонорат была наготове?— она оттолкнула мальчика и предупредила громким шепотом:—?Вздумаешь щипаться?— выпихну на снег.Зибур зло оскалился, но драться не решился?— знал, что сестра выполнит свою угрозу. Попятился, собираясь снова подползти к матери под бок и доспать остаток ночи. В это время раздался отчаянный крик. Зибур и Хонорат разом вздрогнули, и, забыв распри, прижались друг к другу.Крик повторился, страшный, протяжный, рвущий за душу. Зибур сморщился, намереваясь зареветь. Хонорат быстро прикрыла ему рот ладошкой, чтобы брат не разбудил мать.—?Тихо!Зибур подвывал, укусил сестру за ладонь, сучил ногами, но в полный голос все же не заплакал. Однако мать проснулась, проснулась от третьего вопля.—?Хонорат! —?мать резко села, увидев, что с детьми все в порядке, успокоилась. Но крики снова повторились и теперь уже не прекращались, повторяясь через каждые несколько секунд. Одновременно послышались гортанные низкие голоса, говорящие на непонятном языке, звук хлопающих крыльев?— и Хонорат сжалась, готовясь ощутить подзатыльник или удар током от холодной шестипалой ладони. Мать шикнула на детей и тоже затаила дыхание.Но крылатые господа к их землянке не пошли. Голоса и крики стали удаляться и наконец смолкли где-то в стороне центральной скалы. Тогда мать перевела дух.—?Руту потащили, проклятые,?— прошептала она, гладя жесткой рукой Хонорат по голове. —?Бедняжка ты моя, бедняжка. Что будет, ой, не дай Земля дожить,?— и заплакала. Хонорат тоже начала всхлипывать, и мать, видя это, постаралась успокоиться.—?Ну что ты, что,?— она убрала прядь волос, свесившихся девочке на лицо. —?Разве ты не помнишь, такое уже бывало?— дней пять или шесть назад. Спи, далеко еще до рассвета.Хонорат съежилась под боком у матери, рядом посапывал уснувший Зибур. Девочка пыталась вспомнить, правда ли несколько дней назад она уже просыпалась от таких криков. Полгода?— большой срок, когда тебе от роду всего-то пять лет. Или шесть?— Хонорат не знала точно. Иногда она путала кошмары с явью, иногда вспоминала невероятно светлый и яркий сон?— равнина, длинный пологий берег, огромные волны, набегающие на песок, вокруг люди?— такие высокие, что приходится задирать голову, чтобы увидеть их лица, и она, Хонорат, ковыляет по зеленой траве, спускаясь к воде, а какой-то человек, непохожий на мать, с волосами на лице, вдруг подхватывает ее на руки и подбрасывает вверх?— к самому солнцу. Хонорат как-то пробовала допытываться у матери, сон это или нет, но та только разрыдалась, прижимая дочь к себе?— и ответа Хонорат так и не получила.Мать вообще часто плакала. Женщины, которых знала Хонорат, делились на два типа?— одни проливали горькие слезы по любому поводу, другие?— их было значительно меньше?— вели себя чересчур спокойно. Даже от боли не кричали. И о детях своих не заботились, не любили их, в отличие от матери Хонорат. Та, хоть и покрикивала на Зибура, иногда прижимала его к себе и ласкала, а увидев, что на нее смотрит Хонорат, говорила, будто извиняясь:—?Ведь сынок он мне, Хонорат. Я его родила, не кто-нибудь.Зибур тогда тоже будто чувствовал себя виноватым?— отводил глаза и тер шею, по сторонам которой у него виднелись два багровых отпечатка. Хонорат иногда думала, что брат очень даже смышлен и не разговаривает просто из вредности.Девочка зевнула. Несмотря на мороз, на голод, ей все же хотелось спать.—?Почему ты не дашь ей умереть?Будь эта фраза произнесена голосом, она бы эхом отразилась от стен и потолка башни. Но слова, сказанные цветовым языком, в лучшем случае отсвечивали в зеркале.В каменной комнате не было зеркал. Шерн, только поднявшийся по ступенькам из подвала, увидел лоб своего сородича случайно. Он даже не был уверен, что вопрос был задан ему, а не просто в пустоту, но сердито ответил:—?Их надо учить. Она должна смириться и рожать нам рабов.—?Она не смирится,?— лоб собеседника мерцал серыми оттенками, только ими, не мелькал ни один цветной тон?— и нельзя было понять, какие эмоции испытывал говорящий. —?Ты зря тратишь время и силу рук. Отпускать ее нельзя, да и бессмысленно?— ее убьют свои же.—?Пусть убивают, что нам за дело до их возни,?— ответ светился синеватыми раздраженными тонами.—?Похоже, что тебе есть дело, Граний. Иначе бы ты не преследовал людей так ожесточенно.—?Тебе, похоже, тоже есть дело,?— Граний раскинул черные крылья и вперился в лоб собеседника всеми четырьмя широко распахнутыми глазами. —?Не знал я, что храбрый воин может так измениться из-за какой-то суки.—?Просто я уважаю доблесть, даже если тебе это кажется глупостью и упрямством.—?Я не об этом отродье, что валяется в подвале. Я о той рыжей суке, что ты приволок с собой из-за моря и нянчишься с ней, как с дитем.—?Мой каприз, как мыслящего существа и вершины творения природы,?— оранжевые скаркастические нотки мелькнули в ответном мерцании. —?Я могу себе позволить?—?Можешь, что угодно можешь. Только и я могу тебе высказать свое отношение. Люди должны знать свое место, а щенок этой суки, например, все время болтается без толку, ты разрешаешь ему не работать. Или это плен тебя так изменил?Собеседник, который все это время стоял, опершись о колонну, слегка пошевелился, плотнее запахиваясь в крылья, как в плащ.—?Не думаю. Просто я лучше тебя знаю, что такое унижение, боль и потери.—?Не выпячивай своих потерь, Авий,?— лоб Грания светился ненавидяще?— узкой зеленой полосой среди разливающегося алого моря гнева. —?Думаешь, ты один пострадал? Посмотри в окно! Видишь земли за краем гор? Это был наш край, вся Луна была наша?— и откуда-то на наши головы свалились эти псы и расплодились хуже насекомых! Ты забыл войну?—?Я в эту войну потерял родителей и нареченную. Ты родом с гор и…—?Мой брат,?— у Грания вместе с обычными цветными словами вырвалось шипение. —?Мой брат, который вместе со мной в первых рядах защищал этот город. Да, у него были странные идеи и мы с ним не ладили, но когда его у меня на глазах застрелил своей огненной стрелой тот долговязый пес, это был перелом! Именно тогда я понял, что ничего! Никогда! Им не прощу! Что кожу с них со всех заживо содрать будет мало!Граний замолчал, будто выпустив разом из легких весь воздух. Устало промерцал:—?Пусть ублюдок этой рыжей суки на глаза мне не попадается.—?Не попадется,?— заверил Авий вслух, потому что Граний уже отвернулся. И вздохнул?— слишком у многих мальчишка путается под ногами, но не запрешь же в комнате такого шустрого детеныша. Надо придумать, чем бы его занять…Хонорат проснулась снова уже настоящим утром?— когда в их землянку затек ручеек талой снеговой воды. Девочка быстро вскочила. Она и так чувствовала себя ужасно неопрятной, и перепачкаться в жидкой грязи ей совсем не хотелось. Зибур завозился и заныл, не желая просыпаться. Мать уже встала и ушла куда-то?— Хонорат с тоской подумала, что до завтрака еще очень далеко. Было светло, но сыро и холодно, а еду приносили только поздним утром, по подсохшим тропинкам. Тогда же можно будет и искупаться в озере, если, конечно, крылатые господа не заставят ее выполнять какую-либо работу.Крылатыми господами их звали выворотни. Когда приносили еду, когда отдавали приказания?— вот, мол, это вам от крылатых господ, суки. Или: крылатые господа распорядились… Хонорат тоже называла так про себя этих существ?— уж очень жутко ей было произнести даже мысленно слово, в котором соединялись шипящий звук злобы, яростное рычание, холодный высокомерный прононс, напоминающий о боли, страхе, гибели. Это коротенькое слово ш-е-р-н…Хотя они тоже были разными. Если Хонорат попадалась на глаза господину Гранию, он обязательно отправлял ее таскать тяжелые ведра с водой или отмывать котлы (не надо думать, что, работая на кухне, можно было перекусить объедками?— в свою пищу шерны добавляли такое количество специй, что от нее тошнило даже очень голодного человека). Но некоторые другие шерны проходили мимо Хонорат, видимо, считая ее слишком маленькой и слабой. Тогда она получала в свое распоряжение несколько часов свободы?— можно было гулять по котловине, только близко к крылатым господам и выворотням не подходить, купаться в горном озере, играть с другими ребятишками.Хотя с компанией ей, конечно, не везло. Девочек, кроме нее, было всего две?— и обе старше дней на десять, так что их практически всегда угоняли на работу с самого утра. Мальчики же были вроде Зибура?— младше ее, хоть рослые и сильные, вредные и глуповатые, затевали драки на ровном месте. Они ведь были не настоящие люди, как говорили женщины. Неужели все мальчишки такие?Хонорат вспомнила мальчика, с которым познакомилась вчера, и ей стало чуточку веселей. Он казался не злобным, правда, общался с ней с некоторой опаской. Но потом они разговорились, он рассказывал интересные, хоть и непонятные вещи. Получалось, он жил не в женской общине, а в городе на скале, куда Хонорат попадала только, когда ее загоняли на работу. А еще он был симпатичный. Может, он и сегодня придет?Хонорат с тоской вспомнила, какая же она грязная, со спутанными волосами, в измявшейся за ночь одежде. Нет, пусть лучше он появится попозже.Зибур окончательно проснулся и заорал. Он был голоден. Хонорат попробовала сунуть ему свернутую тряпку, в которую когда-то был завернут сухарь?— но мальчик выплюнул эту импровизированную соску и пнул сестру ногой. Хонорат отпихнула его и вылезла из землянки.—?Опять драка? —?послышался голос матери. Та подходила, неловко ступая по скользкой мокрой тропинке, придерживая одной ладонью живот, а другую протягивая Хонорат. У девочки екнуло сердце?— мать вернулась не с пустыми руками, ура, они что-то съедят до завтрака!—?Что это? —?спросила Хонорат в нетерпении.—?Хлеба немного Дзита дала, добрая душа,?— пояснила мать, оглядываясь. —?Пойдем в землянку.—?Дала,?— послышался сзади голос тетки Дзиты?— а затем из-за скального обломка появилась и она сама?— худая, черноволосая женщина с сухим и злым лицом. —?Дала, Марела, потому что ты опять на сносях, для тебя и для девочки. На ублюдка нелюдского не смей делить.Марела остановилась.—?Что ты, Дзита… он же не виноват, он ребенок, мне жаль его…—?Виноват, не виноват?— проклятое шерново отродье, пусть шерны о нем и заботятся. Они нас много жалели? Руту вон с утра опять потащили.—?Она же только скинула.—?Она и этого скинет,?— тетка Дзита усмехнулась так, что Хонорат стало нехорошо и резко расхотелось есть. —?У нее характер, у Руты. Будет с высоты прыгать или в живот себя колоть. После того, как ее поймали беременной и у нее мальчик родился…—?А что с ним стало? —?вмешалась Хонорат. Женщины обернулись в ее сторону, спохватившись, что вели разговоры не для детских ушей.Марела погладила дочь по голове.—?Ничего, ничего страшного, детка. Сейчас поедим, скоро солнышко припекать начнет, и согреешься. Все хорошо будет. Вон, видишь, за той горою сияние Земли Благословенной, если молиться светлой звезде, все легче.—?Зачем ты… —?начала Дзита, и голос ее сорвался. переведя дух, она продолжала:?— Зачем ребенка обманывать, Марела? Не будет лучше, молись не молись. У нас нет надежды. У нас нет будущего. Здесь мы сдохнем, и никуда не сбежишь, свои же живьем в землю закопают.—?Не надо,?— сказала Марела. —?Вырастет, успеет узнать. А сейчас не надо, Дзита.Из землянки, держась за стенку и окончательно вымазавшись, нетвердыми шажками выбрался Зибур и ткнулся матери в колени. Марела вытерла подолом замурзанную мордашку сына, виновато оглянувшись на Дзиту, разломила кусок хлеба на три части?— большие протянула детям, меньший взяла себе. Дзита спорить не стала, но сплюнула, и, выразив тем самым свое мнение по поводу кормежки выворотня, побрела прочь по тропинке. А дальше Хонорат размышлять было некогда, потому что она была голодна.Хлеб исчез мгновенно, быстрей, чем тает поутру снег. Облизывая пальцы, Хонорат увидела вдали на дороге несколько черных фигур. Крылатые господа сочли, что уже достаточно тепло для работы.Начинался новый долгий лунный день.