Глава 2 (1/1)
Даяна смотрит на сына. Пятилетний малыш спит крепко и безмятежно, и у нее душа болит от мысли, через что этому ангелу придется пройти.Не так она представляла жизнь в Берне. Выходила замуж за швейцарца юной украинской девушкой, с гордо поднятой головой и уверенностью, что вдали от родной Знаменки все наконец-то наладится. Но, как выяснилось, не важно, украинка ты или коренная швейцарка, красавица или дурнушка, умнейшая из умнейших или тупа, как пробка?— никто не застрахован от разбитых надежд. Она слишком многое ждала от своего мужа, но он оказался ничем не лучше знаменских мужиков. Как и швейцарских, немецких, итальянских и прочих?— мужики везде одинаковые, теперь-то она это понимает.Даяна смотрит на сына и клянется самой себе, что сделает все, чтобы он вырос достойным человеком. Не изменщиком и пофигистом, как его папаша, а порядочным, серьезным, слов на ветер не бросающим.Даяне скоро тридцать, но на личной жизни она ставит крест, желая целиком и полностью посвятить себя ребенку.*** Первый их сеанс был, мягко говоря, не очень, и второй оказывается немногим лучше. На простые вопросы Андрей находит сложные ответы, зато тогда, когда нужно о чем-то узнать поподробней, уклоняется от них.—?В прошлом году я поменял фамилию.—?Вам не нравилась старая?—?Ну, как сказать не нравилась… Нормальная фамилия, как у многих.—?Как у многих, говорите? Значит ли это, что, меняя ее, вы хотели доказать другим или самому себе, что чем-то от них отличаетесь?С минуту Андрей разглядывает Дункана молча, а затем со смехом откидывается на спинку стула.?— Какие же вы, психолухи, дотошные ребята?— везде и всюду ищете подвох.—?В этом и заключается моя работа?— выявлять проблему и находить способы ее решения,?— чеканит Дункан с непроницаемым лицом. —?Если что-то имеете против, зачем во второй раз приходите на сеанс к, как вы выразились, психолуху?Он не понимает этого парня. У него в голове сто миллионов тараканов, во взгляде?— печаль и обреченность, в анамнезе?— одиночество и непонимание, что делать с самим собой. Де Мур готов ему помочь, но как это сделать, если человек не дает понять, что с ним? Дункан к нему и так, и эдак, а он ему в ответ?— психолух…—?Я не хотел вас обидеть,?— Андрею становится стыдно за свои слова. Он ведь ничего плохого не имел в виду, но его не так поняли. Снова. —?Вы, на самом деле, хороший специалист. Просто до вас в моей жизни было столько именно психолухов, что это слово само с языка срывается.—?Иногда стоит задумываться над тем, что говоришь, чтобы ненароком не сделать больно.Андрей неопределенно пожимает плечами, мысленно дав себе подзатыльник. Ему недавно исполнилось двадцать три?— не ребенок уже и даже не подросток, пора бы научиться держать язык за зубами. Получается не очень, да и, глядя на тех, кто его окружает, Андрей видит в этом все меньше смысла.Зачем беречь чью-то нежную психику, если его собственную никто никогда не берег?—?В детстве меня ругали за то, что я слишком тихо говорю,?— рассказывает Хайат. —?Сейчас я говорю громче, но все все равно недовольны. Помню, когда устроился на работу, коллега под конец первой рабочей недели заявила, что не нужно с ней так разговаривать. А я таращился и не вдуплял, что случилось. Слова грубого ей не сказал, ничего плохого в виду не имел, но тон показался ей раздраженным. И ведь пока носом меня не ткнешь, я не пойму, что что-то не так…Дункан вспоминает Луку. Хэнни грубиян еще тот: в молодости был более менее терпимым, но с годами становится все хуже и хуже. Всем стремится доказать, что он?— лучший, он?— лидер, и нет в этом мире человека достойнее. Когда-то Дункан искал ему оправдания, а сейчас понимает?— он просто говнюк.Луку Дункану не жаль.А вот Андрея?— да.Наверное, это неправильно?— жалеть своих пациентов. Дункан никогда не жалел, рассматривая их как живой банкомат. Кто бы что ни говорил, тот, у кого есть деньги, гораздо счастливее тех, кто вынужден добывать их всеми правдами и неправдами. Еда, одежда, развлечения, лекарства, тот же де Мур с его высокими ценами?— счастье на деньги не купишь, но поспособствуешь его получению. У Хайата нет ни денег, ни поддержки, ни здоровой психики; если бы не Лука с его интригами, он никогда бы сюда не попал, и в Дункане просыпается… гуманизм? Давно похеренная клятва Гиппократа? Или память о тех временах, когда он сам был в похожей ситуации?—?Время вышло,?— говорит Дункан, глядя на часы. —?Завтра продолжим.—?Хорошо,?— кивает Андрей.Рабочий день подошел к концу, поэтому собираются они вместе. Хайат топчется на пороге, делая вид, что что-то ищет в рюкзаке, а на самом деле?— ждет. Ждет, пока Дункан выключит компьютер, разложит по полкам свои бумаги, достанет пальто…—?Девичья фамилия вашей матери?— Лоуренс,?— выпаливает он как на духу.Дункан замирает, стоя спиной к Андрею и сжимая в руке пальто. К чему это было сказано? Кроме того, девичью фамилию его матери знает только Лука, и…—?Вы когда-то любили петь,?— продолжает Хайат,?— и считали, что вашим главным хитом станет ?Аркада?.А вот это, нахрен, не знал никто.По коже Дункана проходит холодок, а в животе узлом скручивается беспокойство. Он медленно поворачивается, шокированно глядя на Андрея, и спрашивает:—?Как ты узнал? Лука Хэнни…—?Лука Хэнни здесь ни при чем,?— перебивает Хайат. —?Он ничего не знает. А я?— знаю.—?Откуда?! —?едва ли не рычит Дункан и в два шага преодолевает разделявшее их расстояние. —?Я никому и никогда не рассказывал об ?Аркаде?. Черт побери, да большинство моих знакомых уверены, что я выучился на психотерапевта, потому что хотел помогать людям, а не потому, что вовремя снял розовые очки, отказался от глупой мечты и выбрал первое попавшееся направление?— хвала богам, удачно!Хорошие психотерапевты так перед пациентами не срываются, но Дункану сейчас откровенно похуй. ?Аркада? родилась в его голове и там же благополучно сдохла, и когда спустя двенадцать лет какой-то левый человек достает ее труп из могилы, он не может сдержаться.—?Если отвечу честно, вы сочтете меня сумасшедшим,?— то ли Хайат камикадзе, каких поискать, то ли ему просто терять нечего, но де Мура он не боится. Хотя в гневе он настолько страшен, что даже у Луки локаторы поджимаются.—?А если не ответишь, сумасшедшим я сочту самого себя,?— цедит Дункан. —?Рассказывай давай.