Часть 15 (2/2)

?Обернись?.

Нет. Ни за что на свете.

Чья-то тёплая рука ложится на плечо, крепко, до боли сжав его, заставляя инстинктивно обернуться – и тут же вздрогнуть от лицезрения воплотившихся наяву ночных кошмаров.

Все собрались здесь, порождения давно забытой в лабиринтах прошлого чистой совести: Артур, всё в той же запачканной кровью рубашке, смотрит с укором. Людвиг, меланхолично вертящий в руках стеклянные песочные часы, в которых песок почти уже весь перетёк в нижний отсек. Ле Хоа*, устало опирающаяся на сломанное некогда весло, в разорванной военной форме, сквозь дыры которой видны страшные волдыри ожогов. Вук Мишич, с отчаянным и отчаявшимся взглядом, в чьих волосах застряли орлиные перья и на чьей груди остались шрамы от безжалостных птичьих когтей. И Иван, закутанный в алое полотнище флага, словно в саван, и оттого кажущийся огненным мазком в стылом жемчужно-белом тумане.

- Альфред… - белёсый пар вырывается из их губ, с лёгким свистом согласно произносящих его имя.

В их отрешённых взглядах пылает ледяной, мёртвый огонь, заставляющий Джонса застыть на месте, дрожа от нахлынувшего первобытного ужаса перед неведомым. Что-то одинаковое мерещится в выражениях лиц, и он понимал, - им всем смерть давно уже спела свою звучащую колоколом песнь, схватив своими тонкими бледными пальцами трепещущие алые сердца – и превратив в прах. И не раз, и не два, - они все не понаслышке знали, каково это – восстать из пепла, снова и снова ускользая из холодных объятий забвения. Они больше не боялись.

А он – он боялся.

?Почему? Почему всё вышло так? Где я свернул не туда?? - эта мысль судорожно мечется в опустошённой голове Альфреда, перед тем как Иван, улыбнувшись, легонько, совсем легонько толкает его в разверзшуюся пропасть.

… Печальный хруст упавших стеклянных часов под подошвой сапога Людвига.Чей-то тихий вздох, эхом прокатившийся над равниной.Едва слышное журчание слёз, медленно скатывающихся и капающих на грудь.Шорох листьев на Унтер ден Линден и ропот могучего Дуная.Кружащий голову пряный влажный запах неистовых тропических джунглей.Весёлый треск огня, жадно пожирающий кроваво-красный с золотом флаг.Ледяная полупесня-полуплач, нашёптываемая смертью на ухо.И жар, жар от прикосновения холодных пальцев Ивана, волной прокатившийся по телу и изгоняющий липкий страх падения.

… Пробуждение было похоже на глоток воздуха после того, как удалось выбраться из болота. Но это был не свежий воздух, а застоявшийся и неподвижный, густой, как кисель, и отдающий болотной затхлостью, гнилыми испарениями, но всё же это был воздух, а не убийственный ядовитый смрад. Альфред рванулся, не осознавая куда, захрипел, шумно вдыхая, шаря вытянутой рукой перед собой...

Из болотного тумана медленно проступают контуры чьей-то фигуры, и Альфред знает, кто это. Гайавата.** Высокий, смуглый индеец с орлиными чертами лица. Это ответ на вопрос Альфреда ?Где я свернул не туда?? Индеец не видит его, он медленно идёт, осторожно ступая по лохматым кочкам, вглядываясь в туман. Где-то очень далеко звучит печальная песня.- Помоги… - шепчет Альфред в последнем усилии, но понимает, что это бесполезно. Его шёпот никто не слышит, а кричать не получается. Да и не обязан индеец помогать ему.

Его неудержимо тянет вниз, в руках остаются комья земли и раскисшие травинки, над головой смыкается чёрная зловонная жижа, из лёгких вырываются последние пузырьки воздуха, грудь и горло стискивает болью и страхом.

Тьма. ***… Просыпаться от собственного крика – отвратительно, но так привычно. Альфред дёрнулся, со свистом дыша, задел за что-то рукой и понял, что не земля и мокрая скользкая трава у него под пальцами, а плотная жаккардовая ткань обивки дивана, а он сам - дома, заснул в гостиной. Через секунду разглядел мерцание экрана телевизора, мелькающие кадры, размытую в полумраке мебель. Вспомнил сон, повторяющийся уже несколько месяцев, – и вдруг в отчаянии, в тревоге, в тоске, сродни которой угрызения совести, изо всех сил колотя кулаком диванную подушку, завыл, завопил тоскливо и безнадёжно.

- Что значит ?пропал?? – со зловещим спокойствием вопросил шеф.

- Нас опередили. Видимо, его куда-то увезли, но как, когда и кто это сделал – отследить не удалось. Куда – тем более. Наши люди не смогли даже засечь, как он выходил.- Бараны! – презрительно констатировал шеф, нечеловеческим усилием проглотив большой комок чудовищных ругательств. – Увели у вас из-под носа, и вы так просто мне об этом сообщаете! Хватит следить, от этого толку хрен! Нас всё время опережают, как я погляжу. На шаг, а то и на два. Ну и какой мне от вас толк тогда, скажите на милость? Вы что прикажете – всех российских федералов купить или всех вас поувольнять к чёртовой бабушке?

Отвечать, мол, что первое, что второе попробуй учинить – дрянь получится, - было явно лишним. Потому докладчик молчал и смотрел перед собой.-Скройся с глаз, - посоветовал шеф. Дважды просить было явно не нужно.Едва за незадачливым докладчиком закрылась дверь, шеф повернулся вправо:- Ну, Смит, что скажете?

- Это явный прокол, - сдержанно сообщил Смит.- Чтобы хуже не сказать… Вот что. Где бы сейчас этот говнюк ни находился, рано или поздно всё равно проявится. Что пресса, что разного рода гиены вроде SAAII**** его в покое не оставят. Эти-то уже на связь вышли, так что в скором времени обязательно нанесут ему визит.

- И что вы предлагаете?

- Вы и сами могли бы догадаться, Смит. Вы – лицо непубличное. В Югославии были. Так что выдавать себя за бывшего солдата вам даже не придётся.

- Вы предлагаете отправиться в Россию?- Совершенно верно.

Эдвард Сноуден с интересом и замешательством осматривал комнату, где ему предстояло жить два дня. В доме России – и впрямь очень похожем на те самые дворянские усадьбы, - ему выделили комнату на втором этаже. Два больших окна выходили в сад, который сейчас нельзя было рассмотреть как следует из-за темноты. Довольно просторное помещение было обставлено массивной резной мебелью тёмного дерева, стены не оклеены обоями, а выкрашены в цвет спаржи. Затейливая лепнина на стенах и высоком потолке была ослепительно выбелена, явно старинный паркет, натёртый до блеска, прикрывал ковёр с восточными узорами, двустворчатую входную дверь из морёного дуба украшали медные вставки… Вся эта обстановка словно дышала надёжностью, добротной роскошью, солидностью. И чисто, ни пылинки, кровать застелена свежим до хруста бельём. В воздухе витал едва уловимый запах полироли и лимона.

- Располагайся и спускайся вниз ужинать, - напутствовал его Иван. – Дверь в ванную видишь?- Вижу.- До ужина полчаса.Принять, наконец, нормальный душ после практически спартанских условий капсульного отеля было невообразимо приятно. Приведя себя в порядок и переодевшись, Эдвард разложил вещи по ящикам комода, ноутбук – с большой осторожностью – в ящик стола, запирающийся на ключ. Ящик запер, но ключ прятать не стал – доверие за доверие. Мол, это моё, но я надеюсь на вашу честность и полагаю, что вы не станете копаться здесь без моего ведома. Хотя, наверное, Ивану и копаться не нужно – в его распоряжении всегда нужная информация, учитывая, кто он такой…Проходя по длинному коридору и спускаясь по широким ступеням в холл, он уже внимательнее, чем в первый раз, рассматривал обстановку. Та же добротная роскошь господствовала везде. В архитектуре Эдвард не очень-то разбирался, но на его дилетантский взгляд это был явный классицизм, причём, век XVIII, не меньше. Он раньше и не представлял себе, как можно жить в такой обстановке – получается же, что живёшь в музее. Однако дом России не казался холодным и безжизненным музеем, а предметы обихода – в том числе и мебель – экспонатами, с которых позволительно только смахивать пыль специальной метёлочкой, а пользоваться – ни-ни.

Ужинали на просторной веранде, выходящей в сад. За столом трепался без умолку ещё один обитатель дома – рослый и атлетически сложенный альбинос по имени Гилберт Байльдшмидт. Увидев его в первую минуту своего водворения в доме, Эдвард по ряду внешних признаков предположил, что это тоже не совсем человек, а страна, и оказался прав: Иван представил Гилберта как Пруссию. Сноуден знал, что Пруссии как государства не существует со времён окончания войны, но вслух об этом говорить не стал. Если Иван до сих пор называет его Пруссией, значит, на то есть причины. А Гилберт, скорее всего, Калининград.

- Ну что, товарищ Сноуден, значит, теперь ты у нас русский, пусть и временно, - веселился за столом Гилберт. – Ничего, привыкнешь, не так страшен чёрт, как его малютки. Введём тебя в курс дела, и будешь чувствовать себя почти как дома. Ну там, выдадим валенки, ушанку, балалайку…- Медведя, - подсказал Эдвард, невольно усмехнувшись.- Э, нет, - возразил Иван с хитрой улыбкой, - персонального медведя – только после вступления в партию.

- А, я понял: мне нужно выучить ?Кодекс строителя коммунизма?? – продемонстрировал Сноуден свои познания.- И сдать нормы ГТО.- Это что такое?- А потом сюрприз будет…В общем, ужин проходил в непринуждённой обстановке, и за это Эдвард был очень благодарен: постоянное напряжение, в котором он находился несколько месяцев, его порядком вымотало, - очевидно, и его опекуны это понимали, потому и не говорили с ним за столом о проблемах.

После обильной горячей еды и чая с пирогом Эдвард понял, что засыпает на ходу. А его, как нарочно, разбирало любопытство.

- Почему вы решили привести меня именно сюда, а не куда-то ещё?

- Например, в бронированный бункер на Лубянке? – подсказал Иван. – Ну, во-первых, здесь куда удобнее, чем в бункере, а во-вторых, найти тебя здесь привычным способом невозможно.- Привычным способом… вы хотите сказать – невозможно найти этот дом в принципе?______________________* Вьетнам (работа Gast28 "Большой Брат". Воспоминания Вьетнам".** Так как у индейского народа нет канонного героя в Хеталии, автор нагло воспользовался плодами чужого творчества и взял имя для персонажа из поэмы Генри Лонгфелло ?Песнь о Гайавате?.*** Сон Альфреда описан при огромной помощи товарища Gast28.**** Sam Adams Associates for Integrity in Intelligence (SAAII). ?Ассоциация Сэма Адамса за честность в разведке?.