Интро (1/1)

Радиоведущие рассказывали глупые шутки, застенчиво смеялись, словно флиртовали ?на микрофон?. Любого эти подростковые глупости уже разозлили бы, вынудив сменить станцию, но только не владельца шикарного черного BMW, который ждал, пока ребята в студии отсмеются и объявят, кто же оказался на вершине их музыкального рейтинга. Он мог и не ждать, и не поражаться молча тому, насколько убогим бывает юморок у ведущих на радио, но ему нужно было услышать заветную фразу, которую он за последние пару месяцев слышал едва ли не каждый день:—?Что ж, а теперь самое главное, самое важное, самое-самое место в нашем хит-параде?— первое! И завоевал его не кто иной, как Рихард Круспе со своей группой…—?Emigrate,?— с удовлетворением завершил фразу темноволосый мужчина и прищурился, испытывая невероятное чувство гордости.Кончик пальца коснулся крохотного рычажка на руле, чуть приподнимая его, и громкость песни, пущенной на канале, увеличилась. Владелец автомобиля сощурился, ощутив прилив внутренних сил и самолюбия, и растворился в громкой мощной музыке, которую написал сам.Он неторопливо и плавно скользил в потоке попуток, почти не следя за знаками, которые успел выучить наизусть?— слишком часто двигался по этому маршруту. Ему оставалось только поглядывать на саму дорогу и на светофоры, число которых в последнее время как-то увеличилось. Кажется, из-за того, что теперь этот участок дороги считался аварийным. Впрочем, какая разница? Главное?— не пополнить статистику и не влететь на штраф. Неприятная все-таки вещь, даже если денег у тебя столько, что хватить на нарушение одного и того же правила каждый день до самой глубокой старости.Двадцатисемилетний Рихард Цвен Круспе связал свою жизнь с музыкой, когда ему было всего четырнадцать. Тогда ему посчастливилось в весьма сомнительной компании попасть на крупнейший рок-фестиваль Европы. В ту пору Рихард особо не увлекался музыкой, отдавая предпочтение учебе, но, побывав на мероприятии такого масштаба, парень словно прозрел: он понял, где его место. Он смотрел на трясущих длинными патлами гитаристов, на вокалистов, разбивающих микрофонами лбы, на огонь на сцене, на концертные костюмы исполнителей, на ловко бегающие по грифам и клавишам пальцы и напряженные мускулы барабанщиков, слышал голоса, заставившие его сердце трепыхаться в груди, и понимал: это его. Это для него. Он хочет сюда. Он хочет стать музыкантом.Год спустя Рихард, почти забросивший учебу, достиг таких успехов в игре на акустической гитаре, что его мать, закрыв глаза на отвратительные оценки и на мнение нового мужа, с которым, надо сказать, у Рихарда никак не складывалось общение, подарила ему электрогитару. Ни с того ни с сего. И Рихарда это распалило еще сильнее. Он грезил мыслью о том, что однажды у него получится оказаться на той самой сцене, которую он увидел в четырнадцать.Рихарду, как и всякому музыканту, не удалось избежать депрессии, творческих терзаний, недовольства собой, самобичевания. Но он терпел это, потому что знал: рано или поздно его тяжкий труд и адские усилия принесут свои плоды. Так и произошло.Вот уже полтора месяца с момента выхода третьего альбома Рихарда в свет первое место в чартах было занято либо этим самым альбомом, либо лучшими песнями из него. Группа в составе пяти человек уже прославилась на всю Европу, и теперь Рихард, упиваясь славой, готовился к своему первому серьезному туру.Рихарду нравилось слышать свое имя. О нем говорили везде. На радио, на улицах, на телеканалах. С ухмылкой он читал комментарии подписчиц под своей очередной фотографией в Инстаграме: вот одна по достоинству оценивает его физическое состояние; вторая спрашивает, когда выйдет новый клип; третья (таких Рихард втихомолку называл умалишенными) уже пишет, что хочет от молодого мужчины как минимум двоих детей. Но отвечать на многие из этих комментариев Рихард просто не видел смысла. Он просто читал, порой даже не все. Отвечать?— удел менеджеров.Рихард мягко надавил на педаль газа, элегантно придерживая руль одной рукой, и почти сразу притормозил. В такие пробки он попадал нечасто и терпеть их не мог. Но о каком недовольстве может идти речь, когда твое имя звучит на всех радиостанциях и телеканалах?Кажется, кто-то говорил, что рок мертв. Или убит. Или умирает. То есть, в любом случае, эпоха рока близится к завершению, сейчас, мол, наступила эра хип-хопа. Рихард же так не считал и убеждался в своей правоте, любуясь названием своего коллектива на первых строках известнейших чартов. Он не играл классический олдскульный рок, конечно, но альтернативный метал был смыслом его жизни, и исполнять его было великолепно. А самое главное?— люди принимали его музыку, и даже целевая аудитория исполнителей типа Леди Гага или Дуа Липа была в полном восторге от его творений. Для Круспе, как для истинного металлиста, это имело большое значение, о чем он неоднократно говорил в своих многочисленных интервью.Рука Рихарда потянулась к соседнему сидению, тонкие пальцы ловко вытянули из небольшой упаковки сигарету и приставили ее к губам, жадно потянувшимся к фильтру. Зажигалкой, появившейся из кармана спортивных брюк, мужчина опалил кончик сигареты, и втянул ноздрями почти мгновенно заструившийся вверх дым. Раздался шумный неторопливый вдох, за ним последовал едва слышный выдох, и клубы дыма рассеялись в воздухе. Рихард цокнул языком, осознав, что забыл об одной важной вещи, и опустил тонированное стекло, чтобы в салоне не воняло сигаретами.Стоило Круспе закрыть глаза на пару минут, тут же откуда-то сзади коротко просигналили, и он понял, что пробка начинает рассасываться. Не размыкая век, он выбросил сигарету в окно, выдохнул последний дым, подождал немного, пока салон заполнит аромат дождя с улицы, и лишь после этого, лениво взглянув на движущиеся впереди машины, сам тронулся с места. Спешку на дороге, тем более в такую погоду, Рихард не любил.Спустя пятнадцать минут езды по оживленному городу Рихард припарковался около небольшого здания, служившего его группе репетиционной базой. Он знал, что приехал не вовремя, что опоздал минимум на полчаса, что все уже нервничают и злятся… но это все было так незначительно в сравнении с тем блаженством, которое он испытывал, подставляя лицо теплым каплям дождя, вдыхая аромат озона и потягиваясь после длительного нахождения в водительском кресле. Круспе, проведя рукой по влажным черным волосам, встрепав их, закрыл машину и направился наверх, на второй этаж, где его ожидали товарищи по музыкальному делу.Рихард хотел, чтобы предстоящий тур прошел безупречно. Иначе и быть не могло. Первый тур?— как его можно испортить? Рихарду уже снилось, словно он вместе со своими музыкантами выступает перед огромной толпой народа на открытой площадке, словно люди поют его песни вместе с ним, словно все его любят и искренне им восхищаются. И ничто не мешает их успеху. Его успеху.—?Круспе! —?раздалось со стороны, занимаемой бас-гитаристкой. Высокая тонкая девушка возмущенно взглянула на негласного лидера группы, который округлил глаза и неловко улыбнулся: он надеялся остаться незамеченным, хотя и понимал, что это невозможно. —?Снова ты…—?Снова я! Поразительно, а ведь у вас мог бы быть другой вокалист! А тут снова я! —?Рихард всплеснул руками. —?Пробки, ничего не поделаешь.Сбросив куртку на диван, Рихард поприветствовал рукопожатиями всех участников группы и, наконец, добрался до своего инструмента, который кто-то заботливо подключил к колонке. Девушка, встретившая его, бросила в его сторону взгляд с легкой ноткой презрения. Она терпеть не могла, когда кто-то опаздывал. И Рихард ее прекрасно понимал. Но что поделать?— пробки.Рихард, разыгрываясь, окидывал взглядом свою команду. Все эти люди были своего рода эмигрантами. В том числе и он сам. Два года Рихард жил в Америке, куда бежал от гнетущей его атмосферы родной Германии. Правда, потом вернулся: одолела тоска по родине. Бас-гитаристка, которую он повстречал в Штатах, была эмигранткой из Франции; Марго Босье родилась в Марселе, и, когда ей было три года, родители приняли решение навсегда покинуть Европу. Самый старший участник группы, Арно Жиро, который без проблем играл и на ритм-гитаре, и на бас-гитаре, и на клавишных, тоже был родом из Франции, он уехал оттуда сам: не устраивала экономическая политика государства. Финн Микко?— первоклассный барабанщик?— жил в Штатах три года. Никто так и не понял, бежал он туда или просто переехал. Сам Микко не давал однозначного ответа на этот вопрос: в родной Финляндии его устраивало буквально все, но зачем-то ему понадобилось бежать в Америку. А по какой именно причине?— не знал никто. Саша, соотечественник Круспе, которому досталась роль клавишника, с одиннадцати лет рос в небольшом городке в штате Висконсин; встреча с Рихардом стала настоящей случайностью. В Нью-Йорк Саша приехал, чтобы стать участником какой-то жутко крутой олимпиады. Однако, как и Рихард, он правильно расставил приоритеты. Фраза Рихарда о том, что он нуждается в клавишнике, заставила парня позабыть об олимпиаде и в тот же вечер уехать вместе с этим странным черноволосым молодым человеком куда-то на место репетиции. Спустя полгода после встречи Круспе с Сашей коллективу было присвоено название Emigrate, а его участники перебрались на родину его основателя. Тогда и началась их общая история.Репетиции группы с каждым днем становились все более продуктивными, но вместе с тем и выматывающими. Арно и Микко, работая до изнеможения, мотивировали и остальных играть до мозолей на пальцах и хрипа в голосе (правда, это не касалось пения Рихарда, поскольку все понимали, что срывать голос перед первым туром парню нельзя ни при каких обстоятельствах), и это нравилось Рихарду. Он нуждался в таких людях, которые пинали бы остальных и его самого в том числе. Особенно Рихарда вдохновлял Микко, который работал так усердно, что после репетиций ему приходилось в прямом смысле выжимать майку и принимать душ. Всякий раз Круспе с восхищением глядел на этого финна и поражался его упорству и целеустремленности.Рихард приучил своих ребят репетировать до самого вечера. Только после семи часов музыканты имели право расходиться, но всегда два-три человека оставались на месте, чтобы отключить всю аппаратуру и немного обсудить прошедшую репетицию.—?Арно,?— легкая широкая ладонь Круспе легла на плечо француза, который сегодня остался с вокалистом, чтобы немного помочь,?— известно что-нибудь о костюмах?—?Нет пока,?— мужчина пожал плечами. —?Может, завтра Якоб что-нибудь выяснит… Я тоже начинаю нервничать. До тура всего четыре месяца, а о концертной одежде никто ничего не знает.—?Вот черт,?— выдохнул Круспе. —?Неизвестность пугает. Как думаешь, что нас ждет?—?О чем ты? —?Арно сел на диван и широко раскинул руки на спинке.—?Я о признании. Об успехе. —?Круспе опустился рядом, почти смущенно сводя коленки вместе и потирая их саднящими пальцами левой руки. —?Я боюсь того, что не справлюсь. Я знаю, что и как должен делать, но есть страх того, что в определенный момент я не смогу собраться и сделать все так, чтобы публика поняла, что я… что мы собой представляем. Не хочу ударить в грязь лицом. Ведь все зависит от меня!Француз коротко вздохнул и приобнял друга, как делал всегда, когда того одолевали сомнения и страхи.—?Рих, я столько раз говорил… если ты сумел собрать нас, если ты сумел написать такую музыку, если ты сумел написать свои тексты и спеть их, если ты сумел вывести нас в мировые лидеры, значит, ты способен на многое. Может, не на все. Но то, что ты сейчас назвал, точно под силу тебе. Я уверен, ты справишься. У тебя есть мы, помни об этом. У тебя есть я, и я всегда поддержу тебя. У нас все получится. Ты потрясающий фронтмен, и я не сомневаюсь в тебе ни на йоту. Кроме того, это не первые наши выступления.—?Ну, ты сравнил, конечно! —?внезапно рассмеялся Круспе, вспомнив пару первых их концертов в занюханных и зассанных со всех сторон берлинских клубах, и почувствовал, как напряжение отступает, а дышать становится легче.Арно, который был старше Рихарда на четырнадцать лет, был очень чутким и тонким психологом. Он точно знал, что чувствует Рихард в тот или иной момент, знал, когда можно над ним подшутить, а когда лучше заткнуться и просто обнять. Арно умел общаться с Рихардом, Арно любил Круспе и старался помочь ему справиться с внутренними противоречиями и бесконечной болью, которая уже никак не могла уйти?— она стала частью гитариста. Но облегчить ее было реально, и Жиро не имел с этим проблем.—?В нашем автобусе кондиционер хоть будет?—?Разумеется,?— кивнул француз. —?А еще холодильник и мини-бар. Только пообещай мне не надираться в хлам каждый вечер.—?Ты же знаешь, что я не переношу алкоголь в больших количествах. Да и вообще… не оклемаюсь просто до следующего концерта.Рихард вздохнул. Хоть с Арно и было проще всего, молодой мужчина все равно чувствовал, что между ними есть некий барьер. И так со всеми. И это отвратительно. Рихард никому не мог открыться, никому не мог довериться. Арно знал обо всех подробностях жизни Круспе: о том, как тот сбегал из дома от отчима, о том, как тот на первые же заработанные деньги улетел в США, о том, как тот пытался вскрывать вены от отчаяния, о том, как тот влюбился в девушку так сильно, как любить просто нельзя, о том, как искал ей замену, но ни одна не могла дать чего-то того особенного, что было у нее, о том, как Рихард думал о суициде еще и из-за несчастной любви. Арно был в курсе всего. Но открыть тайну ему?— это одно. А открыться перед близким человеком, которого любишь, который любит,?— это совсем по-другому, думал Рихард. Только вот открываться было некому. Барьеры были со всеми, но с Арно он был тоньше всего, и сквозь эту невидимую стену Круспе иногда почти физически ощущал, как Жиро пытается коснуться его израненной души. Иногда получалось, иногда?— нет. Но даже за попытки Рихард был благодарен.Впрочем, у душевных терзаний были и свои плюсы. Вернее, один?— вдохновение. Рихард писал усиленно и с особой одержимостью именно тогда, когда находился в отчаянии, когда погружался в самую страшную депрессию, когда переживал самые жуткие тревожные атаки. Только одну песню он написал, когда ему было безумно хорошо впервые за три месяца. Песня простая, с легким текстом, светлая и добрая. Песня о влюбленности и великолепии некоего человека.Хотя, конечно, перед глазами у Круспе все еще стояло лицо той до помутнения рассудка красивой, убийственно прекрасной женщины, которая свела его с ума и причинила самую дикую боль. Рихард уже не любил ее, наверное, даже ненавидел за все то, что она сделала, но воспоминания о полугоде с ней просто не отпускали. Арно говорил, пройдет. Рихард надеялся, но не знал, случится это или же он до конца жизни будет одинок из-за одной лишь бессердечной твари.День Рихард закончил дома, представляя, как завтра он включит уже другую радиостанцию и снова услышит свое имя, а потом приедет на студию, отрепетирует вместе с ребятами, поговорит с продюсером насчет концертных костюмов и райдера… В общем, дел у парня было по горло, и для того, чтобы со всем этим справиться, стоило лечь рано, что Рихард и сделал, устроившись в кровати, согласно расписанию, в десять вечера и уснув буквально через несколько минут.***Круспе, облаченный лишь в мягкие домашние штаны, потягиваясь, неторопливо продвинулся к большому окну в гостиной и раздвинул шторы, впуская в комнату яркие лучи рассветного солнца, наполнившие помещение нежно-оранжевым цветом. Озаренный светом, он стоял с закрытыми глазами, упираясь бедрами в подоконник, и легко разминал пальцы. Несколько минут он неподвижно созерцал город, солнце и небо, затем, с наслаждением зевнув, почесал затылок и отправился в ванную.Утро молодого музыканта начиналось неторопливо, но весьма продуктивно. Мужчина имел время на правильный легкий завтрак: салатик, чашка кофе, тост и парочка крекеров. Он не торопился, ел размеренно, тщательно прожевывая пищу и наслаждаясь вкусом каждого кусочка. Горячий латте без сахара уже давно перестал обжигать язык, а вкус сигареты, которую Круспе по привычке выкуривал после кофе, смягчал дискомфорт. Рихард выдыхал дым, не щурясь. Он курил с пятнадцати лет и привык смотреть на мир сквозь режущую глаза белесую пелену.За завтраком следовала короткая разминка. Рихард занимался лечебной гимнастикой: остеохондроз ему диагностировали, когда он был подростком, правда, тогда было не до лечения. Не было ни времени, ни денег. Сейчас было и то, и другое, и он мог себе позволить позаботиться о своем здоровье.А после разминки Рихард сразу же приступал к работе. Музыка стала не просто его увлечением, хобби (как же сильно Круспе не любил это слово в немецком языке!), постепенно она превратилась в его официальную работу. Сотрудничество с лейблом, куча договоров и разнообразнейших бумажек, целая иерархическая лестница из людей, которые связывали его с авторскими правами на музыку, турами и теми же концертными костюмами. И, чтобы не лишиться этой самой работы, Круспе приходилось трудиться. Это не было наказанием, конечно. Это была работа его мечты. Но иногда из-за официальной стороны хотелось забросить все к чертовой матери и творить самостоятельно. Однако отказаться от денег, выплачиваемых лейблом… Короче говоря, вариантов особо не было.Два часа упорной и выматывающей игры на гитаре. Рихард разминал руки, вспоминал простенькие пьески, которые учил, будучи подростком, играл и переигрывал придуманные им самим соло, старательно бил по струнам медиатором, четко и ровно проигрывая ритм-партии, которые в некоторых песнях исполнял сам. Круспе, будучи человеком изобретательным, сам придумал одну штуку, которая помогала ему и играть, и поддерживать себя в форме: чтобы выдержать ритм и темп, он закреплял на ребрах датчики, фиксирующие частоту его сердцебиения, отжимался несколько раз и, дожидаясь, пока пульс станет соответствовать темпу песни, начинал играть. И, таким образом, никакой метроном не требовался.И каждые два часа с утра, каждая репетиция оканчивались для Рихарда одним и тем же: ему необходимо было посидеть несколько минут в полной тишине, чтобы немного восстановить слух. Молодой музыкант обожал громкость, ему нужно было чувствовать вибрацию в груди и гул в ушах, он должен был физически ощущать то, что играет. Но всякий раз за это счастье он платил маленькую дань?— крохотный кусочек своего слуха. Конечно, в Бетховена к сорока годам он не превратился бы, но уже в свои двадцать семь парень признавал, что слегка глуховат. Музыку он слышал идеально, обладал удивительнейшим и тончайшим музыкальным слухом, но порой разобрать то, что его говорили коллеги или звонящие по телефону люди, было весьма и весьма тяжело. Не слышал. Или же не разбирал, что, впрочем, тоже было показателем не такого уж замечательного физического слуха.После утренних занятий Рихард выходил на пробежку. Полчаса на свежем (ну, относительно, конечно, потому что ни в одном районе Берлина не могло быть идеально чистого деревенского кислорода без примесей аммиака и всевозможных неприятных оксидов) воздухе, приятная усталость в мышцах и, как следствие, полное отсутствие всякого рода сонливости. По возвращении домой?— прием душа, и только после этого Рихард был полностью готов ехать на репетицию.И этот день прошел по его идеальному расписанию. Рихард, вернувшись с пробежки, помылся, привел себя в порядок, подготовившись к выходу в свет, собрал все самое необходимое и выдвинулся в путь, по дороге на студию желая снова послушать радио. Естественно, не просто так, а с определенной целью.Рихард привычно вел автомобиль в сторону родной студии, следя за сообщениями, сменяющимися на экране мобильника, закрепленного на панели. Арно строчил ему о том, что вопрос с концертными костюмами вот-вот будет решен. Мелькнуло сообщение от продюсера?— шведа Якоба Хельнера. Круспе не читал, отложил на потом. Важнее сейчас было найти неплохую радиостанцию. И вот, зазвучали голоса дикторов. Рихард попал на объявление аж шестого места, поэтому решил все же прочитать сообщения, в которых, собственно, как оказалось, ничего особо важного и не было. Просто информация о том, что все его ждут. Раздражало, по-настоящему раздражало то, что с приближением тура обстановка становилась все более напряженной. Но поделать с этим ничего не могли. А тут еще от Якоба с неделю назад пришла весточка, мол, в тур Emigrate поедут не в одиночку, а с каким-нибудь малоизвестным музыкантом, который, скорее всего, будет выступать на разогреве. Рихард отреагировал бурно поначалу, но потом смирился. В конце концов, ему от этого ни холодно ни жарко. Лишь бы его концерт прошел великолепно.Но вот Рихард услышал, что объявили второе место, и в желудке что-то приятно потеплело в предвкушении. Отыграла легенькая песенка, и Рихард, ощутив прилив возбуждения, приготовился привычно произнести название своей группы. Он потерся спиной о кресло, притормозил на светофоре (о, эти полминуты, на которые он непременно попадал именно на этом участке дороги) и сделал радио погромче.—?Пора объявить первое место! И сегодня его занимает совершенно внезапно ворвавшийся в музыкальную индустрию молодой исполнитель, чьи песни уже звучат со всех сторон.Круспе улыбнулся уголком рта, немного не понимая, почему же на этот раз они так тянут.—?На первое, самое главное место врывается с треком ?Где нас нет? Redundant, музыка которого, уверяем, покорит вас, потому что это первый за почти два месяца исполнитель, которому удалось сместить с пьедестала Рихарда Круспе с его проектом Emigrate. Наслаждаемся новым хитом, дорогие слушатели!У Рихарда чуть не отвалились и руки, сжимающие руль, и челюсть, и член. Он сидел с раскрытым ртом, как дурак, пялился на радио и совершенно не обращал внимание на сигналы водителей, стоящих позади него.—?Что за…Что-то безнадежное услышал он в мелодии интро, предложенного исполнителем. Слова на латинском это впечатление только усиливали. И Рихарду уже чуть было не понравилось, как вдруг он услышал бит. Звук, который он ненавидел всем сердцем. Бит в сочетании с речитативом.—?Там, где нас нет, горит невиданный рассвет, где нас нет, море и рубиновый закат, где нас нет, лес, как малахитовый браслет, где нас нет?— на лебединых островах,?— напряженно и надрывно проговаривал некий хип-хоп-исполнитель, которого Круспе возненавидел за несколько мгновений.Молодой, значит?! Внезапно ворвавшийся?! Музыка покорит?! Звучит, значит, со всех сторон?!Круспе судорожно начал переключать радиостанции, и на каждой его тонкий слух различал мерзкий хрипловатый голосок этого ?молодого исполнителя?. Цвен не мог поверить своим ушам. Emigrate не было нигде. А вот чертов блядский рэпер со своими говнопеснями был. Еще как, блять, был!—?Ах ты, блять, малолетнее дерьмо! —?взревел разъяренный и раздосадованный Рихард, и его крепкий кулак впечатался в дисплей проигрывателя, который мигом замолчал.—?Сука! Сука! Сука! В смысле, блять?! Сука! Ебаный малолетний пидорас! Сука! —?истерично вскрикивал Круспе, даже не стараясь смягчиться и смириться с происходящим.Полтора месяца на верхушке рейтинга, а теперь благодаря какому-то гребаному рэперу он, возможно, и не в первой десятке?! Этот сопляк ?внезапно ворвался?, а многолетняя работа Рихарда ничего не стоит?! Этот блядский рэп, который можно в буквальном смысле написать на коленке, получается, лучше, чем все то, что он написал за все эти годы?! Уму непостижимо!Только через несколько минут Рихард пришел в себя и на полной скорости помчался в студию, чтобы с головой погрузиться в работу и забыть псевдоним блядского уебка, который посмел своим дерьморэпом сместить его с первых позиций. Его, Рихарда Цвена Круспе с группой Emigrate!Слово Redundant Рихард запомнил надолго и пообещал себе никогда его не использовать в своих песнях ни при каких обстоятельствах. И вообще не использовать. К черту. К черту это дерьмо, которое его так сильно расстроило.В ту минуту Рихард и представить не мог, как распорядится жизнь. Вернее, лейбл, на котором, как узнает гитарист буквально через полчаса, записываются не только Emigrate, но и этот чертов блядский рэпер, песни которого сегодня оказались на первых местах во всех чартах.