Эрик/ОЖП (Дивергент) (1/1)
Это была самая что ни на есть хладнокровная просчитанная буквально до мелочей зачистка, перемалывающая в сероватую так похожую на дорожную пыль своими стальными зазубренными лопастями сотни человеческих душ, оставляя после себя лишь неприятный горьковатый осадок и постепенно мутнеющие со временем воспоминания. А он в ней один из главных участников, уверенно занявший изъеденный глубокими подкравливающими трещинами пьедестал карающей длани, выносящей смертный приговор, уже даже сбиваясь со счета от их количества, и без лишних колебаний нажимающей на курок.
Но не в этот раз. Его рука все также тверда как и прежде, крепко сжимая гладкий холодный металл пистолета, замершего прямо напротив ее головы, а вот внутри творится полнейший хаос, набирающий обороты и затягивающий куда-то за грань, заставляя с треском разрываться на части: на того, кем он невзирая ни на что обязан быть, - лидер с закаленным железом в груди вместо сердца, где не было и нет места состраданию и лишним сомнениям, и… того, кем захотел стать лишь для нее, - нерушимой гранитной плитой, надежно защищающей от всех опасностей этого мира. Просто нужно сделать один единственно верный выбор. Но какой он этот верный выбор и для кого он таковым является? Медленно скапливающееся напряжение характерным потрескивающим звоном повисает в воздухе, сгущаясь плотным сизым туманом вокруг, и душит, душит, душит наравне с оплетающими шею словно ошейник из прочной колючей проволоки ровными полосами темных татуировок, что, кажется, еще пару мгновений – он действительно начнет задыхаться, наравне с неудобной, но такой привычной формой, на которой выделяется узнаваемый везде знак фракции, знак палача и убийцы, и наравне с оседающим тонкой корочкой инея где-то на подкорке доверчивым взглядом, в котором до сих пор переливается хрустальными бликами нежность и это чертово безграничное понимание.
- Закрой глаза, - возможно, хотя бы так будет проще, или нет, кто знает. Судорожный выдох, сорвавшийся едва уловимым шелестом с ее подрагивающих от страха губ, перед тем, как веки сомкнулись, - и пуля с оглушительным свистом разрезает собой пространство, неожиданно застревая в бетонной стене и пуская тонкую сеточку трещин.
- Поднимайся, - резко дергает ее, все еще напуганную и слегка заторможенную, вверх и несильно встряхивает, заставляя прийти в чувство и чуть ли не с боем вырывая из парализовавшего все тело оцепенения, - Давай же, скорее, - настойчиво тянет за собой, стремительно ведя темными запутанными коридорами, и постоянно оглядывается, - Выйдешь через заднюю дверь так, чтобы никто тебя не увидел. Поняла меня?
Может быть, убить ее несколькими секундами ранее и не обрекать на жизнь в постоянных бегах было бы куда милосерднее. Но одна мысль о том, что она просто дышит, пускай и вдали от него, на корню перечеркивает все остальное. И тем более, когда это он был милосердным, м?