Тень, спрятанная внутри тени (1/1)

—?…и сколько она сможет еще выдержать? Десять? Двадцать? Ты сама знаешь, что результаты и точные цифры в твоих бессмысленных отчетах нужны не мне, а Совету. И ты в курсе о том, что они не станут спрашивать второй раз, а сделают то, что умеют лучше всего…—?Я и так в курсе, о чем ты говоришь, перестань трещать без повода. Тесты были удачными, за один прогон я достигла большего, чем вся Организация за годы, десятилетия работы. И ты станешь попрекать меня в этом? Ответь, мой дорогой подопытный? Холод. Ощущается иглами. Тонкими и острыми, вгоняющих под кожу львиную долю безразличности, новую порцию отказа от эмоций. Сколько уже подобных разговоров всплывало около нее, сколько странных перепалок с переменным выигрышем сторон произошло рядом с ней. Но она даже не может открыть рта, обрамленного такими же ледяными, как эта вода, губами. Тело не в ее власти. Никогда не было. Жар. В ту ночь он пробивал все ее бастионы, все рефлексы были затуплены стеклянной горой шампанского и нежных прикосновений дорогого мужчины. Все держалось на нем, на шоковой терапии его голоса, на болезненно-приятных щекотаний грубоватых пальцев. Он постоянно говорил о том, что не лезет на рожон, что оставил всю работу и просто пытается наслаждаться жизнью вне всей этой бессмысленной беготни. Только новый полет, только новая страна и новые люди. Но вот любовь… Здесь дело обстояло куда сложнее. Пот. Соленый. Как то море, которое ласкало ее розовую кожу и обрамляло солнечными ваннами, пока плечистый мужчина продолжал бесконечные погружения в едва заметную бездну. Мечтал найти что-то ценное, подарок той, которая продолжала верно ждать его, смеясь от холодных капель, смахнутых с крепкого тела. Она запомнила свою первую ночь с ним надолго. Настолько, насколько смогла. Насколько ей позволили. Все эти взрывы энергии, неугасающий напор и вопиющий триумф, который сопутствовал каждому движению этого молодого и жаркого француза. Сколько прошло времени? Бесконечность? Или только два жалких часа? С этим человеком все тянулось так тягуче-медленно. И ей это очень нравилось. Лишь прошептать его имя и все станет как прежде… Всего-лишь… Прошептать…—?Жерар… —?схватившись за пронзенную кинжалом грудь, Амели открыла глаза, сдерживая гримасу боли и ненависти к собственной слабости. Подобные сны стали накатывать на ее голову все чаще и чаще, давая трещины в безупречной доселе броне апатии и скуки. Снова чувствует себя настоящей? Какого черта? Но, взглянув на сопящую и накрытую сразу несколькими одеялами англичанку, холодная девушка смахнула волосы со лба, сама давая себе ответ. Нельзя так сильно надеяться на тупые инстинкты, берущие все жилы и кровь под контроль. Ее кожа останется ледяной, а мысли?— трезвыми. Да, определенно так и будет… Коснувшись длинными паучьими пальцами скомканной подушки на их огромном сдвинутом диване, Лакруа с нескрываемым недовольством медленно поднялась с кровати, надеясь не разбудить подруг. Не хватало новой порции разговоров о жизни и прочей женской чуши, покрытой пылью отторжения и паутиной невнимательности. Хватит с нее. Даже летней ночью паркет на первом этаже был таким же холодным, как и зимой, но благо, эта тихая и скрытная особа не страдала чувствительностью к перепадам температур. Хоть какой-то плюс во всей этой нестабильной жижи в собственных висках. Не суть, нужно просто найти их соседку, привезенную под покровом ночи и золотистой полоски рассвета на территорию Академии, чтобы убедиться в том, что все… Хорошо? Нужно ли лишний раз беспокоиться об этом? ?Как здесь может быть что-то хорошее. Сейчас именно то время, когда плохие события фигурируют во всех наших жизнях. И почему-то одно влияет на другое. Мне не нравится эта странная и ниоткуда взявшаяся связь. Черт-черт-черт!??— понимая, что гнев?— тоже эмоция, француженка мягко коснулась дрожащего и осунувшегося плеча блондинки, сидящей за столом вдали ото всех. Судя по отсутствию какой-либо реакции, Циглер уже услышала, как ее подруга проснулась и пыталась узнать, что случилось. Продолжая стоять за ее спиной, Лакруа просто молчала, не зная, с чего начать. С этим у нее всегда были проблемы?— открыть рот и попытаться что-то выдавить из груди. Будто бы ее этому учили, мать твою!—?Тебе нужно поспать,?— все, что прошептала студентка, уставившись черными глазами в покрытый мраком пол. Швейцарка, стиснув переносицу в слабых пальцах, помотала головой, подкрепляя свой ответ горькой ухмылкой:—?Я была в больнице… Сколько? Три месяца? Четыре?—?Четыре месяца и восемь дней,?— произнесла в пустоту Амели, едва сдерживая звериный оскал от таких четких временных рамок. Никто не просил ее запоминать это, никто. Так что же происходит?—?Именно. Поверь, я уже вдоволь належалась и выспалась. Сейчас мне хочется просто… Побыть здесь и знать, что я не в палате и что… —?проведя ногтем по ее тонкой шее, ледяная королева повела густой бровью:—?Да. Ты больше не в палате. И ты больше не одна. Снова здесь, снова с нами в этом богом забытом домике, в котором ремонт делали… Лет тридцать назад? Но ты здесь, это правда,?— шмыгнув носом, Циглер молчаливо согласилась, пытаясь будто смахнуть с бледного лица паутину. Все было совсем не так просто. Они простояли так еще несколько минут, пока солнечный свет не стал проникать все наглее и наглее прямиком из-под ставень, разбивая всю атмосферу таинственности и интима. Нужно ли было это?—?Те же подушки, те же одеяла, та же посуда и те же люди… Все абсолютно также, как и до моего отъезда. Даже краска на скамьях все та же. Раскидистый дуб, тропинки и улыбка Лены. Озабоченность правилами Сатьи и твое холодное безразличие… Нет, все, кроме последнего. Ничего не изменилось. Только вот… Я здесь, а он?— там. И я та, кто обрек его на такое существование. Заставила жить, дала все, что только потребовалось, каждую частичку себя, но… Имела ли я право на это. Могла ли быть такой эгоистичной? Теперь я снова со своими подругами, а Гэндзи… Гэндзи останется таким же, каким он очнулся?— брошенным и уничтоженным, морально и физически. Ты ведь знаешь, что с ним, не так ли? —?положив острый подбородок на золотистый затылок, француженка видела перед глазами тот обугленный кусок мяса, что не мог разговаривать без чужой помощи. Того недочеловека, пытавшегося свыкнуться с новым остатком собственного Я, сгоревшего вместе со старым домом. Все было настолько тщетно, настолько безвыходно, что… Внезапное сострадание к этому зализанному красавцу пропитало и ее, стремясь вырваться из хрупкой фигуры Ангелы на волю. Нет, слишком густо, слишком темно и густо… Эта трясина… Ужасна. И она не могла не нырнуть в нее:—?Да, слышала от докторов. Безумие заразно, ты ведь это знаешь? Не уверена, что тебе стоит находиться сейчас с Шимада, ведь он… —?стирая соленые дорожки со своего лица, блондинка истерично хмыкнула:—?Именно. С ним больше невозможно быть рядом, он больше не тот человек, которого я знала. В его глазах сейчас только ярость, боль и унижение, охватывающее не только палату, но и весь проклятый этаж. Это невыносимо… Поэтому я не могу уснуть. В глубине души… —?погружая исхудавшую подругу в объятья, Амели с толикой нефальшивой грусти поняла:—?Ты рада, что больше не видишь его… ТАКИМ. Зарываясь в прохладу ее кожи, Циглер задыхалась от слез и всхлипов, пытаясь хоть как-то подавить их в этом новом дне, раскинувшем свои крылья навстречу солнцу. Что же ей остается?—?Знаю-знаю, бежать от проблемы и закрывать на нее глаза?— не лучшее решение, никогда не было лучшим, но… Сотворив нечто ужасное в лице нового Гэндзи, я просто… Не знаю, что мне делать дальше. Вся моя жизнь погрязла в одном моменте?— в том, в котором он ненавидит меня, хочет избавиться, отринуть и просто попытаться смириться с нескончаемой болью, которую ему принесла я. Я, понимаешь? Та, которая больше всего на свете любит его и та, которой он доверил все свои секреты, все тайны собственной жизни… Я предала его, скажи? —?повернувшись к спящей без задних ног Лене, Лакруа с горечью развернула девушку к себе, впиваясь уставшими глазами в эти голубые блюдца:—?Ты никому и ничего не обязана, понимаешь? Многие могут твердить: ?только вперед, давай, ну же, не сдавайся!?, но пошли их к черту, ясно? В жизни есть битвы, которые не стоят потраченных в них усилий. Различать эти старания и разделять их?— вот что самое сложное во взрослой жизни. Результат иногда не так важен, просто пойми. Важна сама суть пути к нему, а если ты осознаешь несоизмеримость жертв, принесенных ради этого самого результата?— не бойся сдаться, найти новый путь и следовать по нему. Ты рискнула своей жизнью, чтобы вернуть ЕГО к нам. Ты сама знаешь, что любишь и что это слово значит. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться, чтобы переживать из-за любимого человека. Ты сама?— просто человек, это ведь так просто осознать, разве нет? Стремления спасти Гэндзи?— акт совсем не эгоизма, не самовлюбленности и извращенной человеческой собственности. Ты?— герой, черт подери, будущий медик, врач, способный спасти жизнь, а? Что ты сделала в этот раз? Просто ответь мне, прошепчи, проскули, проплачь на ухо. Только не молчи. Ну же, Ангела Циглер… Уткнувшись в ее ключицу, швейцарка старалась дышать, чувствуя боль во всех своих шрамах, оставленных несколькими операциями. Теми самыми, после которых парень смог проснуться и жить дальше. Она сделала то, что смогла…—?Спасла его жизнь… Как делают все врачи… Как делали мои родители… Кивнув, Амели занесла ее золотистые волосы назад, сомкнув лицо в ладонях. Голос никогда так не дрожал, даже при самодовольном признании Окстон в такой далекой Бразилии. Что же это такое?—?Именно. Точно так, как это делают все врачи. Он может погрязнуть в собственных мыслях, стать настоящим безумцем, но это?— не твоя вина. Никогда не будет твоей виной, потому что ты сделала правильный выбор. Тяжелый, но правильный. Никто в этом домике не станет винить тебя в этом, ты знаешь. Потому что мы… Друзья. Настоящие,?— собираясь вернуться на диван, француженка услышала тихий шепот:—?На все новые протезы, которые ему поставят, нужна была просто непомерная сумма. Я не уверена, что хоть у кого-нибудь в этой части Лос-Анджелеса есть СТОЛЬКО. Но… Остановившись, словно вкопанная, холодная особа с искривившимся лицом прохрипела, чувствуя кровь в своей глотке:—?Что ?но?? —?Ангела, проходя мимо, взглянула на подругу, не замечая всех тех безумных гримас злобы и отчаяния:—?Пришли деньги от анонимного доброжелателя. Очень много денег, Амели.—?С ними было хоть какое-то пояснение? Записка? Хоть что-нибудь? —?от усталости и разбитости Циглер проигнорировала странную озабоченность, поведя подбородком:—?Только пожелание… На испанском, если не ошибаюсь. Я узнавала у одного врача, он мигрант из Бадахоса. Там сказано что-то про Гэндзи и… Тень, если не ошибаюсь. А что? —?схватив швейцарку за хилую руку, Лакруа прошипела, походя на дикую кошку:—?Не смей принимать эти деньги и уж точно использовать, поняла? Просто пообещай… —?но блондинка, нахмурившись от боли, постаралась вырвать конечность из цепкой лапки паука, шепча:—?Я не могу распоряжаться ими, они просто перешли на новый счет Гэндзи. После случившегося контакты с Шимада были утеряны, даже банк прикрыл все операции… —?понимая, что может в порыве неконтролируемой злости и нахлынувшего страха может сломать руку дорогому ей человеку, француженка смирилась, кивая в золотистой линии рассвета:—?Понятно. Извини за случившееся. Сейчас все на нервах. Не говори Лене, что я так остро отреагировала, ладно? Надеюсь, что все будет хорошо. Постарайся уснуть,?— сама того не осознавая, она повернула голову к соседнему домику, где уже давно спала всем известная особа, отличающаяся любовью к подобным сюрпризам. ?Тень, да? Ты даже не пытаешься скрыться, чертова соплячка, продолжаешь лезть на рожон. Тень… Как же это слово звучит на твоем проклятом родном языке, дерзкая сука…?—??Sombra?, а? —?лишь услышала Циглер чувствуя на своих ребрах ледяную ладонь обнявшей ее Амели. Да, определенно в этом месте было все точно таким же. За исключением пары приятных и местами странных моментов.