Часть 8 (1/2)

- О, какие дамы нынче гуляют одни по ночам, - знакомый бас, к которому добавилась гнусавость из-за разбитого (а может сломанного) носа, - За мной бежишь, кудрявенькая?

- Катись к чёрту, Уолкер, - мясник отпил из фляги и обогнал Джейн, преграждая дорогу.

- У-у, какие мы нелюбезные, - нарочито обиженно протянул он, - Мисс лондонская шлюшка, а в ваших трусиках также кудряво, как на голове?

Рука Уотсон взметнулась вверх, назначая жгучую пощечину обидчику.

- Ты напросилась, чёртова сука!

Глаза Джейн расширились, когда мужчина с силой схватил её за руку, пытаясь заломать её, но она вырвалась и побежала от них

- Ловите эту гадину.

“Ловите жидовку!”.

Далеко она не убежала - Рой, которому меньше всего досталось от Джека, ухватил её за развевающиеся волосы и с силой рванул назад.

Жгущая тупая боль отдалась сильным раскатом по всей голове, а потом и по спине, вышибая воздух из легких, когда она упала назад. Рой оттащил её с дороги, пока Джейн пыталась прийти в себя.

“Грязная жидовка”.

Она начала задыхаться, когда Уолкер забивал её рот и лицо листьями с обочины, чтобы приглушить крики девушки. Навалившись всем весом, он распластался на ней, одной рукой нашаривая у неё под юбкой.

И тут у неё началась паника. Джейн забрыкалась, выгибаясь всем телом в попытке вырваться. В начинающейся истерике замелькал калейдоскоп: Грета-снег-приют-толпа.

“Джек”.Ей стало очень горько, вспоминая лицо Джека, которого её слова десять минут назад, должно быть, сильно ранили.

- Нет тут твоего дружка-ублюдка, - на долю секунды Джейн почувствовала, что может высвободить хотя бы одну ногу, которую Рой почти выпустил, потому что был пьян. Со всей силы она начала отпихивать Уолкера, не прекращая размахивать ногами и руками, и попала в оттопыренную раскрытую ширинку; мужчина взвыл, но в бешенстве залез на неё опять, больно ударив по лицу так, что из глаз практически посыпались искры.

- Скинем вон в ту канаву, как закончим, - прокряхтел Уолкер, и рука его протолкнулась сквозь плотно сжатые колени, пытаясь их развести, - Я же сказал, что мы потискаемся.

Одной рукой Уолкер не справлялся, поэтому, как только он отпустил тазовые косточки, Джейн извернулась и подогнула ноги, отталкивая мясника вверх, и вторым ударом ноги в злополучный нос опрокинула его назад. Ей показалось, что она слышала громкий хруст. Рой от неожиданности поскользнулся на разбросанных листьях и покатился вниз в овраг, к той канаве, которую готовили могилой для Уотсон.

Покачиваясь, Джейн встала, пытаясь сориентироваться по дороге, и как только смогла понять, куда ей идти, она побежала.

Побежала, что есть мочи - домой, не оглядываясь, так быстро и не останавливаясь, как только могла. Боль от ударов жгла все тело, но ужас перед звериным нутром мясников подстегивал, словно хлыстом. Дрожащими руками она достала ключи из сумочки, стоя перед спасительной дверью своего дома, заставив себя совладать с окоченевшими пальцами. Как только замки поддались, Уотсон влетела в дом и с силой хлопнула дверью, замуровывая себя в этих спокойных стенах. Грудная клетка ходила ходуном от разбушевавшихся лёгких, качавших воздух как громадные меха, сердце, казалось, вот-вот разломит грудную клетку, вырывалось наружу от выплеска отчаянного страха – такого чистого – прямо в крови. Так что Джейн могла бы даже почувствовать его запах. Она облокотилась спиной о стену и, осознав своё абсолютное бессилие, сползла вниз на ковёр.

?Ловите грязную жидовку?.Призраки прошлого никогда не дадут ей покоя, всегда будут преследовать её в памяти, в мыслях, в отражении каждого будущего дня, до конца её дней.

Джейн закрыла лицо руками, чувствуя, как тело вздрагивает от сухих рыданий, но ни одной скупой слезинки не скатится по измазанным щекам – она не плакала уже очень давно. С самого детства, прямо с тех пор, когда после очередной травли в интернате отец закрыл её в мрачном кабинете без еды и воды на три дня. Раз в два часа он приходил к ней, закрывался в кабинете и ?воспитывал? в ней бойца: разрешал пить воду из миски с пола, как собаке, бил тонкой , но жёсткой хворостиной по пяткам, спине, ждал, когда она даст отпор и воспрянет духом.

Когда она вернулась в интернат, то примерно спустя пару дней она выплеснула кипяток в лицо одной из своих обидчиц, так что та пролежала в лазарете и, в последствии, частично потеряла зрение.

Конечно, оскорблений в её адрес не уменьшилось, как и мелких пакостей в виде разрисованных книг и тетрадей, но трогать её перестали. Едва ли тринадцатилетняя Далия считала это заслугой отца.

Кое-как поднявшись с пола, Джейн доковыляла до ванной комнаты; горячая вода с тихим журчанием быстро заполняла ванну. Уотсон скинула с себя испачканную одежду с отвращением бросая её на пол, и посмотрела на себя в зеркало: взлохмаченные волосы с застрявшей в ней листвой и ветками, грязное лицо и большой набухающий кровоподтёк на левой скуле и распространяющийся вниз по щеке и дальше к виску, исцарапанная шея и руки, четыре пальца тоже все грязи и крови – она сломала ногти под самое мясо, когда вырывалась, ноги в красных синяках и порезах также, как и спина.

?Соблазняете мужчин?.

Она никогда не делала этого, даже не помышляла, чтобы кого-то соблазнить. Никогда не пользовалась своим телом для достижения каких-то целей, не считала себя объектом вожделения. Все, что она видела в отражении своего зеркала – это отец и мать – результат порочного союза двух людей , сейчас презираемый всем человечеством, которому есть до этого дело. Она никогда не говорила с мужчиной, как с потенциальным мужем, никогда не испытывала любви и тем более – постыдного влечения к мужчине. Конечно, Джейн читала романы и о любви, и предательствах, и искренних чувствах, но никогда не видела их вживую и не испытывала их на себе. На какой-то момент она подумала, что просто не способна на это после тотального отсутствия возможности счастья, но маленький росток странного чувства засел в сердце и пустил корни, которые врастают глубже при виде Джека.

Джейн погрузилась в воду, поморщившись от боли – все даже самые маленькие царапинки отозвались неприятным жжением.

Джек Энжел, который её восхищал и волновал, вызывал такие непривычные чувства и будил такие нетипичные желания, что хотелось бы плакать от счастья, как все глупые девчонки, не знающие, как справиться со своими эмоциями.

?Потащился за юбкой?.

Это звучало обидно, как будто упрёк в том, что Джейн появилась в жизни этого маленького городишки, а она так разозлилась на Моргана, что ответила дерзкой грубостью дорогому её сердцу Энжелу. Уотсон задержала дыхание и соскользнула вниз по ванне, позволяя мягкой воде сомкнуться над её головой.***Мокрые волосы, прямые от воды, легли на плечи, босые ноги привыкли к прохладе кафеля, перебирая розовыми пальчиками, полупрозрачный крем тонким слоем ложится на поврежденную кожу. Красный след от удара начал синеть, левая сторона лица ныла и болела. Очередной холодный компресс, потом грязевая маска и ещё одна кремовая масса - благо, косметики у Джейн было навалом. Вся ванная комната была заставлена баночками и флакончиками с маслами и прочей всячиной. Это было её маленькое увлечение - заниматься собой. После окончания обучения в интернате, где запах карболового мыла преследовал на каждом углу, Джейн устроилась на работу в Гранд-Отель, и во вторую неделю работы ей посчастливилось пообщаться с Мартой Харпер, которая была одним из ведущих косметологов Америки. Конечно, Уотсон применяла своё обаяние не для личной выгоды, но женщина была так довольна её помощью, что разрешила Джейн приобретать её товары с огромной скидкой, при этом замолвив словечко и перед японскими косметологами.С тех пор, Уотсон не проводила ни дня без этой косметики, так что практически перестала использовать декоративную, обходясь только пудрой. Приятные сладкие запахи действовали на Джейн умиротворяюще, к тому же, она очень редко могла себе позволить понежиться в ванне до начала своей независимой жизни.

Всё, о чем она сейчас волновалась — это то, что её лицо увидят люди и, в особенности, миссис Пинс. Удивительно, что они смогли найти не только общий язык - миссис Пинс прониклась к ней доверием и даже симпатией, и была искренне рада нововведениям в её кафе, которое могло теперь с гордостью называться “рестораном”.Перед тем, как лечь в постель, Джейн проверила окна - всё тихо, никто не караулит - и задвинула шторы. Страх исчез, осталось только желание забыть всё, как неприятный кошмарный сон.

***Энжел плохо спал: в голове раз за разом проигрывались события вечера. Лучше бы они и в самом деле не приходили.

“Поволочился за юбкой”.

Он не начистил это пасторское лицо только из жалости. От наставнического тона Моргана уже чесались кулаки, особенно в детстве, когда этот зануда строил из себя “главного”. Но тогда могла вмешаться мать, растаскивая сцепившихся волчат, а сейчас - Джек жмурится, зарываясь пальцами в рыжую шевелюру, наводя на голове ещё больший хаос, и шумно выдыхает. Костяшки не болели, или он просто не чувствовал этого - он поймал себя на нездоровом удовольствии от той боли, когда кулак рассекает кожу, попадая прямо в цель.

- Что ты устроил? Ты снова позоришь нашу семью, - гневно процедил Морган, когда Джейн скрылась за первым поворотом.

- Я позорю? Этот урод оскорбил Джейн и распускал руки. И он оскорбил мать - как тебе это?

- Мисс Уотсон - взрослая девушка, и сама прекрасно знает, какую ответственность несёт за себя и свои поступки.

- Она ничего не сделала.

- Джек, не будь ты таким глупцом - ты знаешь, что такое женская порочность. Не могу поверить, что ты снова на это попался.

- Не говори так, как будто ты все знаешь. Джейн - совершенно другая, она никак не касается того, что ты называешь “порочностью” - последнее слово Энжел произнес с презрением.

- О, да, ты, конечно, разбираешься в женщинах.- Иди к чёрту, Стивен, - Джек небрежно надел шляпу и быстрым шагом направился домой.“Опозорил семью”.

Хорошо, что в четыре часа утра никто не слышит, как костяшки снова кровоточат от бессмысленного удара в стену. Как будто что-то изменится. Как будто Морган прекратит напоминать ему о предательстве Марси Дулиттл; как будто Джейн Уотсон будет просыпаться с ним по утрам, прижимаясь к его боку ласковым котенком. Как будто война закончится завтра, и ему не нужно находить причины не умереть.

Все призрачно и неправдиво, и от этого саднит в груди.

И от этого Джек совсем не спал. Он не вышел к завтраку, чтобы не пересекаться со Стивеном и ушёл из дома около половины десятого утра. Ночи ему не хватило, чтобы решиться подойти к Джейн с утра: он помнит её лицо, как из спокойного и улыбчивого оно стало жёстким и, как будто высокомерным, и ту обиду в глазах, которая промелькнула и исчезла в глубине серого моря глаз. Как высоко поднятый подбородок выдавал её сдерживаемую ярость.Это Джейн - мятежный огонёк под колпаком.

Энжел, пожалуй, больше всего на свете хотел бы заглянуть в голову Уотсон, хотел узнать её тайны, которыми живёт, попасть в поток чувств, которые она испытывает и плыть по её течению, храня её покой.

“Дай мне войти в твою реку, Джейн. Дай мне, я так сильно хочу”.

Решительным шагом привычной дороги он вышел на площадь, репетируя речь с извинениями за вчерашний вечер, вчерашнюю драку, вчерашние слова, вчерашнюю обиду...

...невчерашнее я-снова-тебе-не-сказал.

Поднял голову и замер. Точно остолбенел.Половина площади - блеск мелких и крупных осколков витрин “Ковчега”, зияющий черноватой пустотой дырявых окон; маленькие столики разбросаны и некоторые - разбиты в щепки, стулья постигла та же участь.

Джейн сидела на одном таком стуле, более-менее уцелевшем стульчике. Спина - иголка. Миссис Пинс всхлипывает на груди Молли.

Внутри похолодело.

Джек медленно приблизился к женщинам, не в силах оторвать взгляд от “ослепленного” ресторана.

- Ч-что здесь случилось? - во рту у него пересохло, что невозможно сглотнуть.