Глава 5. Непредсказуемый результат прыжка. (1/1)

Наконец, входной проём открылся и в гостиную вошёл Гарри, худенький, бледный и взлохмаченный. Пожирая его выпученными от длительного ожидания глазами, Джинни обследовала его взглядом на наличие всех внешних примет национального героя. Очки-велосипеды – есть, зелёные глаза, две брови – есть, чёрные волосы торчат в беспорядке, не прикрывая его шр... А! Что за!.. Шрам, шрам-то где? Джинни аж подскочила от удивления. Парой быстрых шагов она добралась до опешившего от такого напора мальчика и дрожащей рукой отодвинула мешающую хорошему обзору прядь тёмных волос. Нет, шрам там был, ей просто показалось, что лоб Гарри был чистым. Но был этот шрам настолько бледным и еле заметным, что даже для неё, выросшей в мире волшебства, это показалось настоящим чудом. Чудом неприятным, лишившим её кумира знака выдающегося героизма. Джинни приблизилась ещё больше, не обратив внимания на то, что Гарри дёрнулся назад, и вгляделась в этот такой выздоровевший на вид шрам, стараясь не пропустить ни одну деталь. Дела-а-а-а... А ещё форма у него была какой-то новой и незнакомой! Как такое возможно? Из того, что произошло в Тайной комнате, Джинни ничего не помнила, её сразу после освобождения отнесли в Больничное крыло, где мадам Помфри приводила её в чувство лечебными заклинаниями, пока миссис Уизли билась в истерике. Нет, помнила, конечно, как её тащил наверх по трубе канализации феникс директора Дамблдора, но что было раньше – в памяти не сохранилось. Было смутное воспоминание про то, как Гарри её тормошил, крича её имя. Был на грани восприятия и глубочайший ужас от пробуждения в тёмном и страшном месте, и тот зелёный, идущий отовсюду пугающий свет, но ни как именно она оказалась там, ни что конкретно там искала, Джинни не помнила. Между тем, судя по радикальным изменениям шрама, в Тайной комнате с Гарри случилось что-то очень значимое. Джинни изменение формы, цвета или степени выздоровления этого шрама не то чтобы очень волновало, её насторожило внезапно возникшее желание дотронуться рукой до лба мальчика. Поддавшись влечению, девочка снова подняла руку, но Гарри опять дернулся назад, словно от неё несло не парфюмом, а дурным духом, тем самым избегнув прикосновения. Джинни с досады зашипела и встретилась с ним полными ядом глазами. "Целуй, целуй..." – набатом звучало в её голове, но мальчик не шёл на её зов. Поэтому она, забыв о ритуальных словах, инициирующих вплетённое в шёлк её мантии Пожелание, вытянула вперед руки, чтобы обнять любимого, и прикрыла глаза в предвкушении поцелуя. Джинни с раннего детства думала, что целоваться с закрытыми глазами очень романтично. В книжках, которые её отец таскал с маггловских помоек домой маме Молли, говорилось, что героиня, целуясь с любовником, томно прикрывала глаза, чтобы тот восхитился тем, "как её пушистые чёрные ресницы оттеняют неземную белизну её румяных от смущения щёк". Чёрными ресницы Джинни быть не могли, так как они были одного оттенка с её волосами, то есть были рыжими. Оттенять белизну её щек ресницы также не могли, по той простой причине, что на щеках существовала россыпь из тысяч маленьких веснушек коричневого цвета, в данный момент на фоне ярко-красных пятен смущения. Эффект опущенных ресниц всё-таки проявился, но не в нужном направлении. Прикрыв глаза, девочка не могла увидеть реакцию отвращения на лице суженого, когда до него дошло, чего добивается Джинни. Целоваться с этой девочкой он наотрез отказывался, поэтому, чтобы избежать нежелательного взаимодействия с ней, молниеносно присел. В результате чего губы Джинни Уизли встретились не с губами Гарри Поттера, а с поверхностью входной двери. Затем она глупо споткнулась о присевшего мальчика и упала на пол, подол мантии взметнулся наверх, обнажив её по-детски тощие, веснушчатые ноги, между которыми мелькнули хлопчатобумажные белые трусики, и Поттер застенчиво отвёл глаза. Стерев кровь из ранки на верхней губе, полученной от поцелуя с дверью, Джинни уставилась пылающими от гнева глазами на сидящего на полу мальчика. Всполошенная, осмелевшая и доведённая поведением Гарри до бешенства девочка вскочила с места и двумя руками схватила того за воротник мантии в попытке дотянуться до него губами, чтобы завершить задуманное. Однако Гарри оказался увёртливым и шустрым малым, не пожелавшим идти ей навстречу и соглашаться на поцелуй с неприятной ему девочкой. Он задергался и толкнул её. Джинни опять рухнула на пол, застонав от боли, но мальчик, освободившись, вскочил и бросился наутёк, даже не думая помочь ей подняться. Ни она, ни её неприличные намерения Поттеру не нравились. – Стой! – крикнула ему вслед конопатая сестра Рона, ещё пуще покрасневшая от гнева. – Я просто должна тебя отблагодарить, поцеловав в щёчку! Она проворно поползла на четвереньках вслед за ним и успела схватить подол мантии мальчика. Тот выдернул ткань из её цепких ручек, но потерял равновесие и упал недалеко от напавшей на него девочки. – Я не хочу с тобой целоваться, Джинни! – воскликнул он, шарахаясь назад, пока не упёрся спиной в стену за собой. Подтянул коленки к себе, обхватив их руками и застыл, надеясь, что отбиваться от настырной поклонницы не придётся. – Почему? Ты пришёл в Тайную комнату спасать меня, значит, ты меня любишь! Почему бы нам не поцеловаться и не подтвердить этим нашу с тобой помолвку? – Что-что? – дал петуха Гарри. – Какая ещё помолвка, Джинни, ты с ума сошла, что ли? Волдеморт тебе все мозги сгрыз. О какой любви ты грезишь, а? Да я, честно говоря, и не хотел отправляться искать тебя в Тайную комнату, но твой брат мне устроил такой вынос мозга, что я согласился, лишь бы тот замолчал. Рон всё время ныл как заведённый, что ты умираешь, что мы должны пойти за тобой... Уволок и Локхарта, между прочим, и сразу привел нас в туалет Плаксы Миртл, чтобы искать вход в Тайную комнату. Всё получилось так, как будто он заранее знал, где она находится. Мда-а-а? Сейчас, подумав, я уверен, что всё так и было. Он знал, где вход в Тайную комнату! Выходит, что всё было заранее подстроено, чтобы именно я тебя спасал! Но и Локхарт отправился за тобой, почему же ты не с ним пошла целоваться, а, Джинни? – Я хочу тебя поцеловать... – А я целовать тебя не хочу. Ты некрасивая и веснушчатая, рыжая и конопатая. Мне такие не нравятся, мне нравятся другие. Кроме того, благодарность твоей семьи выглядит уже иначе в свете моих новых размышлений... – Иди сюда! – Нет, не приду, ты мне чужда, мне Гермиона нравится. Она честная и правдивая, не строит мне подставы и не заставляет меня с ней целоваться. В прошлом году, когда я спас её от горного тролля, она могла бы... Я не отказался бы... Отстань от меня, Джинни! – крикнул мальчик, заметив, что конопатая слишком близко приползла. – Ах ты, гадина! – вспыхнула рыжая девочка, услышав последние слова Гарри Поттера. – Чтоб ты в куклу превратился, сволочь противная, и онемел бы навсегда! – выкрикнула она и от вытянутых вперёд рук девочки отделилось бледно-золотистое сияние, которое накрыло собой мальчика, окутав того коконом. Гарри сразу стало плохо, словно ему перекрыли воздух. Гостиная Гриффиндора закрутилась перед его глазами бешеной каруселью, превращаясь в единое красное пятно. Тёмные круги закрыли ему обзор, затем исчез свет, стихли внешние звуки, он перестал дышать. Мальчик застыл неподвижным в той же позе, в которой его настигло проклятие Джинни, а затем его тело стало уменьшаться, пока не достигло размера большой, в полметра куклы, и окончательно затвердело. Его, минутой раньше, полные жизни изумрудные глаза потеряли свой блеск и уставились в одну, только ему известную точку на противоположной ко входу стене. Гарри Поттер превратился в куклу. Одну из кукол Джинни Уизли.