13. (2/2)
В библиотеку Марину пускали; книги не выдавали на руки, но брать с полок и читать разрешали многое. Кажется, ей делали скидку и прочили место в ?сборной солянке?, но едва ли это могло обрадовать Марину сейчас.
Она осунулась. Ногти, зачем-то выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, то и дело порывались расти. Стричь их было больно.
Впрочем, они все осунулись, были встревоженнее и злее обычного; даже Портнов. Курил он вдвое больше обычного, а злился и того больше. Его видели в палате Самохиной.
- Ты знаешь, что Александра Николаевна пришла в себя?Марина растерянно подняла голову.
- Когда?- Полтора часа назад. Если с тех пор ничего не изменилось, то …Они замолчали. В библиотеке было тихо; стоял послеполуденный час, когда беспокойные студенты разбегались по лекциям или общежитиям. Должно быть, даже обеденная — огромный зал, выдержанный в стиле хай-тек, сейчас пустовала.
- Ты только за этим? - спросила Симшина. У неё за этот короткий разговор чудовищно отрасли ногти, и теперь она была похожа на одного из героев фильмов Бертона.- Нет, - Ольга раздраженно тряхнула головой, и её волосы мазнули Марине по лицу, - я хочу сказать, что кажется, я знаю, что ты такое. И поэтому я больше на тебя не злюсь.О злости Ольга говорила искренне.
Тогда, несколько недель назад, когда Юна дозвонилась на второй номер Симшиной…
Первым выясненным фактом стало то, что Марина изъявила понятие — абстрактное, прекрасное понятие; ?весну?. Собственно, почти то же самое сделал четвертый курс парой часов раньше; такие вещи, если верить слухам, творила на третьем курсе сама Самохина. Сотрудники Института, дислоцирующиеся исключительно на Базе, Сашку очень ценили, однако недолюбливали за скверный характер и острый язык; поэтому информация о её студенческих годах разошлась довольно быстро.
В общем-то, бесконтрольное изъявление нонсенсом не было. Но только не на первом курсе. Только не тогда, когда маленькая, едва распавшаяся за зимние каникулы первокурсница к марту додумалась, опираясь на книги, дополнительные занятия и чужие конспекты, как изъявить ?весну?. Просто потому, что ей захотелось удивить Александру Николаевну Самохину, а заодно и весь штат института.
Потом выяснилось, что Самохина пострадала не случайно; у Симшиной просто не оказалось ни любящей семьи, которую она бы боялась потерять, ни достаточно ценных в Марининой системе координат подруг. Потом … потом четвертый курс показал себя во всей красе, устроив неделю затяжного бунта и войны.
Сборная солянка была, пожалуй, самым приятным Сашкиным педагогическим опытом; самым сложным — въедливые, внимательные студенты доставляли отнюдь не только удовлетворение от работы, но и самым интересным. Самохина была немногим старше большинства из них, была умнее и отчасти хитрее, но главное — она была сделана из того же теста. Хроническая отличница, желающая докопаться до подноготной Речи; нестандартная, способная студентка; язва, раздражительная, порой нетерпеливая, порой — чересчур упорная в своих изысканиях; верный товарищ и друг. Сашка была с ними наравне, не уходя ни в авторитаризм, ни в панибратство, и четвертый курс — особенно ?солянка? с их богатым жизненным опытом — умел это оценить.
- Я знаю, что с тобой, - повторила Ольга, - я читала о таких случаях. Это проходят в аспирантуре. Лингвистика текста, если не вдаваться в сложные термины. Послушай, мы все находимся в грамматической области; нас, разумеется, использует синтаксис, это и заставляет нас звучать. Грамматические отношения, всё такое прочее, согласование-примыкание-прочая скукота. Правда, очень скучно. Но ничто не заканчивается на грамматическом и синтаксическом уровнях. Дальше — уровень текста. Мы не можем членить его, преломлять, видоизменять; нет в мире ни одного идентичного текста. Так вот — ты слуга текста. Ты ?чека?, ключ к тексту, поэтому ты не подчиняешься нашим правилам и законам развития. Если говорить терминами литературоведения, ты — это идея. Всё по Аристотелю.
- ?Автомат? по теории текста, Ольга. И рекомендация в аспирантуру.Сашка, оказывается, стояла совсем рядом, опираясь на стеллаж со словарями. Она улыбалась.