3. (2/2)

– Глеб, блять, какого хуя ты не отвечаешь? Я ору, ору... – но он не дал договорить:– Заткнись нахуй.Подойдя к блондину почти вплотную, я понял, что он в кого-то целится. Слава, встав за моей спиной, испуганно смотрел в темноту. В нескольких метрах от блондина стояла чёрная фигура, но темнота не позволяла понять, кто или что перед нами. От страха мне стало холодно. Фигура всхлипнула.– Чёрт, – прошипел Голубин. Рука с оружием подрагивала.Только что я обратил внимание на царящее кругом зловоние. Воняло протухшей рыбой и дохлыми лягушками, что вызывало нехорошие ассоциации.Фигура зашевелилась, и я невольно отпрянул. Глеб был готов выстрелить, его рука нервно сжимала курок.– Свети, – приказал блондин Славе ледяным тоном, полным решимости.– Где он? – раздался знакомый голос, и фигура снова всхлипнула.Глеб опустил пистолет:– Это Влад.

В следующий момент фигура, пошатываясь, вышла из леса. Да, это был Влад. На его голове, закрывая лоб, красовалась бандана, виденная мной у ручья. Кожихов как-то странно держал руки около лица и шеи.

– Где он? – тупо спросил Влад, не отрывая рук от лица. – Куда он пропал? Он же был здесь.Я никак не мог решиться посмотреть на его лицо.– Кто – он, Влад? – дрожащим голосом спросил Глеб.– Ну, он.

Я затряс его за плечи, и ощущение было, что я трясу соломенное чучело:– Кто? Кто был здесь?– Он пришёл за мной. Паша пришёл.

По руке Влада потекло что-то тёмно-красное, и я понял, что больше ничего не хочу знать.Глеб взял Влада на руки, не говоря ни слова. Тот всё ещё не убирал ладони от лица.– В кого ты стрелял? – спросил я Глеба. Он не ответил.Слава шёл впереди нас, освещая дорогу. Мы направлялись к лагерю.***Парни молча сидели у костра. Даже вечно неунывающий Артём раскис.

Влад сидел, по-прежнему прижав руки к лицу. Когда Ваня и Артём ушли в палатку, он вдруг доверительно сообщил:– Знаете, у Паши такое же кольцо, как у меня, но когда он висел на дереве, это кольцо унёс ворон! Паша просил дать ему кольцо поносить.И он снова вгрызся зубами в несчастный палец, толком не открывая при этом лицо и хихикая. По запястью потекла кровь.

Глеб встал и шагнул в сторону Влада. Тот, как жадная голодная собака, вгрызся в палец ещё сильнее. Кровь заливала его запястье, капая на грязные джинсы. Послышался хруст.– Что с ним? – пролепетал Слава.– Хрен знает, – лаконично ответил Глеб, хватая ложку, лежащую у костра, – может, попробуем вынуть палец у него изо рта?..Но помощь Голубина и ложки Владу уже была не нужна. Он отнял руки от лица. Глеб побледнел, я вскрикнул, Слава завизжал.

Волосы Влада были окровавлены, кусок кожи и мяса в одном месте на шее напрочь отсутствовал, виднелась ярко белеющая среди кровавого месива кость. Бандана съехала назад, открыв вид на огромный разрез на лбу парня, напоминающий кровавую улыбку. Всё лицо Влада было перемазано запёкшейся кровью, по подбородку стекала свежая алая струйка. Но что самое ужасное, между зубами Влада был зажат его собственный откушенный палец!– Я хочу есть, – вкрадчиво проговорил он. Что было дальше, я не видел, так как зажмурился, но вполне всё понял по хрусту и чавканью... Слава уже не визжал, а орал дурниной, не переставая.– Влад... – когда звук закончился, я открыл глаза и сделал неуверенный шаг к Кожихову, наивно надеясь привести его в себя методом пощёчины.Вдруг Влад резко махнул рукой, забрызгивая меня кровью, и я почувствовал, как нечто тяжёлое впечатывается в мою голову. Котелок. Как в замедленной съёмке, я видел, падая на керосиновую лампу, как Глеб пытается удержать рыпающегося Влада.Керосинка разбилась к чертям собачьим, и её осколки вонзились мне в руку. Я взвыл и моментально вскочил. Огонь быстро пополз по сухой траве.

Слава уже не кричал, а хрипел.– Сука, пожар! Не было печали, – прошипел Глеб, отпуская Влада, – эй, Дрёмин, дрыхнешь, беспонтовый ты пирожок?Ваня высунулся из палатки.– Туши эту хуйню, еблан! – взревел Голубин.Воспользовавшись случаем, Влад вскочил и рванул к обрыву.Глеб догнал его у самого края, крепко схватил. Влад пачкал его кровью, хлынувшей из открывшейся раны, но блондину было всё равно. Кожихов забился в его руках, внезапно зашёлся в каком-то ужасном животном вопле. У Михайлова опять прорезался голос, и парень снова дико заверещал. Аякс, выбежавший из палатки, завыл.В один миг всё смешалось в какой-то нестройный хор, напоминающий в целом звуки, издаваемые стаей волков: визг Славы, агонизирующий вопль Влада, голос Глеба, который матерился так, что ему позавидовал бы любой сапожник, вой Аякса. Дьявольская какофония закончилась, когда Влад, очередной раз рванувшись, был невольно отпущен Глебом и, пользуясь этим, сделал шаг вперёд. В никуда. В холод и вечность...***Воцарилось молчание. Все были поражены развязкой кровавой драмы. Ваня удрал в палатку, насмерть перепуганный, и мне стало даже жаль его. Слава, выдержав минутный перерыв, забился в истерике. Глеб, шатаясь, отошёл от обрыва и приблизился ко мне.– Всё кончено, – хрипло проговорил он, – надо собираться и уходить отсюда.

– Да.Блондин как-то странно покачнулся, и я обхватил его талию руками. Глеб вздохнул и повис в моих руках. Ну да, потерял сознание, как и следовало ожидать.

Я прикрикнул на Славу:– Прекращай истерику, всем хуево. Принеси нашатырь.Всхлипывая, Слава встал и пошёл в палатку. Когда он вернулся с аммиаком, Глеб уже открыл глаза.– Даня... – его голос поначалу напоминал шелест листьев, – Даня, надо срочно уходить.– Да, Глеб, да.Блондин освободился от моих объятий, направился к палатке:

– Начну сборы.Я подошёл к Славе. Он сидел у костра и тупо смотрел в огонь. Его лицо ничего не выражало. Я сел рядом, обнял его. Слава уткнулся носом в моё плечо.– Ну, успокойся. Возьми себя в руки, – я провёл ладонью по его шелковистым волосам, – Слава, ты уже ничего не вернешь слезами. Пойми, Владу, наверное, там будет лучше...– Даня... – Слава захлёбывался слезами. – Даня, понимаешь, он... съел... собственный... палец...Меня передёрнуло. В палатке послышалась возня.– Глеб! – раздался истеричный вопль Шатохина. – Глеб, только не убивай меня!– Делать мне больше нечего! Поднимай свою задницу и выметайся отсюда! Надо собираться и уходить!– Куда?– В буфет за плюшками! – прорычал Глеб. – Как думаешь, куда? Вылезай.– Не вылезу!– Ну и подыхай в своей палатке, – Голубин вылез из палатки, – чёрт упрямый.Артём всё же вышел из палатки, подошёл к Глебу:– Может, всё же переночуем здесь?Глеб вздохнул:– Только что эта тварь убила Влада. Мне кажется, что она идёт за нами, а когда дойдёт, не будет торговать билетами в театр. Сейчас мы можем устроить шумиху над смертью Влада или же принять факты, как они есть, и бороться дальше. Если мы не осознаем серьезность ситуации, нам придется плохо. Я думаю, никто не поспорит с этим, – он вперил взгляд в Артёма.Все молчали. Шатохин презрительно фыркнул.– Тёма, она действительно существует, я не из тех, кто не верит тому, что видит. Если не веришь, спроси Пашу или Влада, – отблески костра придавали глазам Глеба что-то дьявольское.– Глеб, это подло. Оба мертвы и... – Слава замолчал.На небе загорались далекие и холодные звёзды. Хотелось оказаться на одной из них, подальше от этого ужаса.

Из темноты к костру выбежал Аякс, фыркая, начал копошиться в траве. Глеб встал, желая погладить собаку, но вдруг отпрянул.

– Пошёл прочь! – зашипел блондин, занося ногу для удара. – Чертова тварь!– Что там такое? – я вытянул шею, дабы посмотреть, что так разозлило Глеба.– Он лижет кровь! Кровь Влада! – Голубин снова попытался ударить Аякса, но тот увернулся.Отстранив обнимавшего меня Славу, я встал и подошёл к Глебу.

– Вали отсюда, чертова блядь! – орал на пса блондин, делая очередную попытку ударить его ногой.

Собака злобно зарычала, и через секунду её челюсти сомкнулись на щиколотке Глеба.– Блять! – Глеб зашипел от боли, резко рванул ногу, освобождаясь от хватки пса. – Ты, сука!– Собака, которая попробовала кровь, опасна для жизни, – сказал Ваня, – я читал об этом.

Голубин молча достал пистолет из-за пояса.Я не знал, что блондин такой меткий. Прицелившись, он обаятельно улыбнулся и нажал спуск. Грохот разорвал ночную тишину, воздух наполнился запахом пороха. Пуля вошла ровно в голову собаки в районе виска.– Адьос, амиго, – печально промолвил Глеб, опуская пистолет.– Зато теперь у нас есть еда, – сказал Артём и зашёлся в истерическом хохоте.Я внезапно ощутил, как чувствует себя зверь, попавший в западню. Из леса повеяло холодом.***– Мне кажется, он спятил. Я его боюсь. Неизвестно, что он может выкинуть...Взошла кровавая луна, обагрив светом поверхность моря. На чернильном небосклоне появлялись всё новые и новые звёзды.

Я не слушал Глеба. Его хрипловатый голос был для меня не больше, чем фоном. Я изредка кивал, чтобы создать видимость, что слушаю его. Мой взгляд постоянно был устремлён в лес. "Если долго всматриваться в темноту, то скоро темнота будет всматриваться в себя", вспомнил я чью-то цитату.После смерти Влада мы наспех собрались и продолжили путь. Движимые страхом, мы нашли место для ночлега, подобное тому.

– Эй, Даня, ты меня вообще слышишь? – Глеб испуганно затряс меня за плечо, и я чуть не уронил в костёр палку с нанизанным на неё собачьим мясом.Разделывали Аякса, естественно, мы с Глебом. Отделив то, что осталось от головы собаки, я решил выбросить это в море. Около обрыва из остатков пасти Аякса выпал странный предмет. Выбросив голову животного с обрыва, я нагнулся и подобрал его. Это был изжёванный серебряный перстень. Я глубоко вздохнул и носком ботинка отправил то, что осталось от нашего друга, вслед за частью собачьих останков.

Проблема с едой была временно решена. Если кто-то из парней откажется есть, я сам съем чертову псину, и мне будет хорошо.– Даня?– А?Я заметил, что Голубин обнялся с початой бутылкой водки.

– Не спи, шашлык подгорит.– Хорошо. Как нога?– Рана так и горит. Если Аякс был бешеным, я первым отправлюсь к праотцам, Дань.– Что ты видел в лесу?– Давай не сейчас, – Глеб замолчал.Из палатки вышел Артём, также с бутылкой водки.– Че, голубки, сидите? – усмехнулся он. – Давайте съедим по куску, а? Жрать охота.Глеб нахмурился.

– Бери, конечно. Даня?– Что?– Попробуем? – я согласно кивнул.Мясо было ужасное: жесткое, несоленое и с привкусом, но выбора не было.Поев, Шатохин бросил на нас странные взгляды и ретировался в палатку.– Ебанутый, – Глеб зевнул.Пару минут мы молчали, потом блондин заговорил:– Прошлой ночью я не спал. Уйдя от тебя, я направился в домик любви, чтобы поесть, и...Глеб замолчал.

– И что? – нетерпеливо спросил я.Голос Глеба задрожал:– В домике был Влад, и он ел... какое-то мясо... – блондин сорвался на крик: – сырое мясо, Даня! Сырое!– Глеб, – я нахмурился, – это нельзя было рассказать раньше?– Я не мог, – признался он, – прости.Воцарилось молчание. Голубин прижался ко мне, я приобнял его за талию. Блондинистые волосы Глеба приятно щекотали шею, тепло разливалось в моих венах от его близости.– Ты ангел, Глеб, – прошептал я, прижимая парня вплотную.– Падший, – промурлыкал он мне в шею, – ведь ангелы не умеют гореть...***Мне всегда было интересно, что чувствовал Глеб, изменяя мне с Артёмом. Теперь же подобное доводилось испытывать мне.

Глеб сводил с ума. Красноватый свет луны мягко выделял изящные изгибы его обнаженного тела, делая ещё привлекательнее. Светлые волосы Голубина растрепались, с его приоткрытых губ срывались тихие стоны. Касания обжигали кожу, разливались в венах.Ничто не волновало меня в те минуты, когда Глеб был не то что просто рядом, а еще и так близко. Я даже не думал о том, что поступаю неправильно. Осознание того, что я мудак, пришло куда позже.

Не было ничего, кроме желания. Казалось, что мы оба как будто бы под какими-то наркотиками. Я всё чувствовал и всё понимал, но складывалось ощущение, что я не властен над ситуацией, будучи уверенным, что то же самое мог сказать Глеб.

Всё происходило так, как будто в последний раз, прямо на земле и совершенно дико. Глеб пытался молчать, кусая губы, но это мало получалось. Я чувствовал, что он испытывает несказанное удовольствие от каждого моего движения в нём.

– Сука, Даня, о чём ты задумался! – прошипел Глеб, делая сильное движение бедрами, тем самым вырывая меня из транса. – Давай быстрее, я не могу так!– Я боюсь причинить тебе боль, – я вздохнул, зная, что Голубин любит погрубее, – Глеб...– Я привык, не волнуйся... – блондин прикрыл глаза, закусил губу и тихонько заскулил, когда я, повинуясь его воле, чуть ускорил темп.Однако приближалась разрядка.С тихим стоном Глеб буквально рухнул на меня в тот момент, когда мы одновременно кончили.

– Всё нормально? – я нежно коснулся губами фарфоровой шеи блондина.

– Да-а, – протянул Голубин, кладя голову на моё плечо, – а знаешь что? Это было охуенно, Дань.– Знаю, сладкий, знаю.

– Время 2:49, – сообщил Глеб, глядя на часы, – одевайся давай, пора Ваню будить.

Дежурство Дрёмина начиналось в три, и я начал быстро одеваться.***Ваня подбросил в костёр сухие ветки. В три его разбудил Даня, наказал в пять позвать Артёма, дал один из ножей по причине "на-всякий-случай-а-вдруг-понадобится". Правда, Иван искренне надеялся, что какой-нибудь "всякий случай" ни в коем разе не произойдёт во время его караула.А вообще-то Дрёмин не понимал всей этой херни с дежурством. Если тварь должна убить их, по логике Вани, она убьёт в любом случае.Ваня прекрасно понимал, что их дело плохо. Он видел, как переживает Слава, как медленно, но верно едет крыша у Глеба... Но больше всего брюнета волновал Шатохин.Артём был опасен. "Надо ограничить ему доступ к любому оружию, – думал Дрёмин, вертя в руке нож, – или... впрочем, есть идея получше."Губы Вани растянулись в зловещей улыбке. Завтра этот ублюдок больше не будет спорить с ним!Дрёмин крепче сжал оружие, рассметривая на стальном лезвии отблески костра.

Вдруг Ваня увидел в глубине леса какой-то свет, который приближался. Что-то прекрасное двигалось в его сторону...Не что-то, а кто-то. Марьяна.– Что ты здесь делаешь? – Ваня крайне удивился девушке.– Ты же ведь скучал? – она вся светилась как будто изнутри, свечение мягким ореолом окружало девушку.– Да, Марьяна. Но тебе нечего тут делать, это опасно.– Я затем и пришла, чтобы спасти тебя из этого ада, – девушка ласково улыбнулась, – иди ко мне.Ваня шагнул в распростёртые объятия Марьяны, закрыл глаза. В воспоминаниях диафильмом пронеслась вся его жизнь длиною в двадцать лет. Юноша никогда не был так счастлив. Казалось, что его тело стало лёгким, как крылышко стрекозы, и он летит вместе с Марьяной к звездам...Отделённая от тела окровавленная голова счастливо улыбалась потихоньку восходящему солнцу.

***Я с трудом разлепил отяжелевшие веки. Время было 6:51. Рядом мирно спал Слава. Я не помнил, что было после того, как нас с Глебом сменил Ваня. Почему-то ужасно ныла спина. Я оглянулся по сторонам. Шатохин тихо посапывал в сторонке, разбросав конечности в позе морской звезды, закинув левую ногу на Глеба.Неужели Ваня уснул на дежурстве?Наспех одевшись, я вышел из палатки. В глаза ударило восходящее солнце, утренний бриз взлохматил мои волосы. Окинув взглядом наше пристанище, я обомлел.

Вани нигде не было. Костёр потух, рядом валялся окровавленный нож, который я дал Дрёмину перед его дежурством. Какие-то тёмно-красные пятна покрывали траву в немалом радиусе, вели в кусты тонкой дорожкой. Мне стало дурно.Сзади послышался тихий вздох. Я обернулся и увидел Глеба.– Забудь про Ваню. Он наверняка мёртв, – со вздохом сказал блондин, – если его здесь нет...Из палатки выбрался Артём, зевнул и спокойно спросил:– У вас нет зубной пасты?Меня аж затрясло от злости на Шатохина, от возмущения его равнодушием, и я прорычал:– Пропал Ваня, а тебе нужна только зубная паста!Артём фыркнул.– Скажи спасибо, что ты сегодня проснулся. Лучше идите с Глебом и поищите родник.– Не командуй, – ласково попросил Глеб, – прошу тебя. Мы ведь уже скоро совсем съедим Аякса, боюсь, что такими темпами следующим будешь ты.– Глеб! – я нахмурился. Мне совсем не нравились его заявления. – Не хватало нам ещё переубивать друг друга!– Ну знаешь что, Голубин, – зашипел Шатохин, игнорируя мои слова, – ты уже заебал меня за эти дни. Так знай, тупая шлюха, я первым убью тебя и сделаю из твоей задницы холодец, ты меня понял?

Глеб скрипнул зубами, по классике вынимая пистолет из-за пояса. Артём сухо рассмеялся:– В Москве ты тоже будешь при каждом случае хвататься за него? Если, конечно, я не убью тебя до приезда туда.– Сука, – прорычал Голубин, напоминавший в те минуты разъярённого зверя перед прыжком, – смотри, чтобы я не опередил тебя!– Прекратите! – рявкнул я.– Подожди, сладость моя, – промурлыкал вкрадчивым голоском Глеб, – дай мне сначала покончить с этим ублюдком.

Пользуясь случаем, Артём молниеносно поднял с земли окровавленный нож. Дело принимало серьезный оборот.И я решил вмешаться. Не знаю, чем я руководствовался, выбивая из рук Артёма оружие ловким ударом. Я и сам толком не осознал, как мы сцепились и покатились по траве, награждая друг друга полновесными ударами.

– Тварь, – шипел Артём, вцепляясь пальцами мне в волосы, – это из-за тебя все они умерли! Виноват только ты! Ведь не я же трахал девственников в болоте!

– Пошёл нахуй, – превращая нос соперника в кровавое месиво, равнодушно отвечал ему я, – ты увёл у меня Глеба, сволочь, так что виноват ты.В один момент я откинул Шатохина от себя, втыкая ему в плечо подобранный нож, и всё закончилось.

Я хотел его убить?Чуть в стороне, сзади Артёма, стоял Слава, сжимая в руках топор и вкрадчиво улыбаясь.

– Положи топор, – попросил я, – успокойся.Михайлов зловеще ухмыльнулся:– Он мог бы убить тебя, Даня.

– Прошу тебя, Слава, опусти топор, чёрт тебя дери!

В небе послышался нарастающий гул.– Если только ему на голову, дорогой.Я повернулся, посмотрел на Глеба. Красивое лицо парня было спокойно, он курил трубку, выпуская клубы табачного дыма.Гул приближался, и блондин, взглянув в небо, спокойно проговорил:– Угомонитесь, уёбки. Вертолет.– Вертолет?Слава отбросил топор, задрал голову. Ни у кого не было сил кричать, и мы просто смотрели на частичку старого, родного мира в этом кромешном аду, которая удалялась, пока не исчезла.– Нас ищут, – прохрипел Артём, – у нас есть надежда.– Надежды нет, – спокойно сказал Глеб, откидывая светлые пряди с лица, – понимаете? Нет никакой надежды.– Мы все умрём, и никто из нас не доживет до заката солнца, – печально молвил Слава, – настало время молиться.

– Я думал, что ты атеист, – Артём улыбнулся разбитыми губами, – перевяжи меня, Слава.

***– Вот и всё, – Глеб смотрел в никуда, а я смотрел на него и замечал, что в пшеничных волосах уже сквозят серебристые ниточки седины, – как же глупо, Даня. Смешно и глупо. Мы умираем, понимаешь? Умираем ни за что, исчезаем, растворяемся. Нас больше не будет, Даня. Как глупо...Он хрипло засмеялся, тряхнув копной слипшихся волос. Битый час мы бродили по лесу, разыскивая источник воды.

– У нас нет ни фонаря, ни керосинки, а нам нужен свет. Смешно, да? Мы же должны видеть, кто жрёт нас по одному, – светловолосый смеялся, – мы должны видеть свою смерть, да?Я молчал.

– Я схожу с ума, – продолжал речь Глеб, – а Артём уже. Кстати, он может быть опасен, связать его, что ли, – снова хриплый смех, – боже, Даня, что со мной...– Успокойся, – я остановился, притянул Глеба к себе, – я буду с тобой до конца.– Мне не нужны твои слова, Даня. Конец неминуем, я понимаю это, и смерть каждого будет ужасна. Время смириться с этим.

– Глеб, дорогой... – только и мог вымолвить я. Прижавшись ко мне, Глеб плакал. Я растерянно гладил его светлые волосы, не зная, что делать.

– Вчера я видел в лесу её, – блондин закусил губу, – помнишь, когда я стрелял?Я кивнул.– Влад был там не один, когда я увидел его. Я вышел на поляну и увидел две фигуры. Одна из них, высокая, стоящая прямо, впоследствии оказалась Владом, а вторая, – Глеб замялся, – сгорбленная, стоящая на четвереньках, напоминающая будто бы собаку... Я испугался и выстрелил, она убежала в лес. Я целился ей в голову и знал, что попал, а она убежала. И я понял, что это она.

Воцарилось молчание.

***Родник был прозрачен, как слеза. Глеб улыбнулся, встал на колени, хотел было припасть пухлыми губами к воде, но отшатнулся.

– Подойди сюда, – прошептал он одними губами. Из воды смотрела на нас улыбающаяся голова с темными длинными волосами и татуировками на щеках...В глазах потемнело, и я ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.– Вот так вот, – горько ухмыльнулся Глеб, – видишь, что бывает?Я молчал.– Я люблю тебя, Даня. Знай, ты выживешь, – мой разум уже отказывал мне, и я едва осознавал слова Глеба, скомканные будто, сумбурные какие-то, – только помни меня, ладно? У тебя всё будет хорошо, Даня. А знаешь ты, скажу одну вещь. Нет никаких болотных демонов, это всё чушь. Болото проклято, оно прогнило, но Эллионы нет, Даня. Нет духа болота. Болото – оно в нас. Всё зависит от людей, понимаешь? Прости меня.Поцеловал меня. Поцелуй вышел какой-то смазанный, торопливый, и так же торопливо и смазанно, рвано дыша, прошептал мне Глеб в шею: "прости и прощай", подорвался с места и побежал куда-то.

Я остался один, и мой мозг просто не повиновался мне. Из родниковой воды смотрела на меня, улыбаясь, Ванина голова, а я смотрел на неё, и было совсем не страшно, лишь как-то пусто и странно. Ничего я не чувствовал, не слышал и не видел. Откуда-то из глубин подсознания донесся до меня приглушённый выстрел.

С минуту я прислушивался в тишь лесную, не желая поверить, а потом побежал со всех ног в ту сторону, откуда шёл звук.Метров пятнадцать оставалось от лагеря.Глеб выстрелил в упор прямо себе в висок, и крови почти не было. Серые порошинки окаймили аккуратное пулевое отверстие терновым венцом. Неживая ладонь сжимала какой-то смятый листок бумажный с надписью быстрым, красивым почерком: "я устал".

Не хотелось верить своим глазам. Он был бледен и прекрасен, как никогда. Глеб Голубин. Мой бывший парень. Нет, это не может быть правдой!Я рухнул на колени перед ним и долгое время не мог понять, почему я вдруг стал так плохо видеть, лишь позже поняв, что я плачу. Я не видел и не слышал, как подошёл сзади Слава, как и я, плачущий – и откуда он только узнал? – и положил руку мне на плечо, не говоря ни слова.

Какой же я идиот. И мудак, чёрт возьми. Что же я наделал, когда отпустил его? Ведь тогда, у моря, честно говоря, он был прав. Не любил я Славу. Нравился он мне, конечно, но любил я только Глеба, каким бы он ни был.

"Он умрёт из-за тебя."Так, кажется, говорил Паша в тот страшный вечер? Да, именно так. Говорил ещё, что Глеб любит меня. А я не хотел верить. Почему я такой идиот?..Я люблю тебя, Глеб.Я взял руку блондина в свою, перебрал его ледяные пальчики. Вспомнилась вдруг какая-то сказка, где нужно было поцеловать принца, чтобы он ожил. Глупая сказка, а верить хочется, но хоть целуй его, хоть не целуй, мой принц, мой пепельный ангел уже не воскреснет.

Я хотел бы всегда быть с ним и умереть в один день, как в лучших традициях сопливых фильмов с хэппи-эндом, но что-то пошло не так.

Слава аккуратно коснулся моего плеча, тихо сказал:– Я понимаю, что ты любил его и любишь. Я не в обиде на тебя, ясно же, что сердцу не прикажешь. Я ведь знаю обо всём и не стал бы пытаться тебя удержать. Я – самая большая твоя ошибка, Даня, пойми.Я отчего-то не хотел с ним разговаривать. Под короткими ногтями Славы была чья-то засохшая кровь, и я засмотрелся на неё.

Появился Артём, постоял рядом, посмотрел немного, сказал наигранно грустно:– Как мне жаль, он был неплох в постели, – добавил, – да, не я один буду плакать над потерей такой элитной шлюхи, – и сухо засмеялся.Его смех почему-то напомнил мне треск пулемёта.

Я не смотрел, что происходило дальше, только слышал хруст ломающейся кости и крик. Глеб был мертвенно прекрасен, как засохший бутон чайной розы, и я не мог оторвать взгляд от него.– Я люблю тебя, – сказал я ему, – и ты знаешь это и тоже любишь меня."Люблю, люблю." Его зелёные глаза светились, как драгоценные камни,сияла ровным свечением фарфоровая кожа, алые, как вишня, губы складывались в нежную, как никогда, улыбку.Отгоняя видение, я в последний коснулся его ледяных губ своими. Надо было продолжать путь.Прости и прощай. Я люблю тебя, Глеб Голубин, знай это.***Сколько мы прошли после смерти Глеба? Не знаю. В грязных кедах что-то хлюпало (неизвестно, кровь, пот, гной?), голова кружилась, появилось непреодолимое желание пить, но мы упорно двигались вперёд. Артёму, наверное, приходилось труднее всего с его сломанной рукой.

Палатки мы оставили. Не хватало нам ещё сейчас тащить их на себе!

Почти всё время мы молчали, и безмолвие тяготило меня. Я пялился на Михайлова и диву давался: почему Славка так хорошо выглядит?Русоволосый почувствовал мой взгляд, улыбнулся по-кошачьи, спросил:– Смотришь?– Смотрю.

Как же он похудел. Наверное, если ветер дунет, его унесёт в море. Хотя нет, в небо. А в небе солнце и луна. Солнце горячее, а луна холодная... Тьфу ты, чёрт, что за бред!

– Я сказал, что буду дома уже завтра, – безразлично сказал Артём, и из его рта пошла розоватая пена, – а может, мы и правда скоро вернёмся, будем пить пиво и смеяться над нашими приключениями?– Невесёлый это будет смех, – заметил я, – а тебя, Слава, когда хватятся?– Никогда. Мама умерла от рака.– Извини, – я замолчал.– Я люблю её, – отрешённо сказал Слава, заправляя светлую прядь за ухо.Над морем смеялись и плакали чайки.

Я рассеянно посмотрел вперёд и обомлел. Перед нами зияло огромное ущелье.***– Грамотеи, блять! – Женя откинулась на спинку кресла, кидая на стол заявление, полученное ею от какой-то опухшей тётки, гласившее, что муж вышеупомянутой "пастаянно выпевает и бёт миня". Майору милиции Евгении Владимировне Белкиной были знакомы подобные случаи, когда женщины пишут заявления на своих мужей, но как только заводится дело, сразу начинают утверждать, что те вовсе не пьяницы, а белые и пушистые кролики.

Женя вздохнула, закусила губу. Вчера в милиции была некая Дарья Константинова. Из опроса плачущей женщины Белкиной удалось узнать о том, что муж её пару дней назад поехал на базу Красная Щель, чтобы доставить провиант какой-то компании подростков, и не вернулся. Услышав про Красную Щель, Женя заволновалась, но успокоила Константинову заявлением, что, скорее всего, её муж просто засиделся у друга.Женя с детства слышала множество страстей о загадочной турбазе, а три года назад была очевидцем одной странной и страшной истории.Маленький кабинет Жени огласился трелью телефона.– Майор Белкина слушает! – Евгения подняла трубку.– ОВД Апрелевка?– Так точно.– ГУВД Новороссийска, полковник Илюхин. Собирай, кого можешь, надо бы прогуляться в Красную Щель. Ты ведь в курсе? Мы располагаем информацией, что там, возможно, произошло убийство. Ты поняла? Я понимаю, народу мало, бери пару человек и езжайте! Только оставь кого-то. В случае проблем с начальством ссылайся на меня!Евгения вздохнула.

– Туда можно добраться только по морю или на вертолете.– Нету у меня вертолетов! – рявкнула трубка. – Бери людей, ищи катер, лодку, надувной матрас, всё, что угодно и пиздуй в Красную Щель!– Наваждение, – пробурчала Женя и хотела было сбросить трубку, но что-то пошло не так:– Ну-ка, погоди! Отправь пару человек туда, а сама приезжай! – проорал в трубку Илюхин.– Ладно, – Женя положила трубку и стала собираться.***Напротив Илюхина за круглым столом сидел лохматый и непромытый парниша лет двадцати. Увидев Женю, он потупился и заёрзал на стуле, словно ему в задницу вшили гвоздь.

– Спасибо, ждите полковника Тараканова, – бросил ему мужчина и уставился на Женю: – Садись. Этот хлопчик по делу Красной Щели. Кто-то звонил с мобильника на автобазу, говорили про убийство. А этот молодчик отвозил с неделю назад туда компанию студентов.Зазвонил телефон. Перекинувшись парой фраз по поводу смены дежурного состава, Илюхин рявкнул:– Женя, к Тараканову! Он на втором этаже в последнем кабинете! Срочно! И этого бери! – он кивнул на парнишу, который сидел ни жив ни мёртв.Страх липким пауком окутал сознание Жени. Она вспомнила то прохладное августовское утро три года назад, когда позвонили из Соловков и сообщили, что в Красной Щели творится что-то неладное. "Словно обезумели, убивают друг друга." И все. Больше ничего вразумительного.

Женя, которая тогда работала только первый год, ФСБшник Тараканов и ещё пять человек поехали тогда на базу. Чёрт его знает, что происходило до их приезда, но вряд ли что-то хорошее.

Женя никогда не была слабонервной, но то, что она увидела, реально напугало её. Лагерь археологов выглядел как поле боя и был буквально усеян трупами. Двое парней катались по земле, полосуя друг друга ножами, девушка от силы лет семнадцати держала руку над костром и хохотала, глядя, как конечность превращается в тлеющую головёшку, мужчина со скальпированной головой держал на руках мертвую девушку с торчащей из груди сапёрной лопаткой. На можжевельнике висела мёртвая обнажённая девушка без конечностей. Её живот был вспорот, а рядом сидел мужчина, вынимая оттуда кишки. Увидев милиционеров, он бросился на них с кухонным ножом, но тут и нашёл свою смерть от пули, выпущенной кем-то из мужчин.

В живых осталось четверо. На ментов и приехавших позже ФСБшников они обращали ровно столько же внимания, сколько на мух. До того, как их госпитализировали, один из парней, безумно глядя в сторону леса, сказал: "Там... Кровь... Боги... Вечность..."В лесу, недалеко от болота, было найдено шесть обескровленных трупов, развешанных на деревьях. Итого восемнадцать, мать вашу, трупов!

Похоронили их в общей могиле. Официальная причина смерти – пожар. Кстати, он на самом деле был. Случилось непонятного происхождения возгорание около болота.Двое из сотрудников милиции после этого покончили с собой, а один еще и зарубил топором жену и ребенка. Выжившая девушка выбросилась из окна, а парни по сей день томятся в психушке.И вот опять Красная Щель.

– Взорвать бы её к чертовой матери, – прошептала Женя, открывая дверь в кабинет, где был полковник.***– И что же делать? – спросил Артём. Из его рта по-прежнему шла пена.

– Рубить дерево и идти дальше, разумеется, – спокойно сказал Слава, – я начну.Краски заката сгущались, наполняя пространство сочетанием различных цветов. Михайлов достал топор и подошел к высокой сосне.– В прошлый раз тут было хорошо, – мечтательно сказал Шатохин, – а теперь дьявол дышит нам в задницы.– Да, – я охотно согласился.Мы помолчали. Артём внезапно сказал:– А знаешь, прости меня.– За что? – я удивлённо свел брови.

– За... За Глеба, – выдавил из себя Артём. Я ухмыльнулся. Этот Артём такой смешной, прямо до чертиков! Около года трахает моего парня втайне от меня, а потом, после его смерти, когда нам всем скоро пиздец, извиняется! Вот умора-то.– Прощаю. Давно простил.– Оно тебе надо? – серьезно спросил Артём.– Как видишь, – я пожал плечами.Я посмотрел на Славу. Он стоял у обрыва, опустив топор, и смотрел куда-то вдаль. На его лице застыла странная и неприятная улыбка, и я почувствовал к парню какую-то странную антипатию.– Он хорошеет день за днём, – Артём хмыкнул, – посмотри на его лицо. Он из серого мыша как будто красавцем становится.Я неопределенно кивнул.***Артём оглянулся на море.

– Как ты думаешь, сколько осталось? – спросил я его.– Километров пять, не больше, – он повернулся ко мне, в глазах зияла пустота, – но разве это имеет значение?Я вопросительно посмотрел на него.– Ты ничего не понял, – усмехнулся Артём, – думаешь, в Соловках тварь перестанет преследовать нас? Думаешь, нам там устроят торжественную встречу с транспарантами "Да здравствуют Покорители Красной Щели"? Нет, друг мой, всё намного хуже. Нет надежд на лучшее. Умер Паша, умер Влад, умер Ваня, умер лучший друг моего отца, и, наконец, наш непревзойдённый лидер Глеб Геннадьевич, черт его дери, пустил себе пулю в лоб. Кстати, его можно понять, так как лучше умереть от своих рук, чем от какой-то твари из болота. А знаешь, как мне хреново? Когда все косятся на меня и думают, какой я плохой, затащил всех к черту в жопу, а они все хорошие? Кстати, не было ли у тебя странных желаний?– Были.Да, я вспомнил жажду свежей крови, ударившее мне в голову на болоте, и желание убить Шатохина.– Да и я прошлой ночью хотел зарубить всех топором к такой-то матери. Вот так.

– Надо идти, – сказал я, – хотелось бы добраться до темноты.

Артём замолчал, насторожился и вдруг глухо проговорил:– Оно где-то здесь. Я это чувствую.

– Тем более пора идти, – откликнулся я, – мост готов.Слава сидел в стороне, что-то читал. Я позвал его, и он покорно подошёл. Артём перекинул наши рюкзаки на другую сторону, и это снова был тот Артём, которого я знал и любил.

–Нужно быть как можно аккуратнее. Если кто упадёт, ему крышка, – сказал Слава. Мы промолчали.Артём смотрел на закат, и вечерний ветерок трепал его короткие волосы. Этот вечер мог быть последним для каждого из нас, и все мы понимали это.

– Ну что, кто первый? – я нарушил молчание. Артём, не говоря ни слова, шагнул на мост.

***Над бездной, словно бабочка, буквально пролетел Михайлов. Теперь была моя очередь.Смолистый ствол дерева пачкал одежду, сучья цеплялись за заляпанные и протертые до дыр джинсы. Казалось, что дерево не кончится никогда. Больше всего я боялся рухнуть вниз. "Интересно, Слава будет плакать? – подумал я. – А Артём?"Мои размышления прервал грохот. Мост из дерева сломался, между мной и обрывом было около полуметра. Надо мной замаячило дьявольское лицо Артёма.

– Ну что? Дохуя Рембо? – издевательски спросил он. Сзади послышался голос Славы, но я не слушал, что он там говорил.

– Молчишь, Бумагин? Привет тебе от моей задницы, – продолжал разглагольствовать парень, – ведь вы близнецы. Даже я со сломанной рукой пролез, а ты ебнулся! Вот лошара. Если выживешь, напиши книгу по выживанию, человек-жопа!– На счёт три я стреляю, – послышался сзади голос Славы.***Что это? Галлюцинация?

Перед нами стояло огромное дерево. Его черные ветви напоминали паучьи лапы, шевелящиеся на ветру. На них тихо и мирно покачивались две виселицы.

Две виселицы. Две. Кто из нас?..И песок под ногами был не песком, а остатками костей. Лицо Шатохина застыло в зловещей маске. "Убей его, – прошелестело в сознании, – будет легче".

"Убей его, – говорили глаза Славы, – прошу.""Убей его! – кричали чайки над морем. – Убей!""Убей его, – Глеб ласково улыбался мне, – сделай это ради меня.""Сделаю, любимый. Ради тебя – сделаю".Ведь всё равно об этом никто не узнает.***В моей голове был словно улей с множеством ячеек. Вернулись пчёлы. Они думали, что я умираю. Это они заполнили мою голову своими сотами.Вспыхнули бриллиантами первые звёзды. С моря подул ветерок. Было лишь слышно, как равнодушно плещутся волны. Взошла луна, и голубоватый свет её озарил виселицы, завораживающие каким-то зловещим очарованием. Может, мне податься в писатели? Да о чём это я думаю? Сознание уходило от меня, в голове по-прежнему гудели пчёлы.

Я сделал это. Я выполнил просьбу Глеба.***– На некоторое время ты задержишь её, – спокойно сказал Даниил и оставил Артёма одного в лесу, связанного леской.Кричать не было смысла, Артём понимал. Минут на пять парень потерял сознание и пришёл в себя, услышав громкое карканье. У его ног сидел огромный ворон. Блестящие глаза птицы любопытно разглядывали Шатохина.– Чего тебе? – спросил Артём. Ворон не ответил и таинственно продолжил смотреть на парня.– Лети отсюда! – но ворон не двигался. Артём изловчился, схватил его за крыло, дважды дёрнул. Изувеченная птица укоризненно посмотрела на парня. В руке Шатохина трепыхнулось оторванное крыло. Парень засмеялся.

Боль в его сломанной руке исчезла. Артём чувствовал себя прекрасно.

Бумагин хотел проучить его? Хотел скормить болотной твари? Ха! Она всё время была рядом, и он, Артём, расправился с ней. "Теперь время проучить ублюдка Даню и его недо-парня Славу. Чтобы впредь не трахались на болоте."Артём увидел впереди какой-то неземной свет. Кто это?Я люблю тебя.Эллиона.

– Кто бы ты ни была, мы всегда будем вместе, и нас даже смерть не разлучит, – прошептал юноша и даже не понял, как его истерзанное тело разделилось на части, как лист бумаги.***Мы ушли оттуда сразу после того, как я выполнил обещанное Глебу. Не хотелось никуда идти, хотелось умереть. До Соловков оставалось... А, один бог знает. Или дьявол?..Нет, я знаю, кто знает. Эллиона. Неземное творение. Рогатый ангел. Падший ангел. Эллиона. Я назвал бы так свою дочь. А сына назвал бы Глебом. Глеб ведь, в сущности, тоже падший ангел.

– Мёд с дёгтем, – падая, прохрипел Слава, – дёготь там, впереди мёд – Соловки.– Нет, дорогой, был уже мёд. Просто мы открыли бочку не с той стороны.

– Я расцарапал тебе спину, и под моими ногтями твоя кровь, – бесцветно сказал Слава, – а вообще-то, мы оставлены на главное блюдо. На десерт. Это был фильм. В ролях – МЫ. Глеб и Артём в эпизодах, Паша, Сергей, Влад, Ваня – работники сцены, – сухо рассмеялся.Зачем мы ушли от дерева? Там были две чудесные петли. Надо будет отдохнуть в Соловках и вернуться.***– Даня, а я ведь всё знаю.– Что ты знаешь?Слава плакал, размазывая по лицу грязь и кровь. Вокруг нас вились мухи и слепни.

– Нет никакой Эллионы. Это ты их всех убил. Пашу, Сергея, Влада, Ваню, Артёма... Глеб тебя, правда, опередил и пустил себе пулю в лоб. Теперь остался я. Давай, убивай меня.

Он безвольно обмяк в моих руках. Либо умер, либо потерял сознание – я не знал.

Кровавая муть ложилась на глаза, но сквозь нее я всё же увидел вдалеке домики над морем перед тем, как лишиться сознания.Чайки над морем заплакали.***Вид найденных в нескольких метрах от Соловков парней парализовал приехавших спецназовцев. Оба были без сознания. Крайне истощённые, окровавленные, с переломанными конечностями, они словно издавали запах смерти. Опера, даже самые опытные, пришли в ужас, а медсестра в больнице, куда их привезли, упала в обморок.

У одного из них, русоволосого и более хрупкого, майор Белкина нашла какие-то записи в толстой тетради, открыла на одной из последних страниц и после изучения отдала тетрадку Тараканову, смертельно бледнея. Мужчина прочитал в тетради следующее:Число не помню. Как же глупо и бессмысленно. Голова болит. Мне снился Глеб (или не снился?), спрашивал, нравится ли мне Даня. Я сказал, что да, и он велел держаться около него, а потом добавил, что был дураком, что ушёл от него. Я мало спал вообще. Даня и Артём куда-то уходили, после чего мы ушли отсюда, с той чудесной поляны с виселицами. Интересно, что чувствовал Влад, откусывая себе палец?.. Пиздец, я сбрендил.После прочтения одной страницы странного дневника Тараканов вовсе не захотел ознакомиться с этой писаниной поближе, зато предложил Евгении полистать дневник, дабы найти какие-либо сведения о его хозяине. Его мысль оказалась правильной. Имя владельца тетради было криво нацарапано на обложке. Парня звали Вячеслав Михайлов.Второго парня звали Даниил, фамилия его была неизвестна. Его узнал водитель автобуса, Разумов. Поскольку автобаза была шабашкой, учёт там не вёлся, потому фамилия черноволосого парня пока оставалась в тайне. Конечно, можно было, наверное, найти её в дневнике, но ни у кого не было желания возиться с заляпанной кровью странной тетрадкой.

Через четыре дня оба парня пришли в себя. Русоволосый, Вячеслав, был совершенно не в себе, постоянно звал Даню, говорил про какую-то Эллиону (вот странное имечко!), просил кого-то не стрелять в собаку, просил какого-то Сергея спасти некого Пашу и нёс тому подобный бред, и от его речей не было совершенно никакого толку. Второй, Даниил, был до смерти перепуган чем-то и первым долгом спросил, где она. Кто – она, было известно лишь ему. Узнав о том, что юноша очнулся, Евгения и Тараканов моментально направились в его палату.Разговор с парнем был действительно полезен. Он рассказал всю историю своих похождений от начала до конца. Возможно, она могла показаться неправдоподобной, но Белкина, как и Тараканов, поверили. Свежа ещё была память тех событий, и ясно было, что никого и ничего не найдут. Не найдут останки Шнурова, не найдут прикрытое ветвями тело бывшего парня Даниила, Голубина Г.Г., не найдут голову Дрёмина И. Т., погребённую на дне ручья. Не найдут овраг, в котором покоятся останки Кожихова В. Д., не найдут дерево с виселицами и изувеченный труп Шатохина А. С., лучшего друга Даниила...– Значит, так, – полковник пристально посмотрел в лицо черноволосого, – запоминай официальную версию всей этой истории. Твои друзья накурились травки, а ты и твой парень просто были бессильны что-то предпринять. По укурке они убили Шнурова, потом один из них повесился на дереве, остальные испугались и решили делать ноги. По дороге покончил с собой парень того, повесившегося, ещё одного парня случайно убили по укурке, так, сколько ещё? Ещё один опять же по укурке пустил пулю в лоб, а последний... Последний обдолбался так, что откинулся от передоза. Остатки травы с горя скурил твой парень и слетел с катушек. Ты меня понял?Брюнет кивнул. Когда сотрудники правоохранительных органов собирались покидать палату, брюнет ангельски улыбнулся и попросил Евгению чуть-чуть задержаться. Оставшись наедине с женщиной, он настоятельно порекомендовал ей беречь себя и проверить карманы её младшего брата, Максима.

Дома Белкиной позвонил Илюхин и сообщил:– Тот водитель, Разумов, нажрался и раскроил череп об сарай. Умер. Как тебе такое?Женя вздохнула. Ночью, когда все спали, женщина залезла в карман куртки Максима. Какие-то маленькие ампулы, шприцы...Чёртов наркоман!Женя взяла пистолет и отправилась в комнату брата. Ветер, подувший в форточку, перелистнул страницы дела о турбазе Красная Щель...