3. (1/1)
влажные каменные дорожки парка и редкие велосипедисты встречают забредших людей в раннее время суток. из-под земли кое-где проглядывается зелёная трава, пропитанная росой и налётом, шалая листва прошлого года скопищем лежит под деревьями. вокруг ещё подернутого льдом озера, бегают зожники с яркими лосинами, круги наматывая и не чувствуя усталости. снова туман опустился, в аллеях стало неуютно и холодно, засуетившиеся люди, испугавшиеся заболеть, выходят из парка в поиске тёплого кафе. когда дворник уходит с работы, а туман глотает все вокруг ледяной дымкой, влад садится на лавочку и закуривает. собака артёма расположилась рядом, мордой разглядывая даль.отчаяние и страх, безысходность вкупе с головной болью завладевают джизусом, сконцентрироваться на причине возникновения чего-то одного невозможно — они цепной реакцией сосуществуют. если влад привязывался к кому-нибудь, то процесс забытья, одиночества затягивали в пучину алкоголя и депрессии. после ?лечения? в психбольнице джизус долго не мог поверить, что артём не просто хочет общаться, утвердиться или покровительствовать над ним, а по-настоящему влюбился. влад никогда раньше не рассматривал любить мужчин: просто в кирове даже за тату на лице могли прижать безмозглые быдло. он долго привыкал к артёму рядом, к его привычкам и устоям, особенностям здоровья и взглядам на жизнь. депо же слишком быстро вошёл в симбиоз с джизусом, даже не меняя себя.конфетно-букетный период прервался настолько быстро, что влад с непривычки начал подглядывать в женские форумы, от которых мозг начинал потихоньку разжижаться. всё большее отстранение от совместного времяпровождения, гулянки целыми днями, глупые выходки смешивались с просьбами оставить депо одного, не трогать чуть ли не неделями. тогда они оба писали альбомы, и влад не придал этому должного значения, а когда стало совсем плохо — пытался исправить жизнь, катящуюся в ебеня. но депо этого уже не хотел. он словно желал чувствовать себя в долгом браке, где супруги любят друг друга, но не лезут с поцелуями, где если один уходит, другой не смотрит зло по утрам и пожирает ненавистью, где если долго нет секса — это не значит, что любовь прошла. артёму 28 и глупо считать его поведение чересчур взрослым и серьёзным — это владу пора было уже открыть глаза.отстранённо разговаривающий депо, нервно перебирающий волны на голове, и пьяный, шальной взгляд утром подталкивали, заставили джизуса убедиться в его ебле с левым парнем, если, конечно, бывшего любовника можно считать левым.?нужно разобраться? влада пугали эти слова, на вечеринке артём опять в глеба упал. джизус каждый раз сдерживал чёрную ревность глубоко внутри, ведь пропадающий бульвар не говорил об изменах, а теперь его невротическая натура показала себя, буквально крича, что артём трахался с глебом. влад не хотел устраивать сцен глупой злости без явных слов депо, он и так временами считал кожихова малолетним одиннадцатиклассником. поэтому влад сидит в парке почти два часа, и пальцы на ногах в кедах отморозились, и гоку поскуливает от усталости, и школьники возвращались домой. одна пизданутая девка даже подбежала к владу, спросив, не он ли написал ?долбоёбам нет?.— иди нахуй.гоку перед ним беззаботно виляет хвостом, по-видимому, ощущая эйфорию хозяина, а не опустошенность и предательство влада.
***артёма дома уже нет. только открытый шкаф и работающая стиральная машина намекают о пребывании любовника раннее, сбежавшего, даже не дождавшись влада. кожихов швыряет ключи на пол и в обуви кидает корм гоку. он садится на диван и сжимает волосы на затылке, ощущая влагу на щеках, тихо плачет от скатившейся жизни в никуда. телефон в руках оповещает, что шатохин ушел на студию. джизус перезванивает, и когда автоответчик ожидаемо пищит, говорит тихое:— тём, я на несколько дней смотаюсь к матушке в киров, — немного помолчав, кусая губу и перекатывая септум, отчаянно цепляется за мысль, что артём все же не говно бессовестное. — я люблю тебя.в небольшой чемодан для туров складывает одежду, какие-то цепочки артёма и ноут. на сайте ржд покупает билет до кирова в плацкарт, готовясь к неадекватным соседям.в поезде звонит матери.— владюш, как дела? что так долго не звонил? — на фоне пылесос падает. — как там ленинград?— ма, все нормально...я к тебе еду.— что произошло? поссорился в артёмом? — елена анатольевна всегда была проницательно женщиной, а сейчас и вовсе оказалась права как никогда.— немного. в общем, еду. можешь на вокзале встретить?— конечно, солнышко.***— что завис? — фараон возле окна сверкает голой задницей и выдыхает дым в питерский вечер.за окнами сверкают огни многоэтажек и фары машин с мотоциклами, отдалённо гудящими вдали, подталкивая забраться в авто и ехать по дворцовому, раскуривая блант. ночной санкт-петербург подобен целому миру, абсолютно отличный он дарит кайф и оттенок незыблемой свободы во всем. депо под отельной простыней смакует сигарету и вертит телефон. влад уехал к матери, и это означает полный пиздец. нужно быть редкостным дураком, чтобы не понять провала депо и его траха с голубиным. к ?люблю тебя? физически можно прикоснуться, ощутить привязанность влада и его полную влюблённость в артёма. шатохин откидывает телефон и голову прячет в подушке, бубня:— влад все понял и уехал к матери. просто пиздец, глеб. так нельзя. хуёво блять, ненормально — я как чмо полное. он меня любит, а я ебаное кишечнополостное предал его.— как он узнал? — фара присаживается на огромную кровать, отводя взгляд на стену со светильниками.— нужно быть конченым, чтобы не понять! — депо садится напротив глеба. — я не могу так.— как?— молчать, — артём закрывает глаза и облокачивается головой на спинку.— что ты хочешь сказать? и кому? —глеб наконец смотрит на отреченного депо.— тебе, что… это так глупо, так глупо. ты меня бросил, а я снова приполз. блять с ним было хорошо, но почему…— ты ему изменил? — голубин светлыми глазами скользит и вглядывается под кожу. — и ты не приполз, а просто ответил мне.— да! конечно, поебаться и сидеть сейчас с тобой, когда влад в ебаном поезде пятнадцать часов будет ехать в дыру-город — очень по-человечески.— мы расстались необоюдно... я тогда хуевым был, башкой совсем не решая, только бабки перед глазами, а теперь, — глеб гладит скулу артёма. — я правда хочу быть с тобой. ты был первым, и проебался я с тобой, утеряв в бесконечных разборках с собой.— я так скучал. первый год ударился в музыку, вытаскивать из говна лишь она могла, — депо прислоняется своим влажным лбом к голубинскому холодному. — буквально не смог забыть тебя... даже спустя два года. я с владом в первый раз назвал его твоим именем.
глеб ложится на артёма, целуя грудь и шею, носом по щекам скользит, отчаянно касаясь губами чужих, прихватывая их. тёма под прикосновениями плывет, прижимаясь ближе. глеб приостановился всего на секунду, в обкуренных глазах депо блеснуло его отражение, а затем поймал лицо артёма в разгорячённые ладони и мазнул пальцами по тату на солнечном сплетении, аккуратно погладил по волнам волос, притянув к себе ближе, и сильно, с отчаянием вжался в прохладные суховатые губы. фараон переворачивается под депо, позволяет вести, откидывает все мысли о разрушенных отношениях, цепляясь за бедра бульвара. депо молчит и лишь сильно, грубо и зло сосет до белых костяшек на тазобедренных костях глеба. от такого артёма ведет и голубин не сдерживаясь, специально под каждую фрикцию тянет стон. подготовка едва ли тянется минуту, и когда артём от нахлынувших чувств рвет гандон, глеб перехватывает руку.— можешь выебать без него.он выдыхает, а потом нависает над голубиным и вбивает его в стенку одним толчком, собирая коленями бедную простынь, подушку между поясницей прислоняя к деревянной спинке, чтобы не больно было. депо долго и резко трахает, настолько сильно, что, кажется, соседи стучат в дверь от их безрассудства. глеб хватает лицо артёма, препечатывая к своему, зубами прикусывает ключицы и кожу на кадыке. ритм бешено подталкивает к оргазму.— сильнее, — хрипит фара во влажный рот депо. — давай, бля, ты можешь… — глаза восторженно и влажно блестели от обжигающей жары.воздух между ними плыл маревом. глеб шумно дышал, в глаз ему бил огонёк пожарной сигнализации, его жестко трахал артём, а у депо скользили и хлюпали пальцы на члене. голубин прилип к простыне мокрой спиной. в ночном питере сегодня тепло — передавали по телевизору, а артём любил его. по шее скатывались капли пота, солёного, горького и депо всасывал до синяков каждый сантиметр.— ебаный рот, господи, глеб, — артём задрожал и впечатал в стенку мокрого глеба, додрачивая слишком сильно, сжимая кулак и большим пальцем давя на головку.— сука, как охуенно, — голубин кончает, захлебываясь слюной и головой ударяясь о ненавистную спинку. — ты лучший, тём, бля, никогда такого не было.бульвар расправляет сбившуюся постель, пальцами ощущая какая она мокрая, оттаскивает прилипшую подушку от спины глеба и ничком падает на неё. глеб вытирается влажными салфетками и подваливается к артёму, кондишку включая на +22.— я словно в 2016, — артём в дреме шепчет затылку фаре. — как будто всегда мы вместе были.— только у тебя хуй стал больше, если честно. и это пиздануться как круто.