Глава третья. Трагедия белок. (1/1)

Я так безропотна,

Так простодушна,Вежлива очень,

Очень послушна,И уступаю я,

И уступаю яВсем и во всем, всем и во всем.Но задевать себя я не позволюИ настою я на своем!Сто разных хитростей…И непременноВсё настою я на своем!Ни перед кем я не оробею,И будет так, как я хочу,Сто разных хитростей…И непременноВсё будет так, как я хочу!И всё поставлю я на своемДа, всё поставлю я на своем!Из старинной оперы.Аббат Ремигий, несмотря на свои целых шесть с половиной лет, ещё сохранял достаточное здоровье и бодрость, годы не смогли его сломить, и он вовсе не казался дряхлым. Прямой, худощавый, тонкий, как восковая свеча, стоял он на пороге аббатства, в котором уже готовились принять долгожданных гостей. Время покрыло его голову вечной тонзурой, глаза, остававшиеся довольно зоркими и ясными, смотрели из глубоко запавших глазниц. Стан его облекало длинное тёмно-коричневое одеяние, перехваченное простой верёвкой.Рядом с ним стоял мышонок, одетый точно так же, который был самым старшим из всех диббанов обители, но всё равно ещё не считался взрослым. Он рассматривал собравшуюся на дворе толпу и казался несколько отрешённым.Напряжённое ожидание завладело всеми. За воротами послышался пронзительный писк:? Дорогу, дорогу его светлости Мондо Скрату?!Через мгновение привратник распахнул ворота, и во двор въехала объёмистая повозка, за которой тяжело шагали крысы, вооружённые двумя длинными алебардами. Кроме того, через ворота следом за ними вошли двое: старик в плоской соломенной шляпе с широкими полями, кативший перед собой тачку, и молодая мышка, его дочь.? Мондо Скрат?! – прокатилось в толпе.В повозке, кроме бельчонка-возницы на козлах, сидели две белки. Одной из них был сам лорд Мондо, другой же была его дочь, леди Клементина.В глаза сразу же бросалось поразительное внешнее различие отца и дочери.Лорд Мондо Скрат уже перевалил четырёхлетний рубеж, но, хотя кисточки ушей и кончик пышного хвоста были уже совсем белыми, во всех его движениях чувствовалась сильная воля и неиссякаемое упрямство. Собравшиеся во дворе смотрели на него с изумлением, а самые маленькие – даже со страхом. Казалось, ещё никто прежде не видел белки безобразнее Мондо. По необъяснимому капризу природы Мондо был немного ниже своей дочери, покрыт серовато-серым мехом, его нижняя челюсть выдавалась далеко вперёд, что придавало ему сходство с крысой. Четыре острых длинных клыка торчали, словно лезвия ножей, в разные стороны. Серые проницательные глаза были немного навыкате, но выражали ум и самодовольство. Грудь и всё тело его были наклонены чуть вперёд и вниз, будто он постоянно находился в состоянии полупоклона, из-за чего казался некоторым горбатым. Впрочем, настоящим горбуном его было трудно назвать.Сестра-травница и кастелянша аббатства не могли оторвать от него свой взор, не зная как относиться к увиденному, с восхищением, или же с негодованием. Никогда ещё им не доводилось замечать столько золота на одной белке. Массовые золотые браслеты были надеты на передние лапы гостя, сам он был облачён в шитый золотом камзол с несколькими рядами пуговиц из одного из благородных металлов. На широком поясе с золотой пряжкой висел небольшой кинжал с позолоченным эфесом. В ушах – и в тех – были видны крупные серьги со сверкавшими в ярком солнце камнями.Когда повозка остановилась, Мондо некоторое время оценивающе окидывал взглядом толпу, наслаждаясь, по-видимому, тем эффектом, который произвело его появление, а затем спрыгнул с повозки. Сделал он это так неудачно, что чуть не растянулся на мощённом булыжником дворе из-за того, что одна из его задних лап была чуть-чуть короче другой, и при ходьбе он заметно прихрамывал. Но он сумел исправить допущенную оплошность. Затем он протянул лапу дочери, помогая и ей сойти вниз. Клементина ничем внешне не напоминала своего отца, кроме разве что цвета глаз. В простом скромном платье, с одной лишь цепочкой на шее и гладким кольцом на одном из пальцев правой лапки, она казалась воплощением скромности.Осторожно, держась за лапу отца, она сошла вниз, стыдливо потупив взор. Плавность и грация были во всех её движениях. Ещё не так давно она, как весенняя муха, изящно перелетала с ветки на ветку, проворно лазала по деревьям, но вот наступил брачный возраст, детство прошло, едва исполнилось ей четыре сезона, её затянули в корсет, и наступило время для совершенно иных качеств: степенности и неторопливости.Мышонку вдруг стало до слёз жаль молодую белочку. Любовь к отцу смешивалась в ней с какой-то тревогой и опасением, а уж сам Мондо Скрат то и дело, плохо скрывая затаённый страх, озирался по сторонам и крепко сжимал рукоять кинжала.Но страхи рассеялись, Мондо удовлетворился, чего нельзя было сказать о дочери.Молодой мыш не мог оторваться от этого зрелища, юная Клементина самим своим видом и поведением опровергала все его прежние обычные суждения о молодых белках прекрасного пола. Он привык считать их слишком легкомысленными, думающими лишь о нарядах, украшениях и женихах, вообще, всяком показном блеске, не исключая турниров, устраивающихся в честь иной знатной барышни, что было в обыкновении у родовитых белок.Но Клеменитна, казалось, хотела совсем иного, и ей не было дела до всего этого.И эта несхожесть, это отличие её от прочих находили искренний отклик в его душе. В самом деле, ведь и сам он был таким. Среди своих братьев и сестёр он казался чужим. До некоторого времени он жил с родителями в своей семье на отдельно стоящей ферме, неподалёку от лагеря землероек Гуосима. Едва он научился говорить, как сразу же засыпал своих близких и знакомых многочисленными вопросами. Он хотел знать всё, отыскать причины всех явлений жизни, из-за чего часто оказывался не понят окружающими. Жажда знаний сочеталась в нём с некоторой задумчивостью и склонностью к созерцанию. Мать и отец мышонка часто приезжали в Рэдволл, для них это было хорошей возможностью встретится со старыми друзьями, узнать новости, нередко они брали с собой и детей. Мышонок, которого звали Листиком, чувствовал, что в аббатстве его привлекало нечто иное. И когда он однажды объявил, что собирается надолго поселиться в Рэдволле, это было не такой уж неожиданностью для его родителей, тем более, что нынешний аббат приходился им дальним родственником. Теперь он неустанно постигал одно за другим все сведения, которые мог узнать от старших или почерпнуть из книг. Ему стало известно многое об истории аббатства и страны Цветущих Мхов, немало усвоил он и естественнонаучных знаний. Иногда казалось, что он лишь припоминал что-то, ранее ему уже известное, что он где-то слышал или видел, но где он мог с этим ознакомиться, оставалось непонятным. И самому ему чудилось порой, что он должен будто вспомнить что-то самое главное, но оно всё никак не вспоминалось. Часто снились ему разные сны, странные голоса раздавались в его голове. Но мир от этого не становился проще.К тому же, он чувствовал, что с миром вокруг него творится что-то неприятное. Какая-то пустота и скука порой наполняли всё вокруг, и даже аббатство. Мир и покой в его стенах казались маленькому мышонку плоскими, хрупкими, хотя ничто за время его пребывания в обители не угрожало ей. И когда впервые Мондо и Клементина появились в Рэдволле, его чистая и непорочная душа вознегодовала от жадности и несправедливости, наполнявших Скрата. Упадок проявлялся и нарастал незаметно, без вмешательства какого-то внешнего страшного врага. И это-то и было для мышонка самым ужасным. Остальные чувствовали то же самое, но не придавали этому особого значения и старались не думать обо всех последствиях изменений, происходивших наиболее ярко в Южных землях, населённых белками.Отец и дочь сделали ещё несколько шагов по двору и остановились перед аббатом.? Приветствую вас, отец Ремигий?! – произнёс знатный гость как можно важно.? Всё ли ты сделал, сын мой?? – вместо приветствия напомнил аббат.Мондо обернулся:? Да, да, конечно?.Он потащился к повозке, дочь последовала за ним.? Где это видано, хотела бы я знать, что бы белки ездили на белках. И чего он себе позволяет, этот Мондо Скрат? Вы могли бы и не принимать его, отец настоятель?! – заговорила сестра-кастелянша.? Я не могу нарушить закона гостеприимства, – отозвался Ремигий, – кем бы он ни был, он наш гость и не угрожает аббатству. К тому же, он мой давний знакомый, а его дочь я всегда принимаю с великим желанием и радостью?.? Леди Клементина такая добрая. Жаль, что она не может изменить дурной нрав отца, хотя пытается. Да ведь и он был раньше не таким противным. А всё пошло с тех пор, как он нашёл это своё золото?, – вставила своё ехидное замечание старая ежиха-травница.Аббат сделал знак словоохотливым кумушкам умолкнуть.В повозку было впряжено несколько измученных белок. Самым заметным среди них был диковатого вида крупный зверь с широкой грудью и мощными лапами. На одном ухе недоставало кисточки, а через редкий, испорченный в частых стычках мех, клочья которого рвали многие враги, виднелась розоватая, покрытая множественными шрамами кожа.? Развяжите их?! – крикнул отец Клементины, стараясь не смотреть в сторону своих невольников.Бельчонок, подоспевший командор выдр и сама Клементина, сняли с несчастных пленников ярмо. И Клементина принялась лично растирать шею самому крупному из них. Затем она подошла к отцу и что-то прошептала.Не оборачиваясь, Мондо сказал, обращаясь к стоящему позади самцу:? Слушай, Эмейя, ты верно служил мне положенный срок. Думаю, в конце сезона я возвращу тебе свободу?.? Благодарю, господин?, – откликнулся Эмейя, хотя в голосе его и звучало обратное.? Благодари мою дочь. Именно ей ты обязан своей будущей свободой. Ни время тяжёлой неволи, ни принудительный труд, как я чувствую, не смогли изменить тебя. Какие же вы всё-таки стойкие и упорные, крашенные. Признаться, я и сам люблю таких, да! – произнёс Мондо и добавил, – Неизвестно, что ещё будет худшим для тебя: тяготы плена у меня, или презрение, каким встретят тебя твои соплеменники после возвращения к ним?.? Это уж я решу сам?, – сказал вольнолюбивый представитель дикого лесного племени.? Вот теперь уже лучше. Совсем другое дело. Так-то, дружок Мондо?, – одобрил аббат.Наступило время знакомства. Многие уже знали Клементину и её неприятного отца, да и она была здесь не совсем чужая. Но некоторых она видела впервые.Кротоначальник и командор по очереди подошли и поцеловали ей лапу. На многочисленные приветствия она отвечала книксенами и реверансами, пока не начали уже болеть лапы от целого ряда приседаний.Мыш с дочерью, стоявший неподалёку от повозки, оказался торговцем зерном из Большого Вутона с далёкого Юга, с которым Мондо и Клементина познакомились в пути. В аббатстве он намеревался пробыть всё лето, а осенью двинуться обратно, запасшись в Лесу Цветущих Мхов новым товаром. Звали его Сайрусом, как растолковала собравшимся Клементина.? Кто же этот статный кавалер? – вдруг спросила она у отца, – Это, как я думаю, новое животное, мною доселе не виданное?.Эту изысканную фразу она произнесла совершенно будничным тонам, будто прочла строчку из учебника по этикету, без всякой тени жеманства или кокетства.? Какое животное? Где? Я не совсем тебя понял, дочь моя?, – почувствовал неловкость отец.? Да вот же, батюшка, там стоит. Такой кавалер! Или ты не видишь? Рядом с отцом экономом, братом Джулианом?, – уточнила белочка.? Где? Кто?? – вновь переспросил отец.? Вот же, заяц?! – наконец сказала она.Отец хотел что-то сказать, но в эту минуту высокий стройный и, как говорится, ладный, подтянутый и молодцеватый заяц, немного чудаковатый и в пёстрой невероятной одежде, опередил белок и сам подошёл к Клементине.? Разрешите представиться, юная леди. Меня зовут Иоганн Себастьян Бах. Бах по-заячьи означает ?ручеёк?. Вы меня не могли ранее видеть, так как я не отсюда. Я сочиняю и исполняю музыку, а так же мастерю музыкальные инструменты. Некоторые говорят, скажу вам по секрету, что в моих руках любая деревяшка запоёт. Ну, любая – не любая, а если нужно сделать скрипку, или там, флейту, смело ко мне обращайтесь, не подведу?.? Нет, благодарю, мне пока не нужно. А откуда вы, скажите, пожалуйста?? – спросила Клементина.

Ей однозначно нравилось здесь, и на её мордочке появилась непринуждённая улыбка. Заяц был такой смешной.? Из Саламандрстрона, откуда ж ещё, леди Клементина? От самого лорда Роберта, сына леди Виолетты, если знаете, при котором состою церемониймейстером и командиром отряда Долгого Дозора?.? Что ж привело вас сюда?? – проговорила Клементина.? Сюда прислал меня мой господин, что бы произвести сборку и установку органа. Это такой чудесный инструмент моего собственного изобретения, очень большой. Этот уже второй. Первый я сделал в самом Саламандрстроне, а затем лорду Роберту это так понравилось, что он решил сделать подарок для Рэдволла. Теперь же все работы позади и я отправляюсь домой. Да, что говорить. Вы скоро сами всё увидите и услышите. Я лично вам и вашему отцу это покажу?, – затараторил заяц.? Послушай, зайчик?, – начал Мондо.? Да, сир?? – изъявил свою готовность Иоганн Себастьян.? Мне нужно сказать тебе два слова, на ухо?, – предложил Мондо.? Извольте?, – весело отозвался Бах и, когда отец Клементины приблизился к нему, склонил своё длинное ухо.К большому изумлению Клементины, они принялись о чём-то шептаться, и заяц раза два, или три понимающе кивнул головой.Ей хотелось узнать, о чём же всё-таки идёт разговор, и почему отец скрывает это от посторонних.Но её окликнул аббат, не ответить было невежливо.? Да, отец Ремигий, чувствую, что нынешний мой визит будет более продолжительным, чем прошлый?, – сказала она.? Это связано с делами семейными?, – догадался аббат.? Именно так. И я приготовила вам подарок, и ещё?…Как это свойственно белкам, Клементина обычно предпочитала избегать лишних разговоров, но уж если она начинала говорить, заставить её замолчать могли только самые серьёзные происшествия.В это время зазвенел большой колокол, подавая сигнал к ужину.? Хурр, мойте лапы, и прошу вас к столу?, – обратился кротоначальник ко всем собравшимся.Все приняли его предложение и через некоторое время направились в главный зал.? Что бы сказал на это, как увидел, наш старый Тибб?? – недовольно проворчал про себя аббат, провожая взглядом Мондо и Клементину.За ужином Листик никак не мог перестать думать о жадности и несправедливости Мондо в отношении своих собратьев. Эмейя остался во дворе, он был непреклонен, несмотря на уговоры Клементины и Ремигия. Ему было нечего делать в Большом зале, так как там, за одним столом с Мондо, своим хозяином, ему было противно притворяться, будто ничего не происходило, и лорд Скрат не захватывал его в плен, не лишал свободы… Пока он был в аббатстве, он был равным среди равных, но он знал, что как только его господин соберётся покинуть Рэдволл, его снова запрягут и он вновь сделается рабом.

? Нет, – видимо, думал Эмейя, – пока на меня вновь не наденут хомут, как бы ко мне здесьне относились, даже на время не смогу я забыть все те унижения, которое приносит мне нынешнее положение?.Итак, он остался на дворе, как и ещё несколько невольников. Клементина, поговорив с хранительницей погребов, обещала поделиться с ними едой, преимущественно гороховой похлёбкой. И для несчастных зверей был накрыт отдельный стол в сторожке.После ужина Иоганн Себастьян попросил всеобщего внимания и указал на странный, занимавший почти полстены и поднимавшийся далеко в высоту громоздкий предмет, находившийся как раз напротив знаменитого гобелена с изображением первого воителя обители – Мартина, сына Льюка.? Вот мой орган, дамы и господа?, – скромно произнёс он.? Впечатляет, – произнёс оценочным тоном Мондо, – эту бы штуку да в наш Сквайрел! Я просто обожаю всё огромное и внушительное. Как же вы его сюда затащили? Стену, что ли разбирали??? Нет. Почти всё сделали на месте, – объяснил заяц, – собственно, мой инструмент представляет собой деревянный, как вы можете видеть, ящик, в котором сокрыты различные молоточки, соединённые с клавишами, вот здесь. Видите, здесь есть ряд плоских дощечек, плашек. Когда на одну из них надавливаешь, то это приводит в движение молоточек, молоточек ударяет по одной из струн, которые натянуты внизу. Каждый молоточек бьёт только по одной, своей струне. И раздаётся звук, вроде того, какой бывает, когда зацепляют струну смычком на скрипке. А там вот, вверху, находятся трубы, они усиливают звук и проливают его. Звук замолкает не сразу, а ещё некоторое время мечется по этим трубам, порождая эхо или отголосок, как вам будет угодно. Он отскакивает внутри трубы, будто мячик, и всё ещё слышится, хотя в это время колеблется и звучит уже другая струна. И получается многоголосье, или, как мы, зайцы, говорим – полифония. Вот медные трубы-то как раз из Саламандрстрона, их прямо на себе тащили сюда почти целый день выдры под предводительством нашего любезного командора. Они-то не дадут солгать и всё подтвердят.А задумал я такое изобретение после того, как совершенно случайно услышал, как ветер поёт в лесу, свистит средь старых дуплистых деревьев. Вот такой инструмент. Но вы ещё не слышали, как он звучит. Конечно, это немного не то, что в главном зале Саламандрстрона. Здесь немного не та акустика. Во?!? Акустика – это, иными словами, слышимость, звукопроницаемость?, – посчитала нужным перевести с заячьего на общепонятный Клементина.? Да, юная леди права. Я покажу вам его в действии. А затем отец Ремигий поможет мне. Кроме того, я написал небольшую кантату, которую исполню для вас, дорогие друзья, в сопровождении этой новинки. Во?!И Иоганн Себастьян, удобно устроившись за инструментом, на мгновение задумался, потом решительным движением коснулся передними лапами мануала.Через мгновение полились мощные, звенящие звуки. Под чуткими лапками музыканта рождалась сама Музыка.