Глава 4 (1/1)

Шаги в коридоре, звяканье связки ключей, хриплый сухой кашель.—?Честер?Я чуть поёрзал на подоконнике и приоткрыл окно, чтобы выветрился дым от сигарет. Меня тянуло спать. Пяткой я упирался о стул рядом с подоконником.Отец вошёл на кухню, уставший и, скорее всего, злой.—?Ноги убери со стула,?— рассеянно пробасил он и грузно приземлился на табуретку. Я спустил ногу со стула и, нехотя стянув со стола пачку сигарет, уже было засунул её в карман толстовки, как вдруг отец качнул головой и протянул руку.Повторять дважды мне было не нужно.Я дал отцу сигарету, тот кивнул и поджёг её своей зажигалкой. Всё это время он не смотрел на меня, кажется, блуждая в своих мыслях. Мне хотелось уйти, поэтому я воспользовался молчанием и попытался ретироваться из кухни, но стоило мне сделать и шаг в сторону выхода, как отец резко произнёс:—?Сядь.Я едва слышно вздохнул и присел обратно на стул, проклиная себя за медлительность и жалея о том, что не ушёл из кухни до того, как сюда заявился отец. Тот же взглянул на меня и, обведя моё лицо коротким взглядом, снова сосредоточился на раскуривании сигареты.—?Что с лицом.Казалось, он не спрашивал?— утверждал. Мне не нравился этот тон. Так он всегда будто бы пытался притвориться, что ему интересна моя жизнь, в то время как на самом деле ему было абсолютно плевать и на моё лицо, и на то, с кем я шлялся, и был ли у меня хламидиоз (к слову, его у меня не было), и на то, сколько и в каком количестве я употребляю. Поэтому меня и раздражала его попытка поддержать бессмысленный разговор, который всё равно закончится моими потраченными нервами и тупой лекцией, как мне жить, а как нет.Впрочем, кто бы стал его слушать? Мой отец уж точно не был авторитетом, и он уж точно не мог меня хоть чему-нибудь научить. С его образом жизни и неудачами он был, скорее всего, последним человеком, у которого можно попросить совета.—?Ничего, просто царапины.—?Опять дерёшься?—?А что, это важно?—?Нормально разговаривай.—?Я нормально разговариваю.Отец неодобрительно качнул головой и потушил сигарету в пепельнице.—?Как девчонка.—?Пап…—?Я тебе вопрос задаю, отвечай конкретно. Не вопросом на вопрос.—?А это был мой ответ,?— довольно резко произнёс я. —?Тебя вообще ебёт, дерусь я или нет?—?Не выражайся дома,?— отец нахмурил брови, всё так же не глядя на меня.Я фыркнул и уставился на собственные руки, перекатывая на языке едкое ругательство. Мне хотелось сказать, что это уже давно не дом. Мне хотелось сказать, что в этом месте столько ругательств было, что одно моё словечко не испортит всего того дерьма, что слышали эти стены. Хотелось сказать, что мне наплевать, что это глупо, и кто отец такой, чтобы мне говорить про какие-то ругательства, но я лишь фыркнул. Мне не хотелось начинать это снова.—?Как учёба?Я пожал плечами.Разве ему не насрать?—?Слышал про твоих дружков в участке.—?И что?Снова неодобрительное качание головой.—?Не нравятся мне эти парни…—?Пап, да мне насрать.—?А вам, молодёжь, на всё насрать,?— спокойно произнёс отец, и я еле подавил желание закатить глаза?— папа всегда называл этот жест девчачьим, а я не хотел слышать ещё одного подобного дерьма в свой адрес. —?Поколение такое. Называется ?насрать?. Каких детей ты вырастишь? Этим своим ?насрать??—?А каких детей вырастил ты? —?вырвалось у меня. Отец поднял голову, и лицо его приняло выражение, похожее на что-то вроде ?да как ты смеешь меня перебивать?, но я, распалившись, продолжил:?—?Ты вообще с мамой развёлся. И меня бил,?— отец стиснул зубы, исподлобья глядя на меня,?— что ты вообще можешь говорить про вос…—?Кофе мне сделай,?— перебил меня он.—?Не буду я тебе кофе делать,?— я резко поднялся со своего места, распаляясь ещё сильнее прежнего.Вот так и происходит. Я перебиваю его, он перебивает меня, я его посылаю, он говорит мне не выражаться?— и снова, снова и снова, по чёртовому ненавистному мной кругу.—?Сделай мне чёртов кофе и не раздражай,?— со звенящим в голосе раздражением повторил отец, и по его лицу и напряжённой фигуре я понял, что мне лучше последовать его приказу.Ладно, блять. Ладно, блять, я сделаю тебе этот чёртов ебучий кофе, и отстань ты уже от меня.Я подошёл к плите и поставил греться воду, кипя внутри от раздражения. Каждый наш разговор с отцом проходил именно так. Претензии, блядские попытки воспитания и прочая эта хуйня. Меня достало это дерьмо. В груди у меня кипели тысячи обид и слов, которые так хотелось сказать, но от невозможности это сделать у меня болели лёгкие, и скрипели зубы. Мне хотелось ударить что-нибудь, сломать или раскромсать, чтобы хоть как-то выпустить злость, но я лишь клал в кружку растворимый кофе и стискивал зубы. Хотелось швырнуть этот кофе отцу в лицо. Или за шиворот. Или пусть идёт нахуй, а я пойду в свою комнату, и мы не встретимся с ним ещё несколько недель.С громким стуком поставив кофе на стол перед отцом, я бросил короткое раздражённое:—?На,?— и вышел из кухни, даже не дав ему шанс сказать что-то ещё.Потому что знал?— нового ничего я не услышу.***Я чувствовал себя парящим над землёй.Знаете то ощущение, когда в голове у тебя нет ни единой мысли? Там так пусто, светло и чисто, что тебе кажется, будто ты летишь по чёртовому небу.Я знаю такое ощущение. Обычно от экстази у меня начинала кружиться голова, и я становился весёлым, и у меня немного срывало крышу, но иногда, как вот в такие моменты?— я ощущал себя чистым и летящим. Мне это состояние нравилось даже больше, чем обычный эффект от экстази. Его редко можно было поймать. Я подозревал, что это, возможно, из-за голодного желудка или из-за какого-нибудь ещё фактора, от меня не зависящего.Ну или не знаю, мне было пофигу. Я кайфовал.Я лежал на скамейке в парке неподалёку от кампуса, сцепив ладони у себя на животе и наслаждаясь ощущением бегущей в сосудах крови?— пульс чувствовался сильнее, когда я принимал. Я смотрел на небо, чистое, необычно чистое для начала октября, и ощущал себя так, будто лечу, поднимаюсь и тону в этом лазурном цвете. Мне было так кайфово, что хотелось хихикать.В такие моменты я так обожал этот мир. Как можно было жить в нём без этого ощущения полёта? Как можно каждый день ходить по этим дорогам, с этими людьми и не чувствовать ничего, кроме ощущения твёрдой земли под ногами? Это было так скучно. Когда я получал кайф, все эти улицы, лица людей, шум, скучное небо?— вдруг преображалось, становилось ярким, интересным и прекрасным. В таком состоянии я мог полюбить кого угодно. Потому что всё мне казалось прекрасным.Хотелось лежать так до конца жизни. Смотреть на это небо, думать о чём-то хорошем, светлом и далёком от того дерьма, что происходило в моей жизни. Это было лучше, чем секс. Впрочем, бля?— о чём я. Намного лучше. Поэтому я и был немного вялым во всём этом. Хотя, признаюсь, у меня было не так много опыта, чтобы судить. Может, я правда ещё не нашёл человека, который бы показал, что же значат все те слова в песнях про любовь, голос в которых так настойчиво повторял про прекрасность этого чувства.Единственное, что я, если честно, ощущал,?— это мимолётные симпатии и влюблённости, больше похожие на расплывчатые планы о том, какой будет моя семья или дети. Часто мне казалось, что я фантазирую, что просто думаю и даже не пытаюсь сделать хоть шаг к осуществлению своих планов. Возможно, семья и дети были не тем, чего я хотел. Иногда я думал, что просто не хочу быть кем-то вроде моего отца или матери. Они показали мне, как не надо делать. Я не хотел быть таким же неудачником, как отец, который озлоблен на весь мир за то, что не смог удержать рядом с собой женщину. Я не хотел быть… на самом деле, я не хотел семью и детей, я просто не хотел быть как отец. Мне было важнее это. Не знаю. Когда я задумывался об этом, всё казалось непонятным и неправильным. В смысле… не то чтобы я не хотел семью и детей. Просто эта перспектива не вызывала во мне никаких чувств. Это просто казалось тем, что делают все. То, что одобрят. То, что должно быть.Или… бля.В общем, это было неважно. На данный момент я просто кайфовал, и к чёрту все эти мысли про семью и отца.Я чуть сдвинулся, сцепил пальцы на животе ещё крепче, вздохнул, снова погружаясь в чувство полёта, как вдруг рядом послышалось удивлённое:—?Честер?Прекрасный вид неба мне перегородило чьё-то лицо, и мой расфокусированный от наркотиков взгляд попытался сосредоточиться на этом лице и понять, кто это.—?Хэй, ты чего?О, Шинода.—?О, Майки.Мой поплывший мозг не соображал, какую пургу несёт, поэтому я даже не сразу понял, как только что назвал Шиноду. Лицо того вытянулось от удивления, и он, часто заморгав, медленно, будто пытаясь разжевать для себя, повторил:—?Майки?Я хихикнул. Снова. Неконтролируемо. У меня кружилась голова.—?Ага,?— я протянул ослабшую руку и щёлкнул пальцем по носу Майка. Тот вздрогнул, но не отстранился, по-прежнему нависая надо мной: секунду на лице его держалась растерянность, а потом он нахмурился. Обвёл внимательным взглядом моё лицо, помешкался, а затем, продолжая хмуриться, слегка растерянно улыбнулся. Лицо его всё ещё было озадаченным, когда он задумчиво пробормотал:—?Ладно. Похоже, ты пьян.Я захихикал снова. Голова у меня кружилась, хотелось обниматься и нести всякую чушь. Шинода был единственным знакомым человеком, находящимся рядом со мной, но я, даже будучи под наркотой, не решился протянуть руки и подарить этому парню медвежьи объятия. Даже в таком состоянии я продолжал его стесняться.Да ну что с этим парнем не так?Майк хихикнул следом за мной и, пробормотав негромкое ?подвинься?, приземлился рядом с моей головой. Я ощущал волосами ткань его брюк. Майк пошуршал чем-то там у себя, потом, достав из своей сумки блокнот, открыл его и, удобнее устроившись, принялся что-то чиркать.—?Что ты делаешь? —?пробормотал я.Майк бросил на меня короткий взгляд, из-за того, что я лежал, ракурс этого взгляда показался мне странным, а потом вернулся обратно к своему блокноту и произнёс:—?Рисую.—?Что рисуешь?—?Не знаю. Свои мысли.Я хихикнул.—?Мысли?—?Ага.—?Дай посмотреть.Майк улыбнулся уголком губ. Из-за этого короткого жеста рядом с губой у него появилась небольшая чёрточка, и эта самая чёрточка, отдалённо напоминающая ямочку, показалась мне чертовски… трогательной.—?Не,?— он качнул головой и снова бросил на меня короткий взгляд. Небо мне не казалось уже таким увлекательным, и я решил посвятить себя Шиноде.Блять, ладно, это пиздец странно. Какого хуя?—?Почему? —?фыркнул я.—?Потому что.—?Как, сука, загадочно,?— произнёс я, будто обращаясь к кому-то третьему. —?Пиздецки загадочный Майк, как, нахуй, интересно.—?Столько матерных слов в двух предложениях?—?Я могу говорить только матами, чувак, это ещё вообще ничего,?— я захихикал, вместо того, чтобы рассмеяться, и блять, какого хуя эти таблетки так тупо на меня действуют?—?Это очаровательно,?— Майк покачал головой, улыбаясь и не отрывая взгляда от своего блокнота.—?Очаровательно? —?оскорблённо повторил я и пихнул Майка в бедро. —?Очаровательно??—?Шинода тихо засмеялся. —?Блять, чувак. Ты серьёзно? Что за хуйня? Я надеялся, что ты скажешь брутально, круто, по-мужски! Охуенно, в конце концов! —?я снова пихнул его в бедро, и тот, увернувшись, засмеялся громче. —?Очаровательно, блять. Это пиздец, чувак, меня ещё никогда так не оскорбляли.—?От этого менее очаровательным этот факт не становится.—?Иди-ка нахуй, а, пожалуйста.—?Очаровательно.—?Отъебись.Майк снова тихо рассмеялся, и я, несмотря на попытку казаться серьёзным и оскорблённым, вдруг понял, что улыбаюсь тоже. Моя улыбка была готова порвать мне щёки.Ну или как там говорят.Мы помолчали, каждый занимаясь своим делом. Я наблюдал, как по небу плывут пушистые, похожие на барашков облака, а Майк занимался рисованием, и я слышал тихий звук шуршания карандаша о бумагу.—?Шинода,?— задумчиво позвал его я.—?М?—?Как ты здесь оказался?—?Шёл из универа по парку, увидел тебя. Подошёл. Вот и всё,?— фыркнул Майк.—?Да не, я не про это,?— рассеянно махнул рукой я, вглядываясь в мирное небо и наслаждаясь неровными волнами головокружения. —?Вот здесь. В этом городе. В университете.Майк напрягся. Он немного помолчал и продолжил рисовать, кажется, тщательно продумывая ответ в своей голове, а потом, чуть подняв голову, по-прежнему не отрываясь от рисунка, тихо произнёс:—?Решил поступить и всё.—?Ты здесь всегда жил? —?спросил я. — Просто у тебя акцент какой-то другой. Как будто ты не из Айовы.—?Нет, я переехал из Калифорнии. Мои родители сейчас там.Мне хотелось спросить, почему, но, видя лицо Майка, я всё-таки не решился. Кажется, я затронул не самую лучшую тему для разговора.—?А на кого ты здесь учишься?—?Графический дизайнер, типа того. Графика, картины, прочее.—?О, ты художник,?— я с улыбкой кивнул. —?Круто. Дашь посмотреть что-нибудь своё?Майк посмотрел на меня и улыбнулся. В чертах лица его я снова заметил какую-то юность и мягкость, которая была такой… я не понимал. Что-то было в его лице такое, чего я не мог понять. Что-то… неуловимое. Притягательное. Хотелось смотреть. Он казался интересным.Блять, да ну что за хуйня?—?Конечно,?— Шинода вдруг кивнул и поднялся. —?Пойдём, я покажу.—?А? —?нахмурился я и осторожно приподнялся вслед за ним, боясь, что могу упасть из-за по-прежнему действующих на мою кровь наркотиков.—?Пошли,?— легко произнёс Майк. Он засунул блокнот обратно в рюкзак и поманил меня рукой. —?У меня в квартире целая мастерская. Посмотришь, как там обстоят дела.—?А твой этот… как его… Роб, да? —?Майк чуть обернулся, сбавляя темп шага. —?Не будет ревновать? Я не хочу повторения прошлого раза.—?Он уехал в Эймс* к своим родителям,?— отмахнулся Шинода. —?Его не будет до конца недели.—?Ну, ладно,?— я пожал плечами и устремился за ним. —?Это не моё дело.Майк на это только фыркнул.***—?Чувак, это охренительно.Я наклонился и коснулся пальцами застывшей краски на картине.—?Ты считаешь? —?отозвался Майк откуда-то сбоку, сгребая весь бардак со стола в мастерской в большой пакет.—?Ага,?— кивнул я и выпрямился. —?Эти складки на одежде чертовски реалистичные.—?О, да, я в прошлом году парился с этими складками,?— улыбнулся Майк. Половину его слов приглушало шуршание скомкиваемой бумаги. —?И извини за этот бардак, кстати,?— я обвёл взглядом небольшую комнату. Вокруг действительно был бардак: большие стопки газет на столе, пустые бутылки краски, множество стаканов с мутной водой, кисточки, валяющиеся на полу ватманы, множество баллончиков и собранные в одну кучу скомканные листки бумаг?— но он был ничем по сравнению с тем, что я видел, когда сидел на игле.Дрожь в пальцах, грязный ремень в зубах, сальные волосы, рвота, запах канализации…Я встряхнул головой.—?Да не, норм, я и похуже видел,?— Майк бросил на меня быстрый внимательный взгляд, и я чуть улыбнулся. —?По крайней мере, у тебя тут что-то вроде творческого беспорядка. А я видел просто бардак.—?Ну, не знаю,?— пробормотал Шинода, пытаясь засунуть почти порванную коробку чего-то в пакет и пыхтя. Я подошёл помочь. —?Этот творческий беспорядок постепенно перерос в ебучую комнату хлама,?— мы кое-как засунули в пакет коробку, и Майк облегчённо выдохнул. —?Спасибо.Я пожал плечами и развёл руками:—?Ты собираешься убирать весь этот хлам?—?А ты хочешь помочь?Я обвёл взглядом комнату, посмотрел на улыбающегося Шиноду и снова пожал плечами.—?Ну почему нет?***Когда мы закончили выгребать весь этот мусор, наступил вечер. Вообще-то, это было весело. У Майка нашлось столько всякой херни: и нужной, и ненужной, и смешной, и неловкой, что практически вся уборка прошла в смехе и моих подколах. У него набралось около восьми, если не больше пакетов с мусором, и когда мы в рабочих перчатках вышли его выкидывать, я начал ощущать, что действие наркотиков постепенно ослабевает.Я трезвел.В любом случае, менее весело от этого мне не стало. Я по-прежнему смеялся до боли в животе и по-прежнему был в настроении. Может быть, в какой-то степени, я должен был признаться себе, что я скучал по простому общению. Майк, вроде как, компенсировал мне те годы молчания, которые я хотел поделиться с кем-то своими успехами, но не мог из-за отсутствия близких друзей: парни из Grey Daze не считались, потому что они были наркоманами, и их дружбу я практически не ощущал. Лишь от Шона порой исходило тепло, но, в любом случае, я всё равно чувствовал себя одиноким.С Майком мы болтали практически без умолку. Он не относился ко мне как будто я ниже, наоборот?— казалось, что он… восхищается мной? Он говорил про мои альбомы и песни, запавшие ему в душу, и я раздражался, смущался, краснел, на самом деле втайне, даже не признаваясь самому себе, всасывая в себя каждую его похвалу или комплимент. Я думал, что мне плевать на мнение людей, но на самом деле я ощущал себя практически голодным на похвалу и одобрение. Оказывается, мне действительно хотелось, чтобы люди оценивали мои труды.В общем, в тот вечер я много нового открыл в себе.—?Бля, чувак, это отвратительно,?— протянул я, тыкая вилкой яичницу в тарелке. Кажется, Майк сделал с ней что-то не то, и теперь она походила на недоваренную жижу. —?Я даже боюсь пробовать это.—?Ну чё ты сразу, один раз не получилось?— всё, будешь меня теперь ненавидеть? —?немного смущённо пробормотал Майк, и я выдал смешок, помешкался, но всё-таки отправил в рот кусок и осторожно прожевал.Ну, ладно. Это было терпимо.—?Ну? Как?—?Лучше, чем я ожидал,?— Майк улыбнулся,?— но хуже, чем могло бы быть,?— он закатил глаза, и я снова выдал смешок. —?Ладно-ладно, прости, чувак. Просто в следующий раз лучше не делай яичницу, а то это… вообще,?— я сделал неопределённый жест рукой.—?Да я умею делать яичницу,?— простонал Шинода. —?Я умею готовить, просто сегодня я рассеянный немного. Ты меня отвлекал.—?Теперь я виноват? —?возмутился я. —?Я? Не я виноват, что ты отвлекался, братан,?— Майк снова странно покосился на меня за это прозвище, и я посчитал это как проигрыш номер два.Похоже, Майк не хотел быть ?братаном?. Уже второй раз он так реагировал на подобное обращение. Ну, что ж, ладно.—?Ладно, согласен, это отвратительно,?— со смешком согласился Шинода, откладывая вилку в сторону и делая глоток кофе из своей кружки. Я смутно вспомнил, что эту кружку его бойфренд назвал своей.—?Я о чём. Помни, когда ты запарываешь одну яичницу, в мире плачет одна курица.Майк покачал головой, и мы сошлись на том, чтобы несчастную яичницу выкинуть.—?Какую музыку ты слушаешь? —?спросил меня Шинода, когда мы снова перекочевали в его более-менее чистую мастерскую, и Майк решил закончить свою картину, которой не мог заняться уже последние пару месяцев.Я сидел неподалёку в кресле, попивая кофе и наблюдая за занятием Майка.—?Я большой поклонник Stone Temple Pilots. Скотт Вэйланд?— грёбаный бог.Майк фыркнул.—?Ты его не слушал? —?тот покачал головой, и я щёлкнул пальцами. —?Я тебе как-нибудь дам послушать. Они охуенные.—?Ещё кого слушаешь?—?Ну… —?я достал из кармана пачку сигарет, и Майк кивнул, разрешая мне курить,?— я большой поклонник Depeche Mode и Nine Inch Nails.—?Ты слушаешь Гвоздей**? —?я кивнул, и лицо Майка просияло. —?Чувак, это очень клёво, я их обожаю! —?он протянул мне руку, и мы стукнулись кулаками. —?Я фанатею жёстко по этим парням.—?Не больше, чем я.—?Это мы ещё посмотрим.—?Вряд ли ты задрачивал каждую песню на их альбоме.—?Вряд ли ты покупал все их альбомы.—?Вряд ли ты каверил весь Pretty Hate Machine***.—?Так нечестно! —?простонал Майк, и я засмеялся, только что заметив, что забыл о дымящейся сигарете в своей руке. —?Честер, это был грязный ход!—?Это был охуительный ход, и тебе лучше признать, что я фанат номер один.—?Сволочь,?— беззлобно бросил Майк, не отрываясь от картины и выводя на полотне несколько ровных линий краски. Он двигал руками так изящно, что я невольно заворожился этими точными движениями. У него были длинные, почти пугающе длинные пальцы, расширяющиеся к концам, и это было странно: ни у кого из своих знакомых я не видел такие руки. У него были тонкие бледные костяшки и широкие ладони, на одно запястье был повязан чёрный платок с маленькими белыми черепами, и я, сам того не замечая, медленно перевёл взгляд с его рук на его лицо.Майк, склонившись к ватману и сосредоточенно нахмурившись, выводил на ватмане только ему понятные линии, лицо его было серьёзным, и он, вопреки своим юным чертам, выглядел очень взрослым на данный момент. Мягкая линия челюсти, длинные ресницы, полуприкрытые глаза, сосредоточенно всматривающиеся в ватман, спокойно вздымающаяся грудь под футболкой… Этот парень казался мне таким нормальным. Он отличался от всего, что было в моей жизни,?— своим поведением, манерой разговора, жизнью, друзьями, талантом. Он был похож на тех людей, у которых в жизни всё хорошо. У которых есть родители, полноценная семья, денежные средства, отношения, поддерживающие друзья. Он был чёртовым геем, и жил он намного лучше, чем я, и это было так странно?— он восхищался мной, хотя даже понятия не имел, что восхищаться, по сути, нечем, и это скорее я должен был быть поклонником его картин и делать ему комплименты, чем он мне. Я не завидовал. Я скорее… не понимал. Мы общались с ним так, будто были из одних и тех же миров, хотя на самом деле мы были абсолютно разными, и из общего у нас были только вкусы в музыке.Я хотел быть похожим на этого парня. Всё в нём было какое-то… классное, что ли. Любое его движение было наполнено энергией и жизнью, а кем был я? Парень с голосом, находящий счастье только в таблетках экстази? Кем я был? Как мог этот потрясающий во всех смыслах парень восхищаться мной? Что такого было во мне?—?О чём задумался?Я моргнул и поспешно отвёл взгляд, злясь на себя за весь этот глупый поток мыслей. В груди у меня странно болело и сокращалось.—?Ни о чём,?— пробормотал я. —?Неважно.—?Учишься у меня? —?с мягким смешком спросил Майк и повернул голову ко мне, и я снова буквально заставил себя отвести взгляд от мелких морщинок вокруг его глаз.Да что со мной не так сегодня?—?Ты о чём? —?хмуро спросил я.—?О том, что ты тоже,?— он внимательнее вгляделся в моё лицо,?— тоже начал отвечать загадками.Я выдал невесёлый смешок, сам не понимая противоречие эмоций внутри себя. Мне вроде бы хотелось остаться, потому что было весело, и дома меня никто не ждал, но одновременно этот парень, с этими улыбками, шутками и морщинками вокруг глаз, заставлял меня задумываться насчёт таких вещей, о которых я совсем не хотел думать. Он как будто напоминал мне, какой могла бы быть моя жизнь, будь у меня всё хорошо.Будь я умнее.Будь я лучше.Будь я менее пассивным.Будь я не наркоманом.Он напоминал мне, каким бы я мог быть, если бы сражался за свою жизнь, а не растрачивал её на алкоголь и таблетки.—?Не понимаю, о чём ты.—?Всё ты понимаешь,?— протянул Майк, стараясь звучать шутливо и по-доброму, и его взгляд, этот внимательный взгляд, сверлил меня, кажется, пытаясь понять причину такой резкой перемены в настроении.Я старался не смотреть ему в глаза.—?Ну, ладно,?— подытожил Майк. —?Посвяти-ка меня в свою любимую группу.—?В смысле?—?Сыграй что-нибудь.—?Сыграть? —?я нахмурился. —?У меня нет гитары…—?У меня в комнате,?— махнул рукой Майк в сторону выхода, не отрываясь от рисования. —?Если тебя, конечно, не затруднит.—?Ну, пение?— это единственное, что я умею, так что без проблем,?— я пожал плечами и, уже достаточно хорошо ориентируясь в квартире Майка, направился в его комнату.—?Под кроватью! —?послышалось из мастерской, я наклонился и, пошарив рукой, нащупал гриф гитары.—?Как можно оставлять гитару без чехла,?— пробормотал я себе под нос и вытащил её из-под кровати. В нос ударил мне запах застоявшейся пыли, и я чихнул.Уже было собравшись ретироваться из комнаты Майка, я вдруг наткнулся на фотографию в рамке, стоящую на тумбочке. В прошлый раз я так и не сумел разглядеть, кто там был, но сейчас фотография была прямо передо мной.На ней были запечатлены Роб и Майк. Шинода обнимал своего бойфренда за шею, и его губы прижимались к щеке оного, и тот, морщась от силы поцелуя, улыбался в камеру и показывал большой палец. Судя по одежде, это было лето, и у Майка здесь была немного другая причёска.Атмосфера фотографии воистину была счастливой.Я протянул руку, пытаясь осязать, ощутить этот момент своей кожей, но именно в этот момент из мастерской послышалось ничего не подозревающее:—?Нашёл?—?Да,?— рассеянно отозвался я, не в силах оторвать взгляд от фотографии.—?Честер?—?Да! —?крикнул я и, вздохнув, нехотя поднялся. —?Сейчас подойду.В груди по-прежнему неприятно болело.***Мы очень много времени проводили вместе. Ещё никогда ни с кем я не проводил времени больше, чем с этим парнем. Мы сидели с ним на паре по философии, часто отвлекаясь от лекции, сидели на репетиции, сидели на скамейках позади корпуса, и Майк удивлялся тому, что я никогда за эти два года там не сидел, хотя для меня ничего удивительного в этом не было?— у меня не было друзей, чтобы просиживать свою задницу там, к тому же компашка Брюса частенько зависала на этих скамьях, и я, когда переходил из корпуса в корпус, часто видел его, восседающего во главе своей банды и рассказывающего свою очередную жестокую историю. В такие моменты я тщательно пытался не попасться ему на глаза, а если и попасться, то опустить голову вниз и не пытаться даже хоть чем-нибудь его выбесить. Конечно, Брюс всё равно воспользовался бы любой возможностью меня подначить или унизить, так что подобные мои попытки не увенчивались успехом. Поэтому я старался не появляться там вообще.Хотя, по правде, в последнее время они стали появляться там крайне редко. Я не мог не думать о том, что Майк приложил к этому руку. Если честно, лёгкость, с которой я ходил по коридорам в универе, меня пугала. Обычно я старался ходить извилисто?— лишь бы не попасться на глаза Брюсу, и даже выучил места, где он обычно проходил, но сейчас?— сейчас я просто ходил так, как ходили все студенты, не боясь того, что кто-нибудь окликнет меня и попытается придушить. Правда, в моей жизни по-прежнему существовал Барри с третьего курса, но виделся я с ним крайне редко, так что всё было в порядке.Я был благодарен Майку. Моё согласие поучаствовать в фестивале абсолютно не компенсировало услугу, которую он мне оказал. Чувство безопасности и свободы было настолько потрясающим, что я, даже не кривя душой, мог сказать, что Майк был единственным хорошим человеком среди всех студентов, когда-либо пересекавшихся со мной. Может быть, я его немного идеализировал, но как бы себя чувствовал другой человек, над которым издевались и которого травили на протяжении двух лет, когда вдруг все эти издевательства и избиения прекратились благодаря человеку, который просто щёлкнул пальцами ради этого? К тому же, он действительно был крутым. Я немного жалел, что проявил гомофобию тогда, когда он попытался помочь мне. Конечно, это была его вина, что сигаретный ожог на моём плече по-прежнему ныл, когда я принимал душ или делал резкие движения, но блять?— кого это волнует? Он всё полностью компенсировал.Хотя меня по-прежнему напрягало его нежелание говорить, какими средствами он воспользовался, чтобы эти парни от меня отъебались, но, в принципе, меня это мало волновало. Главное, что я спокойно добирался домой и спокойно ходил по коридорам.Это чувство было охуительным. Моё вечно ноющее тело постепенно приходило в норму.И, вроде как, у меня появился друг. Хоть этот друг и ненавидел прозвища ?братан?, ?брат? и прочее, и иногда отпускал грязные гейские шуточки, которые, я убедился, любили все ?представители ЛГБТ-сообщества? (через некоторое время меня начинали раздражать исправления Майка о том, как надо говорить, а как нет), я больше не ощущал себя одиноким, потому что вокруг меня были люди, и эти люди действительно слушали меня, а слушатели?— это то, чего мне не хватало все эти годы. Майк, на моё удивление, совершенно не отличался от моих друзей-натуралов: он не был особо манерным (хотя, может, всё-таки чуть-чуть), разговаривал как обычный парень, играл в приставку и обожал пиво.Совершенно обычный парень.Нет, конечно, его интерес к парням был заметен, но меня это не напрягало. Не так, как должно было. Однажды один однокурсник, с которым я иногда перебрасывался фразами, сказал мне о том, чтобы я держался от пидоров подальше и, не знаю почему, потому что такие высказывания были чем-то совершенно обычным и, может, пару лет назад я сам вполне бы мог сказать что-то подобное, но на тот момент я так разозлился, что послал его нахуй.Не знаю, что этот чувак подумал. Моя резкая реакция была удивительной даже для меня самого: я как бы не должен был вставать грудью за человека, которого знаю около трёх или четырёх недель, но моя реакция была необдуманной, стихийной. Казалось бы, этот парень оскорбил Майка, но меня это ударило так, будто оскорбили меня.Не есть хорошо. Я становился преданным. Это была не очень хорошая моя черта?— стоило мне немного привязаться к человеку, как я тут же принимал его сторону и автоматически ненавидел всех, кто мог хоть одним плохим словом обмолвиться об этом человеке. Если бы Майк знал, как я послал этого парня, ему, возможно, показалось бы это странным.Слава богу, он нихуя не знал. Иначе неловко было бы нам обоим.И да, окей, это было странно?— когда я тайно мечтал о друге, я не думал, что это окажется такой… специфический друг. Как бы мне ни было насрать на то, что Майк гей, это всё равно влияло на нашу дружбу и, ладно?— мне не было насрать. Не потому, что я считал это неправильным или типа того, а просто… иногда я просто не знал, как с ним общаться на определённые темы. Иногда я мог сказать про какую-то девчонку, и Майк в этот момент либо отмалчивался, либо фыркал, и я чувствовал себя неловко от того, что мы говорим об этом.В общем, о девушках я решил с этим парнем не заговаривать. И я заметил, что в наших разговорах на определённые темы было поставлено табу: Роб и причина переезда Майка из Калифорнии в Айову. Это было загадочно и щекотало нервы: я, конечно, не лез, но иногда вырывался какой-то интересующий вопрос, и Майк своей улыбкой и молчанием снова заставлял меня чувствовать себя неловко, и я раздражался, что этот парень заставляет меня смущаться.Но в остальном общение наше было очень клёвым. Свобода и дружба?— подарки, которые я хотел получить.Всё было хорошо.***—?Ма-акс,?— протянул Майк, пихая того в плечо. —?Ну нахрена?—?А что такого? —?захлопал ресницами Макс. —?Детка, тебе нужно перестать стесняться.—?А тебе нужно не лезть не в своё дело,?— Майк снова пихнул того в плечо,?— детка.—?Ты не соответствуешь своему званию, Майк,?— мягко произнёс Макс, сжимая предплечье оного. Тот смотрел на него снисходительно, но на щеках играл лихорадочный румянец, делая его похожим на девчонку.Я отвёл взгляд.—?Как это не соответствую?—?В смысле стилем,?— исправился Макс.Сегодня в аудитории было намного меньше людей, чем в прошлые разы. Где-то неподалёку от нас находилась компашка Джо, активно репетирующая свой хип-хоп номер, отчего в аудитории было довольно шумно. Затем Кит, Макс, Майк и я. Кит наигрывал на гитаре Oasis, пока Макс пытался убедить Майка поменять свой стиль в одежде. Хотя я подозревал, что он просто пытался уговорить его купить у него какой-нибудь бренд одежды.—?Ты как подростковый фанат хип-хоп исполнителей,?— я тихо настраивал гитару, сидя на коврике неподалёку от парней и прислушиваясь к их разговору.—?Я и есть фанат хип-хоп исполнителей.—?Подростковый,?— настаивал Макс. —?Ну просто посмотри на себя. Тебе нужно начать быть похожим на того, кем ты являешься.—?Я чувствую себя прекрасно в той одежде, в которой мне удобно, и от этого не становлюсь менее собой, Макс.—?Это верно, да,?— согласился Макс, и в интонации его голоса слышалось раздражающее Майка ?но?,?— но,?— фырканье,?— ты должен выглядеть так, чтобы люди захотели за тобой пойти. Ты практически собираешься отдать свою жизнь этому.—?Слушай, Макс,?— намного серьёзней, чем прежде, произнёс Майк. Я поднял голову. Румянец с его щёк исчез, и он выглядел немного напряжённым. —?Мне кажется, ты сейчас не понимаешь, на что намекаешь. Получается я,?— его голос стал ещё более напряжённым, и я ощутил небольшую дрожь в желудке, которая всегда появлялась, когда я наблюдал за чьим-то конфликтом,?— отдаю всего себя ради того, чтобы люди, такие же, как я,?— Майк сглотнул,?— которые, несмотря на то, что здесь уже давно всё разрешено, по-прежнему чувствуют себя небезопасно… получается… я отдаю всего себя для того, чтобы они ощущали себя безопасно и могли веселиться, и я всем сердцем желаю, чтобы каждый из них был счастлив,?— получается, лишь потому, что я не выгляжу как стереотипный гей, я не имею право быть лидером? —?глаза Майка стали странно блестеть, и он стиснул зубы. Макс подался вперёд и приобнял его рукой. —?Получается, то, что я отдаю всего себя,?— недостаточно? Мне нужно быть красивой картинкой, чтобы люди за мной пошли?Кажется, Макс задел за больное.—?Детка… —?пробормотал тот, обнимая Майка за шею. Шинода, несмотря на стиснутые зубы и блеск в глазах, приобнял того в ответ. —?Люди и так за тобой идут… Ты даже не представляешь, сколько ты делаешь ради таких придурков, как я.—?Тогда почему ты говоришь те вещи, которые мне неприятны?Я чувствовал себя неловко из-за того, что стал свидетелем довольной личной сцены. Взглянув на Кита, я заметил, что тот будто бы демонстративно не обращает на этих двоих внимание, перебирая струны пальцами и сосредоточенно напевая что-то под нос.—?Извини, Майк. Я просто хотел как лучше.Я снова бросил на этих двоих взгляд и тут же наткнулся на Майка, который, обнимая Макса одной рукой, смотрел на меня. Я неловко поджал губы и чуть улыбнулся, пытаясь выразить свою поддержку, и Шинода в ответ мягко улыбнулся.—?Я тебя люблю, Майк,?— пробормотал Макс, и я удивлённо заморгал: эти парни были такими… чувствительными, честными, нежными?..Это было немного неловко, но одновременно я почувствовал небольшую зависть: я бы никогда не смог сказать Шону, что я его люблю за то, что он поддерживает меня больше, чем все остальные. Тот, несмотря на всю свою доброту, покосился бы на меня как на придурка. Эти люди действительно не стеснялись быть теми, кем они являются. И говорить то, что они думают. Не думаю, что у меня была такая смелость.—?Прости меня, я не хотел тебя расстраивать.—?Я тоже тебя люблю,?— примирительно произнёс Майк, и Макс поцеловал того в щёку.—?Ты же знаешь, что я считаю тебя самым лучшим.—?Ага.—?Для каждого ты стараешься сделать лучшее.—?Ага.—?Но, конечно,?— Макс фыркнул и, в последний раз поцеловав Шиноду в щёку, отстранился,?— стиль твой в одежде не самый лучший, но твоя потрясающая доброта всё компенсирует.—?Ой, да завали,?— мягко произнёс Майк, и снова?— на щеках его проступил румянец, и я ощутил дежавю: мне опять было неловко смотреть на него в такие моменты.Я отвёл взгляд и попытался сосредоточиться на гитаре. Постепенно интерес к их разговору у меня угас, и я полностью посвятил себя мелодиям, песням и ощущению жёстких струн под пальцами. Мне часто говорили, что я будто бы отключаюсь, когда занимаюсь музыкой: будь это написание текстов песен, подбирание аккордов или выступление на концерте. Наверное, это действительно говорило о том, что музыка?— моё. Я чувствовал её, она чувствовала меня; занимаясь музыкой, я ощущал себя правильным, это занятие приносило мне стабильность?— и разве всё это не говорит о том, что музыка?— моё? Правда, большинство моих текстов были довольно агрессивными, я всё равно чувствовал себя лучше, когда пел.—?Музыкант,?— окликнул меня Макс, и я поднял голову. —?Сыграешь нам что-нибудь?Его ноги покоились на коленях Майка, а тот, похоже, чувствовал себя комфортно в таком положении. Они были довольно… тактильными.—?У музыканта есть имя,?— закатил глаза Шинода. —?И его зовут Честер,?— увидев, как я на них смотрю, Майк прочистил горло и спихнул ноги Макса со своих колен. —?Ясно тебе?—?Да нормально,?— я фыркнул. —?Меня как только ни называли, а музыкант можно даже принять как комплимент.Майк покачал головой, и Макс улыбнулся.—?Видишь, Честеру нормально. Я ни разу не слышал, как ты поёшь.—?Поёт он охрененно.—?Я хочу услышать.—?Он не должен плясать под твою дудку.—?Ну мы же всё равно должны когда-нибудь услышать его голос!—?Ты в курсе, что этот человек сейчас перед нами сидит?—?Мне интересно его послушать.—?Это невежливо, Макс.—?Эй-эй, парни,?— прервал их я. —?Всё нормально. Я могу спеть. Мне будет нормально,?— Макс пихнул Майка в плечо, сопровождая этот жест самодовольным ?видишь?, и я чуть улыбнулся. —?Ладно, парни. Заказывайте что-нибудь, и я спою.Кит встал со своего места и направился к отдыхающим Джо и его компашке. Я снова подумал о том, что этот парень очень странный, но, впрочем, у каждого свои странности и заскоки.Прежде чем Макс успел что-то сказать, Майк зажал ему рот рукой и, с улыбкой обратившись ко мне, произнёс:—?Выбери что угодно. На свой вкус. Нам понравится всё.Я пожал плечами и, поразмыслив немного, принялся наигрывать мелодию. Я играл сосредоточенно, иногда прерываясь, чтобы вспомнить аккорды, и, если честно, моё выступление вышло не самым лучшим. По крайней мере, не таким, каким я хотел, чтобы оно было. Своим пением я даже обратил на себя внимание парней из компашки Джо и, видя их улыбки, в какой-то момент ощутил себя немного неловко?— уж слишком много внимания было вокруг меня. Макс слушал меня, подперев голову рукой и чуть улыбаясь, а Майк… а на Майка я пытался не смотреть. Вспоминая прошлый раз в его квартире, когда я решил спеть Sometimes (и какого чёрта именно его любимую песню?), мне становилось не по себе. Потому что я, похоже, в тот момент без предупреждения воплотил его если не мечту, то хотя бы желание. Его взгляд говорил всё сам за себя. Я чувствовал себя тогда так неловко, что под конец исполнения у меня горела вся чёртова шея, и снова?— какого чёрта? Я так странно реагировал на него. Даже сейчас?— просто при воспоминании о том вечере меня бросало в краску. Причём смущение моё всегда было заметно: я знал, что у меня покрываются красными пятнами шея и уши, потому что однажды, когда Шон похвалил мою песню, я покраснел, и тот, смеясь, сказал, что я похож на девчонку с этой не по-мужски краснеющей шеей.Сказать, что это было неловко,?— нихуя не сказать. Этот мудила (я любя, конечно) всегда подкалывал меня за это.И, зная то, что моя смущённость заметна, я вдруг ощутил ещё большее смущение, как если бы я был голым, и все смотрели на меня в этот момент. В голове у меня всё смешалось: воспоминание о вечере дома у Майка, его тёмные большие глаза, ощущение пылающей кожи, путающиеся в струнах пальцы, всеобщее внимание и…Блять. Как же, сука, неловко. Что со мной за херня творится? Это была так глупо и так неловко, и я не понимал причину своей реакции: я любил внимание, когда пел, но на данный момент что-то пошло не так, и я своими же мыслями усугубил себе состояние. Я надеялся, что у меня, по крайней мере, не дрожал голос. Хотя, впрочем, я был практически уверен, что он не дрожал. Обычно голос меня никогда не подводил.Еле справляясь со своим смущением (какой же я долбоёб, это просто потрясающе), я всё-таки закончил песню и отложил гитару в сторону. Мне поаплодировали и, судя по улыбающимся лицам, зрители были довольны. Я облегчённо выдохнул, и именно в этот момент рядом послышалось весёлое ?молодец!?, и руки Майка, сжав мне плечи, коротко и по-дружески прижали меня к себе. Меня тут же окутало запахом тепла и, всё ещё находясь в плену непонятного смущения, я вдруг ощутил, как кожа под пальцами Майка начинает пылать и жечься. Я судорожно вдохнул и попытался отстраниться, и Шинода, ничего не подозревая, позволил мне уйти из его объятий и с улыбкой потрепал меня чуть выше колена, и это прикосновение, будто липкое, граничащее между дружеским и раздражающе дразняще не дружеским, вдруг заставило меня ощутить жадное, обжигающе холодное сжимание в животе, обычно всегда наступающее при сильнейшем возбуждении, а потом Майк, решив меня, наверняка, добить, присел рядом и прижался собственным бедром к моему, и…—?Мне нужно отойти,?— хрипло произнёс я и, встав, пулей вылетел из аудитории, оставляя Майка и всех остальных в недоумении.Умывая лицо и шею, чтобы те приобрели нормальный бледный оттенок, я вдруг осознал, что у меня подозрительно болит низ живота.И мне совсем не хотелось думать, в чём же причина.Совсем, совсем не хотелось.