Глава 3. История Роланда: Истинное лицо тьмы (1/1)

Новый дом сразу не понравился Келли. Все в нем, от блестевшей на солнце черепицы до крепких ступеней крыльца, дышало уютом. Пушистые гривы кленов щедро дарили тень просторной веранде с резными перилами, а роскошные деревянные двери так и приглашали войти внутрь,?— и лишь большие мрачные окна никак не вписывались в эту прекрасную картину. Черные стекла, пожирающие солнечный свет, недружелюбно пялились на новых хозяев, и Келли поежилась от пробежавшего по спине холодка и крепче стиснула в объятиях бронзовую урну. —?Нравится? Вопрос отца прозвучал спокойно, даже несколько безразлично, но Келли знала, что возможен только один ответ. —?Здесь очень красиво,?— врать она все же не решилась, затылком ощущая пристальный изучающий взгляд, что пугал ее куда больше черных окон. Пересилив себя, Келли обернулась к отцу и слабо улыбнулась. Он в ответ лишь дернул уголком рта и скривился, заметив урну. Его ледяные ясные глаза чуть потемнели, как будто предвещая бурю, и Келли поспешила объясниться: —?Мне не хотелось оставлять ее одну,?— она погладила прохладный бок урны, словно это могло придать смелости. —?Она могла поцарапаться в грузовике, и… Громкий стук оборвал эти оправдания?— Алекс, до того копошившийся с разгрузкой вещей, с силой захлопнул багажник. Отец мгновенно обернулся к нему, и Келли поняла, что брату предстоит очередная выволочка. Она уже не могла вспомнить, обходился ли без этого хоть один день с момента похорон мамы. Она зашагала к дому, и резкие, тяжелые слова отца утонули в ласковом шуме кленов над головой. Под строгим взглядом черных окон Келли поднялась по ступеням, толкнула дверь и первой шагнула за порог, очутившись в узком светлом холле. Большую часть мебели отец перевез из старого дома, и Келли почувствовала себя странно, увидев привычные, родные вещи в новой обстановке. И комод, и зеркало, и вешалка, осиротевшие без привычных безделушек или забытых шарфов, смотрелись совсем потеряно среди бледно-желтых стен, и Келли, проникнувшись жалостью, поставила урну на комод, чтобы каждый гость мог прочесть лаконичное ?Вероника Донован. Любимая жена и мать?. Пусть это и не придало холлу уюта, но немного успокоило Келли?— маленькая хитрость, иллюзия, что мама будет встречать у порога как раньше, когда они с Алексом возвращались на каникулы домой. Ей даже на мгновение почудилось, что она слышит знакомый и тихий голос, зовущий ее?— но то, разумеется, был только шум кленов. Вечер прошел спокойно. Перед ужином Алекс извинился перед отцом, разумеется, предварительно получив свое наказание. Харви Донован был не из тех, кто позволяет своим детям дерзости?— у него был четкий свод правил, за нарушение каждого из которых следовало наказание. Конечно, он не перегибал палку, не лишал их еды и не бил почем зря, но сама мысль о том, что расплата неизбежна порой бывала невыносима. Отец ненавидел оправдания, и если новые джинсы Келли оказались испорчены от того, что ее толкнули в грязь, а Алекс получил тройку на контрольной из-за температуры, что ж… Они ведь допустили это, а значит, все справедливо. ?Тебе стоило переждать дождь,?— говорил отец, наблюдая за тем, как Келли пытается отогреть стертые в кровь пальцы после ручной стирки джинсов в холодной воде. —?Когда я рос, мы относились к одежде бережно?. Келли послушно кивала, понимая, что она заслужила. Она не злилась на отца?— но каждый раз, стоило ей начать стирку или, как в этот вечер, мытье посуды, вспоминала и порой волей-неволей задумывалась, насколько предусмотрительной, по мнению отца, могла быть девятилетняя девочка? Двенадцатилетняя? Пятнадцатилетняя?— пусть до этого еще целых два месяца?.. Мама никогда не мешала таким воспитательным методам?— подобные происшествия доводили ее до адской мигрени, и она проводила по два или три дня в спальне, а потом еще какое-то время мучилась от светобоязни и даже дома надевала солнцезащитные очки. Впрочем, после того, как они с Алексом уехали учиться в частную школу за полстраны, мигрени отступили?— во всяком случае, за все пять лет во время каникул или праздников с ней не случилось ни одного приступа. Мысли о маме полностью захватили Келли, и в какой-то момент ей стало казаться, что ничего не произошло, не было чертова звонка отца, не было смущенных и жалостливых взглядов подруг, проводивших ее в аэропорт, не было лета в молчаливом опустевшем доме. И вечная улыбка Алекса, типичная для будущего выпускника, не исчезла, как и его шутки?— долг каждого старшего брата. Вот-вот все это обернется дурным сном, и мама спустится вниз, подойдет неслышно и тихо скажет… Прочь отсюда Голос матери прозвучал прямо над ухом, и Келли почувствовала холодное влажное дыхание на своей шее. Она закричала и, подняв взгляд, увидела в отражении окна над раковиной серый силуэт над своим плечом; мокрая чашка выскользнула из рук на пол. Все еще заходясь криком, Келли бросилась прочь из кухни?— и оказалась перехвачена на пороге братом. —?Что такое, Кей? —?Алекс положил руки ей на плечи, и Келли почувствовала, как бешеное сердцебиение, отдающиеся в висках тупой болью, понемногу растворяется в его спокойном голосе. —?Мне п-показалось… —?она судорожно вздохнула, но кое-как взяла себя в руки. —?П-показалось, что кто-то… Договорить Келли не удалось?— за спиной у Алекса вырос отец, накрыв обоих своей тенью. Он едва посмотрел на них?— казалось, что все внимание направлено на окно, и на мгновение у Келли мелькнула сумасшедшая надежда на то, что и он видит ту серую фигуру и слышит мамин голос, тихий, но четкий, настоящий, но неживой… Но потом она вспомнила о разбитой чашке и услышала плеск воды?— конечно же, она не повернула кран, когда пыталась выбежать из кухни. —?Келли,?— голос отца прозвучал устало, а не раздраженно, но его рот снова неприятно дернулся, а между бровями пролегли две грозные борозды-морщины. —?Это не она, это я.?— Келли почувствовала, как Алекс подталкивает ее к выходу из кухни. —?Я напугал ее. Специально. Думал, что это будет забавно. Она хотела было возразить, но не успела?— отец схватил ее за руку и выставил за порог, закрыв дверь кухни перед носом. Наверх Келли поднималась под неразборчивый, но нарастающий гул его недовольного голоса. Она бежит по узкому темному коридору и чувствует дыхание своего преследователя. Нужно добраться до двери, спастись из этого дома, но она так слаба и беспомощна! Тьма, что идет по пятам, хватает за плечи, легко отрывает от пола, прижимает спиной к стене, и сильная безжалостная рука смыкается на горле Келли. Она пытается кричать, бьет и царапает руками стену, ломая ногти, пока легкие, сперва с недоумением, а потом с отчаяньем требуют хоть глоток воздуха. Перед глазами пляшут яркие круги, и Келли из последних сил отталкивает сгустившуюся тьму?— и на короткое мгновение та отступает, обнажая прячущийся за ней образ. Келли села в кровати. Воздух обжигал ей горло, в груди саднило. По лицу медленно ползли липкие струйки пота. Она потянулась к ночнику, чтобы развеять остатки кошмара, загнать его обратно в мир сновидений… и глухо вскрикнула, увидев в дверном проеме высокую фигуру, такую же черную и мрачную, как ее преследователь. Но вот свет вспыхнул, и тьма проема обернулась отцом. Он строго смотрел на Келли?— от его тяжелого взгляда воздух будто еще больше сгустился. Ей захотелось спрятаться под одеяло, укрыться с головой, лишь бы не видеть это хмурое лицо, эти сдвинутые брови, неодобрительно поджатые губы; но вместо этого она выдавила слабую улыбку. —?Мне снилось… что-то плохое,?— Келли старалась говорить спокойно, но голос выдавал ее страх и беззащитность. —?Тебе нужно снотворное? —?отец вошел в спальню, почти вплотную подошел к кровати, и Келли с удивлением поняла, что от него пахнет алкоголем. —?Можешь взять таблетки, которые принимала мама. Келли покачала головой. —?Я в порядке. Отец пристально смотрел на нее еще одну невыносимую секунду, затем отошел и щелкнул выключателем. —?Тогда надеюсь, что больше ты никого не потревожишь. Сначала Келли пыталась успокоить себя тем, что ей нужно привыкнуть к новому месту, к новому дому, к шуму кленов по ночам. Но прошла неделя, вторая?— а кошмары все не прекращались. Порой она не помнила их, и лишь мокрая от пота наволочка подсказывала, что ночь была беспокойной. Но чаще сны были реалистичными, плотными?— она снова и снова убегала от тьмы по узкому коридору, спускалась по лестнице к двери, кричала не своим голосом, звала на помощь… Но все было напрасно, и раз за разом Келли опять оказывалась в удушающих объятьях тьмы, чтобы молить о пощаде и чувствовать, как жизнь медленно оставляет ее тело. Эти сны влияли на нее, плавно перетекали из мира грез в реальность. Уже к концу первой недели ее стал пугать коридор второго этажа?— казалось, что тьма, затаившаяся в углах, вот-вот обретет плоть и форму и бросится за ней в погоню, чтобы в конце концов настигнуть в холле, между зеркалом и комодом. Этот страх часто сопровождался тихим перезвоном часов, оставшихся в старом доме. Келли старалась не обращать на это внимания, обманывала себя, повторяя, что у нее разыгрались нервы. Но ведь был еще голос матери: второй раз он произнес над ее плечом только одно слово. Уходи Келли замерла, напряженно прислушиваясь к хриплому бою часов внизу. Коридор был пуст?— ее матери здесь не было и не могло быть, и все это было лишь плодом фантазии… Но только ее окружали ароматы гиацинта и сандала, знакомые с самого детства. Эти запахи были настолько реальны, что вытеснили беспокойный шепот кленов, и мягкий вечерний свет затопил весь коридор и породил узнаваемые образы. Келли видела усталую улыбку матери, ее бледное лицо и тонкие руки, всегда, даже в самую жаркую погоду скрытые рукавами тонкого кардигана. Она сделала несколько несмелых шагов навстречу этой иллюзии, утопая в запахе парфюмерной воды, щекочущей нос. Казалось, сейчас она узнает то, что позволит ей освободиться от кошмаров, сбросить морок, успокоить сердце… Кто-то крепко стиснул ее предплечье, и Келли вскрикнула от неожиданной боли. Образы рассыпались, испуганно забились в щели, спрятались среди теней от хмурого отца. Его пальцы сжались еще сильнее, и аккуратные, ровные ногти впились в тонкую кожу Келли. Она отдернула руку, пытаясь вырваться из его хватки?— но, конечно, ничего у нее не вышло. —?Ты взяла духи матери? —?отец не повысил голоса, но в его глазах плескалась ярость?— Келли узнавала ее безошибочно. Точно так же он смотрел на соседа, который парковал свою машину напротив их выезда, тем же ледяным тоном разговаривал с опоздавшим курьером, с медлительной официанткой, с нерасторопным коридорным в отеле. Она знала, что должна сделать?— повиниться, попросить прощения, добавить в голос дрожи, сказать, что она больше не будет… Этот рецепт она узнала в семь лет, когда разбила его часы, и с тех пор использовала как своеобразный амулет от его гнева. Пусть будет наказание, но только не крик, не тот взгляд, в котором собирается бесконечная тьма; если все сделать правильно еще только раз… —?Я не брала их,?— ее голос не дрогнул: неожиданно для самой Келли в нем прозвучала злость. Она рванулась сильнее, и отец, скорее всего от неожиданности, ослабил хватку и выпустил ее руку, оставив на коже яркие отметины. Злая гримаса на мгновение пробежала по его лицу, исказила черты почти до неузнаваемости, и Келли почувствовала, как липкий страх сжимает горло. —?Тайное всегда становится явным,?— звучный голос отца зачаровывал, отнимал силы. Тихая угроза, звучавшая в нем, тяжестью отдавалась в висках и щекотала шею мерзким холодом. Келли поняла, что признается, расскажет о голосе матери, о запахе духов, а может, даже о кошмарах… Скрип двери нарушил звенящую тишину между ними, и Алекс показался из своей комнаты. —?Это я,?— он смотрел прямо на отца, и хоть в его голосе звучало нужное количество вины, каждое слово звучало как вызов. —?Когда мы разбирали ее вещи, я спрятал один флакон. И сегодня… разбил его. Прости. Отец обернулся к нему. Келли успела заметить, как злость на его лице сменилась удивлением. Он подошел к брату, втолкнул его в комнату, вошел следом и закрыл за собой дверь. Келли поспешила спрятаться у себя. Она надеялась, что Алекса ждет неприятный разговор и только… Однако свежие синяки, расплывающиеся по ее бледной коже, намекали, что все может обернуться и по другому. Аромат гиацинтов порождает густую, плотную тьму. Келли отступает от нее, вжимается в стену, пытается спрятаться?— но тьма сильнее, и она настигает. Тьма хватает Келли за волосы и швыряет о стену: боль в плече расцветает новыми красками, и кровоточит разбитая губа. Тьма наваливается сверху, забирается в нос и рот, полностью забивает горло, и Келли хрипит, пытается вырваться или позвать на помощь, но тщетно?— она слишком слаба, слишком беспомощна, и с каждой секундой только теряет силы… —?Проснись… Келли… Проснись… Тихий шепот Алекса разорвал кошмар, спас ее из удушающей хватки тьмы. Брат низко склонился над кроватью, и в желтом свете ночника его лицо казалось тревожным и больным. —?Я ведь… не кричала? —?Келли, опасливо взглянув на дверь, села в кровати, плотнее укутавшись в одеяло. —?Стонала,?— Алекс, ссутулившись, устроился рядом с ней. —?Не волнуйся, отец не слышал. Кажется. Они помолчали, прислушиваясь к печальной песне кленов, которые все трепал и трепал безжалостный ветер. Ночь выдалась безлунной, и в темноте движение листьев казалось волнами бурного моря, раз за разом накатывающими на стекло. На секунду Келли показалось, что со следующим приливом тьма разобьет стекло, схватит ее и утащит за собой, в тот сон, от которого уже будет не проснуться… Она вздрогнула, впечатленная собственной фантазией, и посмотрела на Алекса. —?Ты не брал мамины духи? —?спросила она, чтобы заглушить шелест листьев. Алекс отрицательно качнул головой. —?Он все выбросил сразу после похорон,?— его голос дрогнул. —?Даже часы. Я хотел взять их, так не разрешил. А мама их любила, помнишь… —?Помню,?— прошептала Келли. Алекс протянул руку и осторожно коснулся ее предплечья там, где багровыми пятнами рассыпались синяки. Прищурился. —?Он случайно,?— поспешно сказала Келли, чувствуя, как пружина тревоги все сильнее сжимается в груди. —?Я знаю, что он не хотел. Сейчас, когда кошмар отступил, а брат был рядом, она сама отчаянно хотела поверить тому, что говорила?— пусть даже клены за окном шептали ей, что это ошибка. Сны затягивали ее, и к концу каникул Келли ощущала себя полностью разбитой. Она с трудом просыпалась по утрам, страдая от барабанной дроби пульса в висках и ломоты во всем теле. Ее горло саднило все больше, голос стал хриплым и отрывистым?— отец, заметив это, строго запретил ей открывать окно на ночь, а Келли не стала объяснять, что дело совсем не в простуде. Несмотря на свою усталость, она заметила перемены, произошедшие с отцом за этот месяц?— спокойная холодная ярость, читавшаяся раньше во взгляде, жестах и крупной фигуре, уступала место странной тревоге. Порой он вздрагивал за ужином и бросал боязливые?— боязливые! —?взгляды в сторону холла; в такие моменты Келли так и подмывало поговорить с ним, спросить, слышит ли он бой старых часов… а может, ему чудится что-то свое? Но лишь взглянув на его мрачное лицо с крепко сжатыми челюстями, она сразу отказывалась от этой мысли. Впрочем, ей хватало и своих собственных миражей. Старые несуществующие часы били все чаще, отмечали теперь почти каждую четверть часа, и однажды вечером Келли почудилось их отражение в зеркале. Она даже обернулась, чтобы проверить, вдруг отец каким-то образом вернул их, пока она была на прогулке? Но стена была пуста, и только дребезжащие мерные удары сообщали дому о том, что сейчас девять часов. Келли со вздохом повернулась к зеркалу?— и вместо своего отражения увидела тонкую фигуру. Несмотря на кровь, запекшуюся на левом виске, и черные отметины на изящной длинной шее, она безошибочно узнала черты матери в посеревшем мертвом лице, с опаской приблизилась к зеркалу?— и в этот момент тонкие руки легко скользнули за стекло и сомкнулись у нее на шее. Келли издала хриплый вскрик и рванулась назад, стараясь сбросить с себя ледяные пальцы. В панике она ухватилась за вешалку и нанесла удар; стекло пошло мелкими трещинами и серая фигура исчезла, оставив лишь воспоминания о липком прикосновении и почти неуловимый запах гиацинтов. Не успела Келли отдышаться, как из гостиной появился отец. Он перевел взгляд с вешалки на треснувшее зеркало и нехорошо усмехнулся. —?Так вот что вы делаете,?— медленно процедил он, пока его глаза наливались такой знакомой яростью. —?Портите мои вещи,?— он вырвал вешалку из рук Келли и бросил ее на пол. —?Пакостите. Ломаете. —?Я видела маму,?— выпалила Келли. —?Маму. В зеркале. На долю секунды взгляд отца затуманился страхом, но почти сразу он взял себя в руки и шагнул к Келли. —?Мы ведь говорили о том, что врать нехорошо,?— он наклонился, крепко схватил ее за плечо, и Келли почувствовала запах виски. —?Пойдем. Побеседуем. —?Не тронь ее! Алекс втиснулся между ними, уперся руками отцу в грудь. Он тяжело дышал, и Келли видела тонкие струйки пота, стекающие от затылка вниз по такой же изящной как у матери шее. —?Не лезь,?— процедил отец. —?Иди к себе. Пошел! Его пальцы сильнее сжались на плече Келли, и она всхлипнула от боли, но Алекс ударил отца по руке, заставив ослабить хватку. —?Ах ты… —?отец выпустил Келли и, развернувшись к Алексу, крепко схватил его за грудки. —?Если ты еще раз, то… Брат расхохотался, и этот смех был страшнее призрачного боя часов, ужаснее, чем голос умершей матери. Келли замерла, глядя то на безумную улыбку Алекса, то на полное гнева лицо отца. —?И что ты мне сделаешь, чертов пьяница? —?четко и громко произнес брат. —?Превратишь мою жизнь в ад, как сделал это с ней? —?он кивнул на комод, где стояла урна, и в этот момент отец взревел и отшвырнул его к лестнице. Келли услышала, как Алекс вскрикнул. Отец подошел к нему, ухватил за волосы на затылке, рывком поставил на ноги. Алекс хрипло дышал через рот, прижав ладонь к носу; крупные капли крови скатывались по его губам и падали на светлую футболку. Келли почудилось, что в глазах отца полыхнули алые отблески. —?В машину,?— он выпустил волосы Алекса, и тот побрел к порогу, неловко перешагивая через разбросанные куртки и вешалку. —?Прибери здесь,?— отец взглянул на Келли и вышел, подхватив с пола свой спортивный пиджак. К большой радости Келли, кровь каким-то чудом не попала на лестничный ковер, и ей удалось быстро справиться с беспорядком. Это помогло отвлечься от мыслей о произошедшем, не вспоминать холодные пальцы матери на своей шее, ярость на лице отца, странные слова Алекса, въевшиеся ей в память. Ей хотелось дождаться возвращения брата, и она уселась было в гостиной за книгу,?— но листва за окном нашептывала что-то утешительное, и Келли поддалась этой странной колыбельной. Часы отбивают полночь, и тьма клубится по полу коридора, вытекает из всех потаенных углов, собирается в плотную, угрожающую фигуру. Келли медленно отступает к лестнице. Шаги болью отдаются в спине и голове, горло ужасно саднит, и каждый вдох дается с трудом. Но медлить нельзя?— тьма сгущается, и Келли уже слышит тяжелые шаги. Она бросается вниз по лестнице, и горячий сухой воздух забивает ее легкие, мешает дышать. Но Келли знает?— стоит лишь немного потерпеть, и все кончится, она распахнет дверь и выбежит из этого дома, обретет свободу, наконец сможет вздохнуть полной грудью… Вот-вот ей удастся: она почти у двери! Тьма настигает ее у зеркала, хватает за плечи, прижимает к стене. Келли отбивается что есть мочи, но не может справиться с крепкими щупальцами, забивающими нос и рот,?— они только скользят все глубже и глубже, стремясь добраться до ее легких. Она чувствует сильный запах алкоголя, и ее тошнит. Захлебываясь собственной рвотой с мерзким привкусом желчи, Келли бросает последний взгляд в зеркало?— и не видит себя. На ее месте мать, истерзанная, с лицом, перепачканным кровью, бьется в агонии, что есть силы вцепляется ногтями в плечи и шею плотного широкоплечего мужчины. И Келли наконец решается увидеть истинное лицо тьмы. Часы отбили полночь, и Келли проснулась. Песня кленов за время ее сна стала громче, свирепее и опасней. Во рту еще оставался привкус желчи, а к горлу подкатила тошнота. Она не успела даже встать с дивана, и ее вырвало прямо на дорогую обивку, на книгу, на мягкий ковер, и вместе с остатками обеда и желчи из Келли как будто вышел весь страх. Ведь нет и не было никакой тьмы. Тяжелый взгляд обжег ее спину, и Келли впервые не содрогнулась от этого ощущения. —?Как Алекс? —?спросила она, не поднимая головы. —?Побудет в больнице до утра,?— половицы скрипнули, и массивная тень нависла над Келли. —?И что ты им сказал? —?она поднялась с дивана, отступила на пару шагов, с вызовом глядя в лицо отца. —?Что еще за вопросы? —?он неожиданно ответил ей не злым, а усталым взглядом, и Келли пошла в атаку. —?Ты сказал, что сломал нос своему сыну? —?ее хриплый голос сделал этот вопрос почти угрожающим. —?Сказал, что швырнул его через холл? —?Что за фантазии,?— отец шагнул к ней, и Келли пришлось отступить за кресло. —?Твой брат неудачно упал. Ты ведь все видела, не так ли? —?А мама? —?Мама? —?он спросил это нарочито спокойным голосом, но в самой глубине его взгляда шевельнулась ярость. Но и это больше не могло испугать Келли?— наоборот, только вызвало волну ответной злости, живой, горячей, невыносимой. —?Как умерла мама? Отец скривился словно от зубной боли. —?Ты сама знаешь. —?Как умерла мама? —?Келли осторожно протиснулась между креслом и камином, так, чтобы оказаться ближе к двери. —?Она повесилась,?— он произнес это резко и, заметив ее маневр, тоже сделал шаг в сторону. —?Разве? —?Келли почти чувствует на своих губах холод, которым пропитан этот вопрос. —?А вот она говорит, что ты задушил ее. Сжал горло, закрыл нос и рот и смотрел, как она задыхается, как бьется в твоих руках,?— она шагнула назад, пристально глядя в глаза отцу. —?Так это ты убил ее, папа? Лицо отца одеревенело, и в следующую секунду ярость все же выплеснулась из берегов. Он бросился вперед, но Келли была к этому готова?— развернулась и кинулась в холл, прочь из этого дома. Тяжелые шаги отца за спиной только подгоняли ее, и Келли в два счета оказалась у двери, торопливо повернула ключ?— раз и второй. Замок послушно щелкнул, и в этот момент отец схватил ее сзади за волосы, развернул легко, словно куклу, и ударил лицом о комод. Лоб обожгло болью, и Келли почувствовала, как вязкие струйки стекают по щеке. Отец резко дернул ее назад, не давая опомниться, но она успела схватить то единственное, что попалось под руку, и повернулась, чувствуя, как от боли в затылке на глаза выступают слезы. Она поняла, что ошиблась?— тьма все же существовала и сейчас плескалась в глазах отца, грозилась вот-вот вырваться наружу, опасная, мощная… убивающая. Все остатки сил Келли вложила в удар, довольно бестолковый?— при замахе крышка слетела с урны, и отца больше осыпало пеплом, чем зацепило этим странным снарядом. От неожиданности он закрыл глаза, и Келли рванулась из его рук, оставив как трофей клочья волос. Отец закричал?— но не яростно, а испуганно, и Келли услышала треск стекла. Она торопливо толкнула дверь, и аромат гиацинтов смешался с ночным воздухом, вырвавшись за порог вместе с ней. Крик отца за спиной перешел в хрип, а потом в сдавленное глухое бульканье. Перед тем, как захлопнуть дверь и окончательно освободиться, Келли все же посмотрела?— и это было самое прекрасное, что она когда-либо видела. Отец стоял на коленях перед хрупкой серой фигурой, а вокруг него клубился пепел, складываясь в длинные извилистые щупальца. Они легко проскользнули в нос и открытый рот, обвились вокруг шеи. На мгновение Келли встретилась взглядом с отцом, и увидела, что в его глазах больше не было тьмы. Ведь она уносила ее с собой.*** Голос Роланда стих, и некоторое время в гостиной был слышен только треск свечей да мерный стук?— Игон в глубокой задумчивости барабанил пальцам по столу, отбивая какой-то ритм. —?Однако,?— наконец заговорил Гарретт,?— это не совсем то, чего ждешь от рассказа про жу-уткий дом. —?Смотря что считать жутким,?— не согласилась с ним Кайли. —?Ведь вся соль не в мстительном призраке, правда, Роланд? —?Конечно,?— печально подтвердил тот. —?Совсем не в нем. —?Многовато нестыковок,?— усмехнулся Эдуардо. —?Копы ведь не такие уж тупые, так почему этот мистер Синяя Борода гулял на свободе? —?Потому что это не детективная история, гений,?— закатил глаза Гарретт. —?Если есть рассказ получше?— валяй, а мы послушаем. Эдуардо откинулся на спинку дивана, довольно потирая руки. —?Будет вам un cuento*,?— он произнес это с улыбкой, но продолжил уже серьезно: —?Я расскажу вам о Марии Веларде?— женщине, решившей, что ей под силу обмануть саму Смерть…*un cuento (исп.)?— здесь: сказочка