wednesday, october 27 (2/2)
?Дарья Шашина покинула беседу? – Серябкина с Фаворской, глядя друг на друга, одновременно тяжело вздохнули и покачали головой.
– Слушай, – вдруг осенило заметно опьянявшую Ольгу, – а ты ещё не ободрала те обои в коридоре? – Полина с озарившимся от предстоящего хулиганства лицом отрицательно помотала головой. – Так сейчас самое время!Кищук, собирая вещи в сумку, услышала звук пришедшего сообщения, за которым последовало второе уведомление. ?Я только что согласилась на отношения с Астафьевым? – гласило сообщение от Кристины с кучей удивлённых смайлов. Катя, теперь открыв диалог со Стасом, прочитала короткое ?Произошёл п..дец?.
– Что ж, – Полина подцепила край первого куска обоев и со всей силы дёрнула их, – отправлю ему после этого фото ободранной стены.
– Я надеюсь, ты не из той категории людей, которые мстят бывшим и проедают друзьям мозг шутками про них?
– Ну, не знаю, – задумчиво ответила Полина, держа в руках обрывок обоев, – я записала демо песни, перед этим зелёной несмываемой краской написав на его машине ?Урод?. Это считается?
– Поля, – захохотала Оля пошатнувшись и облокотившись о стену, – конечно, это считается.
– Тогда упс, – пожала плечами Фаворская и, оторвав последнюю полосу обоев, отбила Ольге ?пять?.
Стас с Кристиной, стоя у подъезда последней, целовались. Девушка, почувствовав возбуждение от его блуждающих по всему телу рук, отстранилась от него. Парень, опустив губы ей на шею, сжал её ягодицы и прижал ближе к себе. Соколова ощутила его эрекцию и тихо простонала.
– Доставлено! – провозгласила Полина, показав Ольге их чат с Никитой.
– Браво, – придав своему лицу серьёзное выражение, кивнула Серябкина.
– Итак, план действий таков, – с не менее серьёзным выражением лица, пытаясь выглядеть трезвой, обратилась Полина к Оле, – завтра я прихожу в себя, а послезавтра выхожу на работу, переставая страдать по всяким мудакам, – телефон завибрировал, и Поля, увидев ответ от Никиты, показала ему средний палец. – Вы, Ольга Юрьевна, сейчас же едете к Кищук и хорошо так ей что-нибудь преподаёте.
– Это метафора? – Оля, сдув с лица прядь волос, задумчиво посмотрела на Фаворскую.
– Конечно, я же теперь обязана вас шипперить, а значит, вести себя максимально неадекватно.
– Аргумент, – кивнула Оля и, вызвав такси, засмеялась, вызвав в Полине ответный смешок.
Темникова, не сдерживаясь, стонала, опустив руку на голову Ульяны. Ощущая приближающуюся разрядку, брюнетка вскрикнула, и тут же её сознание затуманилось улыбающимся лицом Ольги. Лена, проглотив её имя вместе с рвущимися наружу стонами, кончила, отчаянно-обессилено распластавшись на кровати.
– Остановитесь у ближайшего цветочного, пожалуйста, – попросила Ольга водителя, параллельно с этим набирая Кате ?Я скоро буду, не ложись без меня?.
?Сладких снов? – увидела Крис сообщение от Стаса и, широко улыбнувшись, ответила ему тем же, сдобрив своё сообщение кучей смайлов из сердечек.
– Привет, – поздоровалась Серябкина и Катя, одетая в пижаму с ёжиком, тут же обняла Олю, прижавшись к ней как можно ближе. – Это тебе.
Глаза Кищук засияли, как только Серябкина достала из-за спины букет цветов. Девушка, улыбаясь, забрала его из рук настороженной Оли и тут же снова бросилась в её объятия. Шатенка, гладя её по рукам, прикрыла глаза от исходящего тепла Катиного тела.
– Мне надо в душ, – покрывая Катино лицо поцелуями, сказала Ольга, – а потом я вся твоя.
Егор, закрыв диалог с Альбиной, засыпавшей его откровенными фотографиями, перешёл в чат с Шашиной. Девушка была в сети, и Юдин, хмыкнув, написал многозначительное ?Я дома один. Если хотите – можете заехать?.
Ольга, подставив лицо под тёплые капли, пыталась освежить захмелённую голову.
– Не хотите совместить полезное с приятным? – услышала Серябкина голос Кищук над самым ухом и, развернувшись, тут же притянула девушку к себе.
Егор, открыв дверь, увидел стоящую на пороге Дарью. Шашина без промедлений подошла к парню и впилась в его губы, снимая с себя и с него одежду.
Серябкина, прижав Катю к стенке душевой кабинки, целовала каждый миллиметр её кожи, в ответ на это покрывающийся мурашками. Кищук, гладя её грудь, пальцами дотронулась до затвердевших сосков, вызвав в Оле первый стон. Шатенка опустила губы на Катину шею и приблизила свои бёдра к её. Катя, почувствовав девушку, начала двигаться, вцепившись пальцами в Олины плечи.
– Не останавливайся, – на выдохе произнесла Серябкина, прижимая девушку плотнее к себе. Блондинка, откинув голову назад, отрывисто стонала. – Господи, да.
Кищук, слыша Олин хриплый от возбуждения голос, теряла остатки исчезающего в сливе вместе с водой разума. Серябкина, одной рукой раздвинув свои половые губы, а другой – Катины, начала двигаться жёстче, издавая протяжные стоны. Кищук вскрикнула и придушила Ольгу, закусывая губы. Блондинка, тоже ускорив свои движения, вперилась взглядом в лицо Серябкиной, в своей красоте и эстетике выражавшее животное желание. Пальцами свободной руки Катя начала стимулировать Олины соски. Шатенка, запрокинув голову назад и прошептав имя девушки, кончила, без сил облокотившись о стену.
– Это было... слишком хорошо, – Серябкина, тяжело дыша, смотрела в Катины глаза, в которых, как чистейшем море, плескались завитки и крапинки страсти. Загадка глаз Кищук затягивала каждый раз, и каждый раз выплёвывала обратно, не давая себя раскрыть. Ольга, приблизив своё лицо к Катиному, поцеловала её, начав опускаться. Кищук, почувствовав Олин язык у себя между ног, шумно выдохнула. Серябкина, кончиком языка дотронувшись до клитора, ощутила их вкус и прикрыла глаза, совершая круговые движения. Блондинка запустила руку в её волосы. Ольга вошла в Катю двумя пальцами, продолжая ласкать клитор языком. Кищук сжимала свою грудь и стонала, не заботясь о репутации Олиной квартиры перед соседями. Шатенка, обхватив клитор губами, начала надавливать на верхнюю стенку и Кищук, затрясшись, испытала мощнейший оргазм.
– Не могу, – шепнула лишившаяся сил Катя, ощущая ватные ноги и слёзы на глазах. Ольга, целуя девушку в лоб, заботливо поддержала её, выключив воду и закутав их в полотенца.
Егор, тяжело дыша, задумчиво смотрел в стену, пока Шашина проводила пальцами по его коже, на которой выступили бисеринки пота.
– Ты такой сильный, – шепнула Дарья и, сев на парня, поцеловала его в губы.
Девушки, обнявшись, лежали в кровати. Обессиленность сменилась окрылённостью и нежностью, от которых девушки не могли перестать трогать друг друга. Рассматривая лица, касаясь кожи, целуя линию ключиц – в этих незамысловатых действиях крылось нечто большее, чем последствия оргазма, и обе девушки это понимали.
– Расскажи мне, – подняв на Олю свои огромные глаза, попросила Кищук.
Оля легла на спину и закусила губу, прикрыв глаза. Катя, продвинувшись к ней, обняла за талию, уткнувшись носом в щёку.
– Я осознала свою ориентацию в лет пятнадцать, когда влюбилась в девочку из соседнего двора. Тогда я так и не решилась ей сознаться, но рассказала об этом своей подруге, благодаря которой это стало известно не только ей. Та девушка не приняла моих чувств, начав насмехаться вместе со всеми. Тогда мне казалось, что это – самое худшее, что может случиться в отношениях, но как же я заблуждалась, – Катя услышала дрожь в Олином голосе и, присев, взяла её ладонь в свои, прикасаясь к ней губами. – А потом появилась она. Моя любовь и моё проклятье. Моё счастье и моя не заживающая рана. Моя луна и моё цунами. Моя прекрасная, отвратительная сука, – Оля, присев, облокотилась о стену.
– Продолжай, – тихо сказала Кищук, сев рядом и не прекращая сжимать Олину ладонь.
– Её звали как тебя. Катей. Совсем неподходящее имя для неё. Я звала её Луной, потому что внизу живота у неё была татуировка в виде растущего полумесяца. Я любила очерчивать её контуры языком, пока не узнала, что это тату она набила не по своей воле. Однажды, напившись на очередном банкете, она отключилась, а клиенты, которых она должна была обслужить, решили позабавиться, набив ей тату, – глаза Кищук округлились, а Олю начало потряхивать от погружения в зыбучий песок прошлого. – Она не была проституткой. Точнее не успела ей стать. Это был её первый выезд, после которого какой-то папик выкупил её для своих утех. А через два года мы встретились с ней на премьере какого-то спектакля. Я проклинаю тот день до сих пор. Проклинаю и боготворю. Мы разговорились с ней, а через три дня она уже спала в моей кровати, пока я боялась пошевельнутся, чтобы не спугнуть эту чарующую красоту.
Катя, накрыв трясущуюся Ольгу одеялом, прижалась к ней, ощущая, что как губка впитывает в себя Олино состояние.
– От того старика она ушла, переехав жить ко мне. И это были самые счастливые наши две недели. Мне казалось, что вот оно, то единственное, то лучшее и неповторимое, вот оно ?навсегда?. Но первые отношения всегда обречены на провал, разнящиеся лишь во времени, через сколько это произойдёт. Нашим был отведён год с небольшим. И всё это время было наполнено изменами и предательствами, – Серябкина сжала кулаки и ощутила первые дорожки слёз по щекам. Катя это тоже почувствовала, поэтому касалась их губами, собирая ими влагу и пытаясь не заплакать сама. – Мне изменяли на протяжении всех отношений. Я до сих пор не знаю точное количество партнёров, которые успели побывать в постели с моей Луной. Я и узнала об этом всём чисто случайно, по классике подобных ситуаций вернувшись домой раньше обозначенного времени и застав её в постели сразу с двумя женщинами. Я тогда вывела её на разговор, о чём жалела на протяжении каждого дня в течение пяти лет. Именно столько мне потребовалось, чтобы окончательно забыть и отпустить этого человека. Она тогда, на эмоциях театрального раскаяния, рассказала мне всю подноготную своей жизни, о которой, как я была уверена, знаю всё. Всё знала, не знала только того, что больше года она изменяла мне, причём партнёры у неё менялись так часто, что она сама не смогла вспомнить их точное количество. А я не знала и не подозревала даже об одном, понимаешь? – Оля, повернув к Кате голову, уставилась на девушку полными слёз глазами, отчего у Кищук перехватило дыхание. – Я выгнала её, несмотря на её обещания никогда больше не изменять. Ты даже представить себе не можешь, как меня разрывало, когда я выставляла её за дверь под её клятвы в вечной любви. И меня продолжало разрывать в следующие несколько лет, которые стали для меня сущим адом. Как я выжила, не слегла в психушку или в больницу с психосоматикой, как не спилась или не спрыгнула с пятнадцатого этажа – не понимаю до сих пор. Меня что-то удерживало, но одновременно с этим выжигало изо дня в день. А эта её вечная любовь ограничилась тремя неделями: именно столько ей потребовалось, чтобы начать жить с новой пассией. А мне – пять лет, чтобы вновь начать ощущать себя человеком. Я ненавидела её, любила и презирала одновременно. Я уничтожала себя каждый раз, когда лишала возможности с ней связаться и умолить вернуться ко мне, вновь научить меня дышать и жить.
Серябкина замолчала, ощущая жуткий холод во всём теле. И только лицо, покрываемое Катиными поцелуями, оставалось тёплым и подавало признаки жизни катящимися из глаз слезами. Они смешивались с Катиными, которая мечтала об облегчении Олиного состояния.
– Я никого больше не подпускала к себе. Ни близко, ни далеко – никак. Бывшие девушки обвиняли меня в бессердечии, друзья сетовали на выгорание, а родные – на правильную логику действий. А я просто хотела уберечь остатки того тёплого и живого, что трепыхалось во мне, как птица в крошечной клетке. Я обещала себе никого не поселять в своём сердце и никогда не спать с коллегами или ученицами... и за последние два месяца нарушила оба обещания, – Серябкина, опустив голову, закрыла лицо руками. Катя, оглушённая её исповедью, прижала девушку к себе, отдавая своё израненное сердце ей, как во время таких же откровений Кати сделала Оля. Серябкина чувствовала это, ощущала каждым атомом, которые снова превратились в смертоносную металическую пыль, медленно разъедающую внутренности.
– Я люблю тебя, – Кищук, вполголоса сказав это, зажмурилась, словно ожидая, что её оттолкнут. Но Оля после короткого замешательства притянула блондинку к себе и поцеловала её в губы, ощущая на своих губах солёную жидкость их смешавшихся слёз.