Часть 1 (1/1)
Под ногами похрустывает иссушенная холодными осенними ветрами листва. Воздух при каждом вздохе невыносимо обжигает холодом лёгкие. Ощущение тоски кажется осязаемым на кончиках пальцев, как тонкая неприятно-липкая паутинка. Пыльная дорога, серые стены домов, абсолютно пустой и бесцветный мир. Всё так же, как и было сегодня утром. Так же, как и было вчера. Так же, как было и год назад. На секунду остановившись, парень, одетый так легко, не по погоде, в тонкой ветровке нараспашку, поднял глаза вверх с какой-то еле заметно промелькнувшей в глазах надеждой, полной грудью вдохнул этот леденящий до дрожи осенний воздух и с безэмоциональной маской на лице прошептал: «Даже небо серое»… и продолжил свой путь.Шаг, ещё шаг. Шум проезжающих мимо машин. Что-то недовольным тоном кричит старушка, выходящая на остановке. Ветер срывает с оголённых веток последние напоминания об ушедшем лете. Каким же ничтожным кажется этот мир, насквозь пропитанный бескрайним равнодушием под несчетными слоями холодного лицемерия, продажности и наигранных улыбок. Единственные живые чувства, что ещё иногда промелькивают в этих остекленевших глазах прохожих – это ненависть, злоба, раздражение, брезгливость и, пожалуй, ещё, страх, не более того. Парень по-прежнему как-то инерциально брёл по пыльному асфальту ненавистного города. Казалось, что у него нет никакой цели, и идёт он лишь для того, чтобы просто идти.
Что-то делать, как-то шевелиться, как-то доказывать свою материальность самому себе. Зачем? Какой смысл? Когда не радует уже ничего. Некогда любимое кофе по вкусу теперь не приятнее дождевой воды. Детский смех – лишь мерзкий звуковой раздражитель. А яркие краски витрин магазинов режут глаза и наводят лишь на мысль, чтобы разбить их на мельчайшие части, растоптать в пыль, а всё многоцветье залить однотонной вязкой чернотой для успокоения своей усталой души. Он ненавидит этот город. Также как ненавидел тот, прошлый, из которого он уехал, или даже сильнее? Чёрт разберёт. Когда-то был город, который он любил, но теперь его лик угас в памяти, как и сотни других мест, предметов, людей, воспоминаний, желаний. Он не помнил, сколько уже было перемен в его жизни. Сколько городов он сменил, уезжая каждый раз от невыносимой тоски, давящей ото всех стен, ото всей атмосферы, кажущегося прогнившим и гадким, очередного каменного гиганта. Он не знал - гонится ли он зачем-то, или наоборот - убегает от чего-то. Всё как-то слилось в один монотонный день, как будто жизнь его уже давно остановилась. Тикали часы, стучал маятник, дни недели сменяли друг друга, и времена года приходили в привычной очерёдности. Всё двигалось по какой-то давно придуманной программе, которая, наверное, для каждого представлялась своей, но не для него. Обрывки бессвязных мыслей хаосом метались в голове, невыносимо болезненно давя на виски, как будто стремясь вырваться на свободу.
Но ему было всё равно. Казалось, он не замечал вообще ничего. В этой стандартной программе мира и он делал только то, что должно, что прописано кем-то и когда-то, абсолютно неважно, бессмысленно, непонятно, но привычно. Подходя к дороге он как и все останавливался на красный сигнал. У магазинной кассы он, как и все, доставал какой-то типичный кошелёк и заученным движением отсчитывал нужное количество купюр. Заходя в заполненный брюзжащими людьми автобус, молча покупал себе билет и доезжал до привычной конечной, или не конечной, а какой-то другой, разницы нет, ведь бесцельно. Возвращаясь домой, варил кофе, который был безвкусным, как и всё остальное для него, но опять же каким-то привычным. Часами бездвижно лежал в полутёмной комнате с задёрнутыми шторами, пустым взглядом уперевшись в потолок.