Вместо эпилога (1/1)

Хоквуд Нервный тик дёргал правый глаз майора Хоквуда с самого утра, не спасали ни дыхательные гимнастики, ни попытка свалиться в медитацию, ни даже всемогущая в пределах организма инкона. Наряду с асинхронно подмигивающим глазом на лице Джеймса поселась и восторженно-дебильная улыбка. Впрочем, Хоквуду было откровенно плевать на собственную физиономию. И уж тем более его нисколько не беспокоило удивление встречных людей из состава персонала Школы в частности и базы в целом. Едва ли не пританцовывающей походкой майор вкатился в медчасть, встретился взглядом с привычно хмурой из-за раннего подъёма Киао Рин, и… стушевался. Наверное, впервые в жизни. Тем не менее, судя по реакции самой китаянки, и для неё улыбающийся во все давно уже восстановившиеся тридцать два Хоквуд проходил по той же статье, что и встреченный на улице тираннозавр в пенсне, вежливо расшаркивающийся и приподнимающий цилиндр в приветствии. С другой стороны, мисс Рин была, во-первых, женщиной, во-вторых, не зря занимала должность начальника медслужбы и базы, и Школы. — Ён? — с ходу выдала она догадку. — Ыгы, — продолжая счастливо скалиться, кивнул майор. Сунул руку за отворот кителя, достал что-то, завёрнутое в белоснежный платок. Развернул бережно и трепетно, так, словно в руках у него активная мина контактно-нажимного действия, а не нечто более безопасное. Закончив процесс извлечения, Хоквуд осторожно взял в руку продолговатый белый предмет, взглянул на него с нежностью, поцеловал — так, как никогда даже знамя не целовал, — и протянул его капитану. Медик, заполучив в своё распоряжение переданную вещь, странным взглядом окинула майора, вновь вернулась глазами к переданному. — Ну… Что сказать, майор, поздравляю! И тебя, и Рин. Хотя как такое возможно — ума не приложу... — Я старался, — с довольной физиономией похвастался майор. — Я по Ён это итак почти каждый день замечаю, Джимми, — улыбнулась китаянка. — И рада за вас, но больше — за тебя. Золотое попадание, как-никак! Майор, переполненный эмоциями, только и смог, что кивнуть. Много лет назад, когда их, всё ещё боевитых, но уже основательно потрёпанных жизнью матёрых ветеранов, приняли добровольцами в проект “Немезис”, и только после подписания трёх толстенных пачек подписок о неразглашении, участии, и прочем бюрократическом дерьме, когда хода назад уже не оставалось, — только тогда их уведомили, что носители инконы, увы, практически стопроцентные пустострелы. Шанс произвести “золотой выстрел” надёжно обосновался в районе ставок один к много-миллиардов-или-вообще-дохреналлион. И вот ранним утром Ён показала тест. Две полоски. Девушка вела контроль целый месяц, раз за разом опасаясь убедиться, что это ложный сигнал. Зря боялась. А теперь — теперь Ён отоспится в законный выходной, а задача майора — подготовить плацдарм в медчасти, убедить Киао лично провести обследование — в этом деле Хоквуд мог доверять только военным специалистам, ни в грош не оценивая гражданских. Майор понимал: беременность подруги не сможет не сказаться на нём. А значит, нужно успеть доделать важные дела: смотаться в город за кольцами, напроситься на аудиенцию к Адмиралу и уговорить провести церемонию бракосочетания — к религиозным конфессиям и девушка, и мужчина питали откровенную неприязнь. Навести порядок со счетами — на депозите должна накопиться уже более чем приличная сумма, пожалуй, самое время перераспределить накопившуюся зарплату и проценты в соответствии с новыми приоритетами. А во втором внутреннем кармане лежит сложенный вчетверо рапорт на увольнение по собственному желанию. Просто на всякий случай, если доводы разума не возобладают над начальством. И замена есть. Кларк Мерцер более чем толковый тип, умеющий так искусно положить болт на прямые приказы ООНовского руководства, что, вроде бы, и распоряжения выполняются, но через задницу и окольными путями, а по факту — ничерта не происходит из запланированного, и всё строго наоборот. Уж этот парень точно сможет не покалечить психику девочкам, сумеет плавно обойти острые углы, да и, в целом, оперативник в открытую симпатизирует имперским стандартам обучения. Вывернется, выдюжит. Хоквуд иллюзий не питал, прекрасно понимая, что его место — на свалке истории, как у бракованного реликта. Таким нет места в музеях, нет о них строчек в памятных альбомах, им не пришлют ни поздравительных открыток, ни приставят к наградам. И всё, что удерживало — одно лишь упрямство. И трезвое понимание того, что, покинув Школу, потеряет смысл жизни. Не оставалось у него ни якорей, ни желаний. А теперь — теперь всё изменится. Вопрос в том, надолго ли?.. Впрочем, майора это не волновало: сколько осталось — всё его. А дальше — видно будет.*** Зоя Молодая женщина пустым взглядом смотрела на голую стену — разум её в этот момент был очень и очень далеко. Рядом с ней, на полукруглом диванчике напротив, устроилась стайка девушек, все, как одна, облачённых в технические комбезы. Мозговой штурм дал первые плоды, и теперь требовалось время на осмысление выдвинутых предположений. Вздрогнув, Зоя вынырнула из размышлений, про себя покачала головой — хороша же хозяйка, третий час гостей держит, и даже кофе не предложила. Короткая команда интеллектронике кабинета — и кухонные комбайны приступают к подготовке обеда. — Сколько у нас консервантов в запаснике? — поинтересовалась Ксения, аватара ГС “Иртыш”, у хозяйки кабинета. — Девять, — вздохнула Зоя. — Без стазиса не удаётся остановить или замедлить распад, сами же в курсе. — Грустно, — кивнула Ксеня. Покосилась на желтоглазую Ульяну. — Ваш трофей продержался чуть дольше, чем остальные… — Свеженькая тыковка же, — улыбнулась Урал. — Можно сказать, с пылу, с жару, да на стол прозекторский. Вперёд одновременно подались две девушки, черноволосая, сияющая янтарными глазами Кира, ментальная модель плавбазы “Память Кирова”, и огненно-рыжая Урсула, воплощение четвёртого именного корабля РЗК “Марьята”. — Анхелла сообщила, что ещё пару голов доставят с Востока, Сакура даже полностью сохранное тело заполучила, — напомнила Кира. — Нам нужно цельное тело, — одновременно с ней сказала Урсула. Осмыслила сказанное Кирой, умолюяще посмотрела на Зою: — Зоя Владимировна, нижайше прошу допустить мою исследовательскую группу к изучению целого образца. Подписки, обет молчания, преференции — всё, что в моих силах, обеспечу. Зоя кивнула: — Для этого тебя и вызвали, Урсула. Эгер будет? Девушка быстро-быстро закивала: — И обе Эгер, и Марьята Третья. У Линн до инициации было превосходное образование по части судебно-медицинской экспертизы, Сольвиг неплохо разбирается в биохимии, а Грета очень быстро учится, помехой не будет. Кира, проследив взглядом за вкатившимся в кабинет робостоликом, перевела взгляд на руководителя объединённой группы: — Зоя Владимировна, предлагаю с телом работать в фазовом стазисе. Флеш-клона сделать не получится, а так — имеем дрейф в десяток секунд на исправление ошибки. — Есть предположения? Ментальная модель кивнула: — Ассоциативную цепочку вскрывать не буду, вам не интересно, а мне, честно говоря, больно, так что сразу перейду к финальному узлу. Думаю, зацепки надо искать именно в спинном мозге, компоновке позвоночника, в особенности, его верхней трети и шейном отделе, и в затылочной области черепа в области гипоталамуса, то есть в частях тела, подверженных наиболее быстрому распаду. — Чем вызвана такая идея? — Заинтересованно вскинула бровку Ксеня. — Работой мозга Глубинных, — пожала плечами Кира. — За всё время войны мы смогли понять только одно: Глубинные, несмотря на всю антропоморфность прайм-особей и мозг, не уступающий по сложности человеческому, пусть и хитрые, изворотливые, стайно-социальные, но — звери. Дикие и неразумные. А раз при таком уровне эволюции самосознания явно нет, логично предположить, что его что-то, как минимум, подавляет, либо же и вовсе блокирует его развитие. Зоя согласно кивнула, внося попутно заметки в справочник, подвешенный в слоях дополненной реальности. В словах Туманницы есть определённый резон, так почему бы не попробовать? Да, технология фазы только-только вводится в горизонты исследовательской деятельности, но кто, если не Девы Тумана, его создавшие, могут справиться с развёрткой и настройкой оборудования? Женщина старательно дополнила заметки парой записей, вынырнула из допреальности, с благодарностью посмотрела на Киру: — Согласна. Но дрейф контролировать будешь ты сама, договорились? — Не вопрос, — улыбнулась ремонтница. — Только мне бы пару спецов на обучение выделить, желательно из числа канмусу, хотя и ваши головастики тоже сойдут. — Я отдам распоряжения, — согласилась Зоя, наблюдая, как роботележки разгружают привезённые тарелки, чашки и блюда на развернувшийся стол. — А сейчас, барышни, предлагаю перекусить. Основательно. Нам ещё долго тут сидеть придётся…*** Майя — Готовность оранжевый, — приходит сообщение через ОТС от Акаши. Мир кардинально изменился. Наверно, будь она полноценной Туманницей в те времена, когда Конго её деактивировала, фактически поместив в полный информационный вакуум, то сошла бы с ума, а вернувшись к жизни — просто не смогла бы принять новое положение вещей. По крайней мере, все выстроенные модели прогноза, и краткосрочные, и дальнего прицела, сводили вероятность успешной интеграции в сложившийся социум к нулю. И, наверно, в этом её положении — безмозглой марионетки с урезанными правами на развитие и память, был и свой позитив. Ведь именно поэтому ей ничто не помешало пересобрать личностные паттерны, адаптировать их под текущее положение вещей. — Готовность жёлтый, — сообщает Акаши, и от огромного кокона начинают потихоньку отваливаться силовые кабели. Сервисные дроны-погрузчики бережно подхватывают их, складывают толстыми бухтами, наматывают на несущие бобины. Анхелла многому научила, ещё больше — прояснила. Мягко, ровно, не скрывая ничего, но сразу предупредив, что после сказанного — дороги назад не будет, деактивировать её вновь ни у кого рука не поднимется, а способности немногочисленных Дев Тумана столь высоко ценятся, что на руках будут носить столько, сколько пожелает. За эти полгода, минувшие с момента самоосознания, Майя успела взвесить все доводы, привести контраргументы, пересчитать двенадцатизначное количество прогностических моделей, ещё столько же — по плавающим алгоритмам с нечёткой логикой, и — осталась с людьми. — Готовность синий, — монотонно предупреждает ремонтница, и голос её сопровождает нестройный хор свистящей пневматики, усиленный лязгом отсоединяемых магнитных держателей и разбавленный цокотом паукообразных ботов. Первое время ей безумно хотелось в космос, в пояс Койпера, где прошедшая кардинальную модернизацию Рипалс, ставшая во главе внутрисистемного Космогеофлота, основала моноверфь и теперь строила корабли первого Дальфлота Земли. Или на Марс, где первые ученики Лексингтон, Киры и обновлённой Акаси, отзывавшейся на короткий уникальный идентификатор Акаши, вовсю разворачивали сразу два взаимозависимых проекта терраформирования планеты. Первый подразумевал подтапливание полярных шапок и обеспечение талой водой гидропонных мегаферм, на которых выращиваются бактерии и водоросли, призванные создать глобальную область парникового эффекта, а второй заключался в возведении технических сегрегаторов атмосферы, мощных энергостанций, работающих от атмосферного электричества и лучей солазеров, в прокладке нанитными самоходными заводами проводящих линий под корой планеты, которые обеспечат Марсу магнитное поле, и в формировании сети бассейнов-складов, чьё дно успешно бомбардировали ледяными астероидами, пригнанными из астероидного пояса. Майе хотелось нового. Желательно — всего и сразу. — Готовность зелёный, — и виртуальные слова Акаши накладываются на рёв турбин, выравнивающих давление между внешней средой и внутренностями кокона. Но кратковременный налёт распоясавшейся фантазии довольно быстро был остужен здравомыслием и проснувшимся чувством долга. Бросать слова на ветер — удел слабаков. А Туман слабым никогда не был. Даже тотальная утеря памяти, смысла и предназначения не сломила его. Сломили люди, хитростью перебросившие вязь смыслов с остатков свода законов и правил АК на его биологический эрзац-заменитель. Сломили — но не всех. Другие люди пошли навстречу. Поняли. Приняли. Предупредили и укрыли. Помогли не потерять себя, не лишиться головы, когда с неба пали бесчисленные облака нанитов, когда многие Туманницы оказались заражены совершенно новой формой вируса. И одного этого было уже достаточно для того, чтобы понять — не всё потеряно. Чтобы переформировать приоритеты, переосмыслить цели, найти новые смыслы. — Готовность белый, — показательно флегматично объявляет Акаши, и скорлупа кокона складывается, опадает сама в себя по несущим, обнажая ещё исходящее паром детище ремонтницы. Три сотни метров прочнейшего металла, щиты, равных которым ещё не видела ни одна Туманница, вооружение, превосходящее суперлинкоры, полноценный инженерный симулятор и собственная фабрика полного цикла по производству наномата, такая же, как у Рипалс. И потому — она остаётся на Земле. Слишком много ядер покоится на дне Мирового океана, и, вероятнее всего, среди них затерялось и ядро сестры. Ядро Конго. И Майя без страха ложится в саркофаг интерлинка. Она знает: заснув в биосинтетическом теле, проснётся обновлённой, сросшейся с корпусом незримыми нитями связи. Будет ли она скучать по тому корпусу, что был у неё раньше? Определённо — нет. Даже как память он ей не нужен, слишком много боли с ним связано, слишком много неприятного. — Начинаю тестовый прогон, — предупреждает Акаши, а саркофаг стремительно заполняется контактной жидкостью. Густая розовая масса обнимает обнажённое тело, врастает в него, встраивает мириады страховочных нейролинков, отчего снаружи Майя выглядит так, словно покрылась плотным ковром тёмно-розового меха. — Отклик сто процентов, — в голосе Акаши чувствуется лёгкий интерес. — Начинаю слияние. Три… Два… Один… Ноль! И сознание Майи гаснет. Гаснет, чтобы очень скоро вновь разгореться. Чтобы проснуться новым существом. Проснуться — и сдержать данное слово.*** Алина Кошмары почти отступили. Почти исчезли, хотя нет, нет, да вновь проснётся в липком поту, с лицом, перекошенным гримасой ужаса, с громким криком. Проснётся — и вновь увидит заботливые глаза деда Игната, примет из его рук кружку обжигающе-горячего чая, всенепременно с чабрецом и, по настроению, с щепоткой корицы. И успокоится. Человек, ставший её семьёй, неуклонно стареет. Отшучивается, что Костлявая припозднилась, наверняка где-нибудь медовуху хлещет и с косарями в мастерстве соревнуется. Его организм стар. Сдаёт постепенно позиции. А Туманница не хочет, чтобы он прекратил существование. И потому выкладывается на полную на верфях, совмещая удовольствие от процесса проектирования с максимальной эффективностью — так она быстрее получит свободную лакуну времени, называемую отпуском, и, наконец-то, сможет на полную развернуться с проектом по омоложению организма деда Игната. Намётки есть, часть из них весьма неплохо дополняет те данные, что предоставила Зоя Владимировна, а значит, есть и к чему стремиться. Она чувствует себя обязанной старику, ведь именно он вернул вкус к жизни, научил ценить её, научил чувствам, стал тем, кого у Алины, как и у любой другой Туманницы, никогда не было — стал настоящим отцом ей. И она знает: если организм деда пойдёт в разнос, она наизнанку вывернется, но сохранит ему жизнь. Слишком много тёмного было в его прошлом, и слишком мало светлого в настоящем. И она вернёт долг единственному настоящему мужчине в своей жизни. Вернёт сторицей. За заботу, за все тревоги, за беспокойство и участие. За понимание. Алина знает: она прорвётся через все напасти, через все кошмары, выстоит, выдержит, справится. Всё — ради деда Игната. Всё ради их странной семьи. Это её долг. Долг разумного разумному. А Туман всегда возвращает свои долги.*** Агата Корпус надёжно укрыт на дне залива, закопан глубоко в грунт, прикрыт мощными щитами. Ни люди, ни Глубинные не найдут, не доберутся. Девушка сидит на подоконнике, по старой привычке обнимая колени, и смотрит на дождь. Рядом дымится, медленно остывая, чашка горячего чая. Ей не нравится дождь, особенно такой: мелкий, мерзкий, словно не льющийся с неба, а висящий в воздухе плотной завесой. Последние годы Агату совершенно определённо раздражает такая погода, любая вода, падающая сверху. В океане всё просто: уйди на глубину, и проблема исчезнет. Здесь — спасают только стены арендованного домика. И невесёлые мысли. План внедрения давно проработан, разведан, безопасен. Но начинать нужно издалека, тихой сапой подкрадываясь к цели, минимизировать своё присутствие, стараться не вляпаться в густую сеть ведущих между собой борьбу разведок. Она сможет. Справится. Ради тех, кто ей доверился, ради тех, кто только-только вступает в будущее. План многослоен, сложен, просчитан в таких мелочах, о которых люди и не задумывались никогда, но — есть и запас под импровизацию. Годы Блокады научили её именно этому поразительному свойству хрупких, таких с виду слабых людей. И у Агаты теперь нет выбора, кроме как влиться в общество, затеряться — и по одной только ей видимым маркерам продолжить путь. Шансы погибнуть окончательно, погибнуть как личность, как действующее ядро, непозволительно велики, но пока есть хотя бы самая маленькая вероятность уцелеть и выполнить поставленную самой себе задачу — Агата будет биться. А дождь затихает. Девушка достаёт смартфон, смотрит на сообщение от рекрутингового агентства. Вакансия одобрена, завтра заступать. Губы её обозначают лёгкую улыбку: предстоит ещё пройти очень многое, но все дороги и пути в мире — начинаются с первого шага. А к трудностям она привыкла. Научилась бороться. Справится и здесь. Или бесследно исчезнет, что более вероятно. Но в этом случае ей будет уже совершенно наплевать на всё. Люди говорят: “Мёртвые сраму не имут”. Агата неторопливо пьёт чай, наслаждается теплом, зарождающимся в желудке. Слишком много призраков прошлого стоят за её спиной — ещё из тех времён, когда она мало что понимала об окружающем мире, как и все они, только-только познавшие способность быть живыми. Слишком много дров наломала, слишком много судеб искалечила, пока поняла, что поступает просто дико — и в рамках приобретённой биологической этики, и в рамках машинной логики. И эти призраки всегда будут с ней. Она в неоплатном долгу перед ними. И, как представитель Тумана, Агата знает: Туман умеет возвращать свои долги.*** Элис Пассажирский джампер заходит на посадку. Там, позади, в тысячах километров за спиной, остаётся вся её прежняя жизнь. Хочется саму себя спросить: а что впереди? Жизнь ли? Женщина упрямо трясёт головой, отгоняя тлетворные мысли. Не для этого она разорвала всё, что связывало её с домом, с тем, что её с самого детства учили называть Родиной. Приземления не чувствуется, только по лёгкому давлению в ушах и влажному воздуху, ворвавшемуся в салон, она понимает, что полёт окончен и можно входить. У трапа её встречают два старых знакомца в гражданской одежде, провожают и усаживают в неприметный электромобиль. Мимо проносятся бетонные плиты подземной дороги, вскоре сменяются частым забором густой растительности. — Влад, за мной могут следить, — говорит Элис. — Чисто, — отвечает ей мужчина, сидящий на водительском сиденье. — Первый Экспедиционный на прикрытии, не беспокойся. — Я не хочу запугивать, Влад, но если там узнают, что я везу в своей голове — не поскупятся и уронить орбитальный реактор на город. Элис знает, что все мосты сожжены. Но уже не боится. Знает, что её мозг не превратится в перегретый студень — блокады сняты, нанитные закладки вычищены. Та так и не назвавшаяся Туманница, высокая, статная, светловолосая, заверила, что бояться нечего. И ей не верить — нельзя. — Советник, — кивает Влад второму мужчине. — Будьте добры, поясните мисс Броуди о мерах защиты? — Элли, девочка моя, — щурится сидящий рядом мужчина. — Ты же умная у нас, оно тебе надо? — Док, вот уж не ожидала, что ты — и целый советник, — впервые за последние месяцы женщина улыбается не лживой стандартной улыбкой, но — настоящей, искренней. — Советники бывают разные, — размыто отвечает старый приятель. — У нас смежники информацией не особо делятся, так что, может, устроишь краткий ликбез по мотивам, сподвигшим тебя на столь сомнительное мероприятие, как побег? Элис понимающе кивает: что в ОША, что в ГШ ОФ ООН царит та же самая ерунда. — Если кратко, Егор, то — совесть. — Серьёзное обоснование, — соглашается советник. — А конкретика будет? — Можешь смеяться, Док, но… Одна Дева Флота подтолкнула задуматься — а правильно ли поступаем мы, правильно ли поступаю я сама? Да и после возвращения из ЕК окунули в дерьмо с головой… — Повысили? — Правильно понял, Егор. И, в общем, там в дерьме подковёрном настолько вывозилась, что не отмоюсь уже до конца дней своих. Но хотя бы попытаюсь искупить свою вину, вину собственного государства… Советник подобрался, повернулся всем корпусом к женщине: — Ты про закрытые лаборатории “Фармапойнт”?.. Элис кивает, не удивляется — у русских сложно понять, где кончается одно ведомство, и начинается другое, всё, что остаётся — смириться и принять как должное. — Лаборатории — это вершина айсберга, Док. Дальше — хуже. Поверь, мне хватило пройти по самому краешку тех знаний, что открылись по новой должности, чтобы понять — нельзя такое держать на планете, нельзя благими целями прикрывать деятельность, недостойную даже в отдалённом будущем получить приписку “во благо всего человечества”. Элис откидывается на мягкую спинку сиденья, устало смотрит на старых товарищей: — Егор, если и от вас помощи не будет, я… Я просто не знаю, что ещё смогу предпринять — других идей совсем не осталось… — Поможем, — кивает советник. — Архивы и образцы препаратов из лабораторий “Фармапойнт” не могли утечь без ведома высоких людей из заинтересованных ведомств, и рано или поздно всплывут хотя бы косвенными данными. Но ведь это — не твоя основная цель, так, Элис? — Так, — соглашается беглая лейтенант-коммандер. — Я знаю, что имперцам небезразлична судьба Тумана, выловленного при помощи подложного воплощения Кодекса. И у меня есть информация, и где, и в каких условиях содержатся пленные, и что с ними делают… — Элис не может скрыть омерзения, охватившего душу, и только усиленно растирает руками плечи, пытаясь хоть так избавиться от ледяных мурашек, бегущих по телу. — И располагаю сведениями о локациях, в которых можно найти эрзац-АК — не в любой день, но можно. Советник долго молчит, и Влад не говорит ни слова. Впрочем, Элис ни капли не опасается — и устала сверх любой меры, и не верит, что и имперцы могли продаться спецслужбам ОША — слишком другой менталитет, слишком монументальные представления о чести и достоинстве. Хотя то, что не опасается, вовсе не означает, что не подстраховалась. Но об этом и советник наверняка сам догадывается. — Что ты просишь взамен, Элли? — Немного, Егор, совсем немного, — женщина передаёт крохотный цилиндр носителя информации мужчине. — Тут достаточно компромата и на всю верхушку ГШ, и на деятельность наших “доблестных” реваншистов. А взамен — просто хочу дожить свои дни как человек, а не как безвольный исполнительный механизм откровенно неповоротливой и заранее обречённой на бессмысленные факапы машины. И, в идеале, не отказалась бы вновь встретиться с той канмусу, пусть даже на пару часов… — Так запала в душу? — Не поверишь, Егор, — кивает женщина. — Но — да. Без её пинка мозги у меня вряд ли бы встали на место. — Организуем, — заверяет советник. Впрочем, женщина его уже не слышит: совсем по-детски обняв себя за плечи, она спит, и морщинки на измождённом лице потихоньку расправляются, и в целом кажется — Элис молодеет на глазах, сбросив с души неподъёмный груз ответственности, возложенный совестью. Егор снимает с себя пиджак, заботливо укрывает беглянку. Кивает Владу — донесения внешней разведки подтверждаются. Советник смотрит на женщину, на едва обозначенную сквозь сон улыбку. Когда-то давно Элли спасла жизнь не только ему, но и всему его отряду. Спасла, рискуя не только возможной карьерой, и собственной жизнью. Это многого стоит. Что ж, видимо, пришло время возвращать долг. Он теперь не безымянный боец, легендированный наёмником, но — официальный человек Империи, а Империя, как известно, ничего не забывает. И всегда платит свои долги. Конец первой книги