Часть 5. (1/1)
Сегодня я наблюдала за рассветом. Такая мимолетная глупость, которая, пожалуй, и была залогом хорошего настроения. Моя улыбка увеличиваласьс каждой минутой, и все же, в легких словно росли цветы, яркие, красивые, но медленно убивающие организм из-за нехватки кислорода.
Все это время я бесцельно бродила по больнице, жалея и упрекая себя. И от этого становится тошно. Я настолько жалкая, что даже не нашла сил узнать нужную информацию, а лишь желала себе смерти, словно была великой мученицей.Когда солнце уже почти встало, и только последние лучи прятались в неизвестности, я пообещала самой себе вернуть сдержанность, которой обладала последние два года. И почему-то я уверенна, что у меня получится. Вместе с твердым характером возвращается и осознание моего глупого положения: я, возможно, умру, при этом еще успеваю беспокоиться об Уилле. Наверное, надо было выбрать кого-то – либо себя, либо Трейнора, нокаждый день я откладывала решения на потом, занимаясь ничем не удручающей, неполезной деятельностью.
Сегодня в час дня придет Огастус и тогда, когда я услышу все, что так желала узнать при жизни, пожалуй, оставлю выбор между беспокойством о себе или людях, а просто решу жить или уйти. Где-то глубоко в своих мыслях правильный ответ был выбран, но мне не хотелось признавать, что я так быстро сдамся, даже не узнав мучащие меня вопросы все эти два года.Стрелки больничных часов, висевших около приемной,показывали без пяти двенадцать, и я, решив, что надо спокойно рассмотреть местность, побрела от этой самой приемной по коридору, прочь от моей палаты. Больница была трехэтажная, но также был выход на крышу, которую я считала за отдельную локацию, почти свою. Все комнаты были со стеклянными стенами, закрытыми белыми занавесками. Некоторые были открыты, и в них, скрючившись, лежали пациенты. Многие без сознания, с многочисленными порезами ипереломами. От всей этой чертовщины начинало мутить, но, поборов спазмы, шла дальше, пока не увидела палату без штор, которые, видимо, сняли для дезинфекции. В ней лежаладевочка, лет десяти, кожа у нее была темной, а волосы завивались, создавая вокруг дополнительную подушку. И из этой палаты доносился противный, режущий писк. Никто его не слышал, кроме меня, и я ясно осознавала, что у малышки остановка сердца.
Как же это противно – осознавать, что чья-то жизнь может так быстро оборваться на твоих глазах. Слишком хрупка и несправедлива.Я захожу в палату и рассматриваю умиротворенное лицо девочки, ее больничную карточку, на которой черными чернилами выведено: ?Эмилия Саббенс. Восемь лет?. Я начинаю тяжело дышать и пытаюсь нажать на кнопку вызова медсестры, но палец проходит сквозь койку. Я продолжаю свои попытки, затем снова смотрю на Эмилию. Мне тошно от своей беспомощности. Выбегаю в коридор, людей в нем по-прежнему нет, и мои крики разносятся громким эхом, которое никто не слышит.- Господи, ну хоть кто-нибудь! – я отбегаю чуть в сторону, едва не врезавшись в большую вазу, стоявшую на постаменте, смотрю в другой конец коридора. Пусто. – Черт возьми, помогите ей! – я со всей силы ударяю по постаменту, и элемент интерьера разлетается тысячами блесток по белоснежной плитке, сопровождая все это диким грохотом. Прикладываю руки ко рту, запускаю ихв волосы. Слышу возгласы, шаги, нервное бормотание, передо мной появляются несколько взволнованных докторов. Смотрят сначала на вазу, затем забегают внутрь палаты, крича что-то про дефибриллятор. Несколько секунд замешательства, после чего выполняется просьба.- Разряд! – это маленькое тельце вздымается вверх, падает и продолжает неподвижно лежать. Пробуют снова и снова, а потом небесно-голубые, такие бездонные глаза раскрываются. Эмилия что-то бормочет, начинает плакать, а аппарат начинает медленно, размеренно пищать. Два доктора остаются в палате, остальные (а их было трое) выходят и становятся напротив меня, с минуту они молчат, после чего женщина с короткими рыжими волосами усмехается и поднимает осколок.
- Валери, вы бы положили осколочек, порежетесь еще, – мужчина, стоявший рядом, важно поправляет очки, скептически рассматривая постамент. – И что же ее разбило?- Не правильный вопрос, Шейн, - с той же улыбкой качает головой рыжая.- Ч-что?.. – доктор даже задохнулся от такой наглости, а я мысленно вообразила, что он живет в компании трех кошек и жутко уверен в себе.
- Не ?что?, - Валери поднимает глаза от осколка и скользит взглядом по мне, - а ?кто?.Женщина с короткими рыжими волосами усмехается и исчезает в другом конце коридора, сжимая в руке осколок, а на пол бордовыми каплями струится кровь… *** На крыше было прохладно, редкими каплями дождь оседал на землю, покрывая ее причудливым рисунком. Тихо. Только гул ветра и шум деревьев. Я сидела, сложив ноги ?по-турецки? и устремив свой взгляд далеко вперед, где верхушки домов утопали в облаках. Небо было неспокойным, собравшим в себе все оттенки синего, начиная от почти белого и заканчивая поглощающим черным.Мои размышления прерывает приветливый всегда оптимистичный голос:- Луиза Кларк, - Огастус сел рядом, доставая сигарету. – Я готов тебя выслушать и ответить на все твои… эй, что случилось?
- Сегодня я увидела, как умирает ребенок, а поблизости никого не было. Я звала на помощь, пыталась вызвать медсестру, а потом разбила вазу. Это привлекло докторов, и они спасли Эмилию, после чего рыжая докторша Валери ясно дала понять, что видит меня и забрала с собой осколок от вазы, сжав его так, что он порезал ей руку. Вот, - выдохнула, поворачиваясь к Гасу, он гипнотизировал меня взглядом несколько минут, мгновенно став серьезным.- Ничего не понял. Ты разбила вазу? – я киваю, - Тебя видит какая-то рыжая женщина? – я снова киваю. - Ага, - озадаченно произносит Уотерс, потирая подбородок. – Как думаешь, это ее натуральный цвет волос?- Огастус!
Я всплескиваю руками, а он только усмехается, поднимаясь. Убирает сигарету в карман куртки, смотрит на меня, затем подает руку. Немного помедлив, я за нее цепляюсь, и мы вместе идем к лестнице.***Оказавшись внутри теплой больницы, пропитанной запахами спирта, мы идем к первым попавшимся кабинетам. Валери была, наверное, единственная девушка с таким ярким цветом волос, поэтому найти ее казалось легкой задачей. Однако, здание было довольно большое, что сразу усложнило наши поиски. Разделяться с единственным человеком, который меня видел, мне не хотелось, поэтому, следуя за Огастусом, мы исследовали каждый угол. Дойдя до приемной, я остановилась, вглядываясь. Обычно эта комната была пустая, поскольку все пациенты перевозились из других отделений, и не было надобности в регистрации, но сейчас там что-то происходило, и, потянув Гаса за руку, я вхожу.
Не замечая ничего вокруг, Валери искала что-то, тихо ругаясь.Найдя бинты, женщина начала одной рукой их раскатывать. Только теперь я заметила, что из второй у нее все еще идет кровь, и на подоле халата виднеются багровые пятна. Сделав перевязку, она разворачивается, и, увидев нас, вскрикивает.
- Го-осподи, что вы тут делаете? – шипит рыжая, осматривая стоящего за моей спиной Огастуса.
- Значит, ты нас видишь? – уточняю я, делая шаг вперед. Она вскидывает голову, затем убирает на место бинты.- Конечно вижу, - снова развернувшись, Валери облокачивается о стену, гипнотизируя нас взглядом.
- Почему? Почему только ты нас видишь? – я снова подхожу ближе, останавливаюсь прямо перед женщиной. Она фыркает, отворачивается и делает несколько движений по направлению к выходу, но Гас хватает ее за руку. Рыжая пару секунд смотрит на него, затем вырывается и, подходя к выходу, останавливается.- Я вижу вас, потому что я такая же, как она, - Валери указывает на меня и выходит.Я стою. Жду, когда хоть что-то станет понятным, но этого не происходит. Огастус медленно разворачивается в мою сторону, смотрит сначала на меня, потом на дверь. Вздыхает и начинает подталкивать меня к выходу.- Пошли, ты вроде как хотела узнать про Трейнора, - мы выходим из приемной, идем к лестнице, я резко разворачиваюсь, уставившись непонимающим взглядом на Уотерса. Он приподнимает бровь, показывая, что не видит причины остановки.- Мы просто уйдем? – кивок в ответ. – Гас, что означает ?такая, как она??
- Понятия не имею, но сейчас мне бы хотелось забыть про этот разговор, - он смотрит на часы, недовольно морщится. – Мы потеряли слишком много времени, я обещал быть дома. Встретимся завтра.Огастус уходит, оставляя меня одну в этой чертовой больнице со странным доктором. Мне становится страшно, и желание проснуться дома, собраться и пойти на работу к Уиллу расцветает во мне с новой силой.