Закройщица (1/1)

Ксиня давно заметила, что к девочкам, которым исполнилось лет двенадцать-тринадцать, относятся по-другому?— с мягкостью и состраданием. Франя так вообще, завидев одну из них, бросала свою работу, кидалась к девчушке, прижимала к груди и обнимала так крепко, что не вздохнуть, и плакала, тоненько подвывая. Ксиньке тоже хотелось побыстрее подрасти, чтобы получить свою порцию ласки. Даже старый Мысл, который только и делал, что гонял малолеток, заставляя выполнять кучу поручений, тяжело вздыхал, увидев морлочку постарше, выуживал из своих бездонных карманов конфету, выменянную у верхних, и вручал ей. Сладостями, конечно, никто не делился, поэтому Ксиня ненавидела всех девчонок, кто был старше нее: они-то раньше достигнут возраста, когда все взрослые их любят. С мальчишками по какой-то неведомой Ксиньке причине, такого не случалось?— этих шпыняли все и всегда.Сегодня конфета досталась Умилке, ксининой подружке лучшей. Та теперь сидела на уступе и слизывала с пальцев растаявшую коричневую сладость. Ксиньке достался только один пальчик на обсасывание, самый тонкий и почти не испачканный шоколадом. Наконец, Умила закончила с конфетой, причмокнула языком и сказала:—?Счастливая ты, Ксиня.Маленькая морлочка вскинулась:—?С чего это? Все только и делают, что гоняют. Ксинька то, Ксинька сё. Тебя вот, Умилочка, все любят. Доросла! А мне еще года два, а то и три ждать своих конфеток.—?Килька ты, Ксиня,?— беззлобно сообщила Умила. —?Ничего ж не понимаешь.—?Чего это я не понимаю? —?опять взвилась Ксиня. —?Не глупей тебя, а то и умнее. Помнишь, как я ловко лопнувший шланг у рисовальщиков глиной залепила? Ты вот стояла рядом и не знала, что делать.—?Это да,?— согласилась Умила. —?Тут ты сумничала, а вот почему девчонок постарше не шпыняют, а конфетки им дарят, не знаешь.—?А ты будто знаешь.—?Знаю,?— Умила вздохнула, и во вздохе этом почудились Ксине грусть и странный затаенный страх.—?Ну расскажи.—?Мала ты еще.—?Так только говорят, когда сами ничего не знают, но делают вид, что в курсах,?— хмыкнула Ксиня.—?Ладно,?— Умила встала, прошлась по туннелю, заглянула во все щели и проемы, потом вернулась к сидящей подруге:?— Расскажу тебе. Все равно ж дорастешь.Ксиня уселась поудобнее, уткнулась локтями в колени и подперла ладонями щеки, собираясь слушать. Может, история Умилы и окажется куском китовых кишок, но хоть отдохнуть можно будет с толком.—?Вот скажи мне,?— начала Умила,?— ты хоть раз видела морлочек старше четырнадцати лет?—?А то! —?ухмыльнулась Ксиня. —?Франя хотя бы вон.—?Франя старая,?— покачала головой Умила. —?А где все девчонки от четырнадцати до двадцати с довеском?Ксиня пожала плечами?— она никогда об этом не думала.—?Я тебе отвечу,?— продолжила Умила. —?Нет их. Вообще нет. Либо младше, либо совсем уж старше. А все потому, что, когда морлочка дорастает до тринадцати лет, ее тащат наверх, к Закройщице.Ксиня только хмыкнула: что еще за Закройщица?—?Закройщица?— это самая страшная баба из верхних. Говорят, что когда-то наши, подземные, забрали ее дочку, тогда она тронулась умом. Стала понимать, как живое с неживым сращивать. С верхними-то у нее получается, а вот мы?— другое дело. Верхние считают, что она обычный человек, только морлочки, которых она перекраивает, знают правду, но рассказать никому не могут… Когда к ней девчонку притаскивают, она наших провожатых выталкивает и меняется, настоящий свой вид открывает. Глаза у нее становятся, что у кальмаров?— все видят. Вместо одной руки ножницы вылезают, а на другой один палец?— скальпель, другой?— игла кривая, чтобы раны сшивать. Вместо передних зубов у нее металлические скобы: сунешь палец и начисто отхватит.—?Зачем же наших к ней водят, если она страшная? —?спросила Ксиня удивленно.—?Так никто не верит, что она такая,?— отрезала Умила. —?Совет решил, что Закройщица может нас перекроить так, чтобы мы могли детей иметь. Поэтому и таскают в ней девчонок, которые по меркам верхних могут деточек заводить. Закройщица требует, чтобы наши приносили китят трех годовалых, да китовый ус особый, да кости редких рыб. Потом режет девочек, заталкивает в них все это и смотрит, как они мучаются. Нравятся ей наши мучения. А потом она говорит, что не то мы ей принесли?— китенок пятилетний и ус гнилой. Дед Мысл завернет то, что останется от морлочки, в брезент и назад под землю тащит. Так Закройщица мстит нам, что дочку ее забрали.—?А мы, правда, ее забрали? —?прошептала Ксиня. —?Может, вернуть ей, она и подобреет?—?Да не было у нее никакой дочки, я думаю,?— ответила Умила. —?Просто нравится ей подземников резать. Вивисектору вон людей подавай. Он их шестеренками набивает. А Закройщица морлоков любит кроить.—?И что? —?глаза у Ксини, казалось, стали еще больше. —?Ты думаешь, что и тебя к ней отведут?—?Не думаю. Знаю,?— Умила тяжело вдохнула. —?Немного уже мне осталось. Может, съем еще пару конфеток деда Мысла и все.Ксиня вдруг рассмеялась и ткнула подружку в бок локтем.—?Так и знала, что ты только и ждала, когда до шоколада дорастешь! А то Закройщица, детки, брезентовый мешок! Наплела тут!—?Точно,?— улыбнулась Умила. Страха в ее глазах Ксиня предпочла не замечать.Через пару дней Умила исчезла, а Ксиня все чаще начала думать, нет ли правды в умилиных сказках.