Глава 3. Теперь уже окончательно (1/2)
Оказывается, мне крупно повезло, что сиганул я именно с нашей крыши. Пара десятков Бойцов постарше проснулись посреди ночи, разбуженные запуском незнакомой Системы прямо у них под окнами, и мою поломанную тушку нашли буквально через пару минут. Школьные врачи с такими травмами справляться не умеют, и кто-то позвонил в ближайший госпиталь. Когда приехал сантранспорт, я все еще дышал, и люди опытные утверждали, что уже в этот момент было понятно - я на этом свете пока задержусь, хоть по моему виду такого и не скажешь. Меня собрали на операционном столе, подержали пару дней в реанимации, потом выдохнули с облегчением и перевели в индивидуальную палату, похожую на те, что большинство людей видело только в сериале про гениального саркастичного доктора. Окончательно проснуться мне позволили только на четвертый день. Я не сразу понял, где оказался, и первые несколько секунд (или минут?) ушли на то, чтобы сообразить, почему я почти не могу пошевелиться, а из руки торчит иголка от капельницы. Затем я осторожно покосился по сторонам и обнаружил себя в самой неожиданной компании.
Слева от моей постели стояло кресло, в котором расположился никто иной как Минами Ритсу-сенсей, наш директор собственной персоной. Он смотрел на меня с нечеловеческой усталостью во взгляде, и на мгновение мне даже стало стыдно. Даже убиться как следует не смог. Вон как напряг человека из-за своей глупости. Потом я переместил взгляд чуть выше (до чего же трудно шевелить глазными яблоками!) и окончательно понял, что шутки кончились. За спиной директора было окно, перед окном стоял Кацу. Он слегка развинул пальцами закрытые жалюзи и смотрел в образовавшуюся горизонтальную щель.
Плана Бэ, на случай если я выживу, у меня разумеется не было.
- Он пришел в себя, - сказал Ритсу-сенсей, не оборачиваясь. - Позови врача.
Кацу пошевелился не сразу. Прошло бесконечно долгое мгновение, потом он развернулся и вышел из палаты, даже не посмотрев на меня. Я почувствовал, как в груди расползается неприятное липкое чувство. Пару недель назад Кацу нашел меня, чуть не захлебнувшегося в луже собственной блевотины, принес в медицинский корпус, а потом еще и пришел проведать, как только ко мне стали пускать посетителей. Почему же сейчас он не удостоил меня ни единым взглядом? Неужели я разрушил даже то немногое, что между нами было?Левую руку накрыла горячая сухая ладонь. Я кое-как скосил глаза в нужную сторону и обнаружил, что нет, не показалось. Директор моей школы слегка наклонился ко мне и осторожно. Держал. Меня за руку. Ему-то что надо?- Юки, посмотри на меня, - негромко приказал он, как будто я и так не уставился на него как на умалишенного. - Ты знаешь, что произошло в ту ночь, когда ты попытался покончить с собой?Я не пытался покончить с собой!
Да, я спрыгнул с крыши, но покажите мне идиота, который действительно хочет умереть в шестнадцать лет.
И откуда я знаю, что произошло? Я был занят! Или речь о том, что я не умер?
- Ты в первый раз открыл свою Систему. У тебя проявилось имя, - продолжил Ритсу-сенсей, так и не дождавшись от меня ни словечка, ни кивка. - Мое имя. Ты мой Боец, Юки.
Мне очень захотелось проснуться.
*****На прощание он по-хозяйски потрепал меня по кошачьим ушкам и коротко поцеловал в лоб, обдав крепким запахом сигарет. От Кацу так никогда не смердело.
Не знаю, от чего меня замутило сильнее: от нестерпимой табачной вони или от того, что ко мне полез мужик, годящийся мне наверное в дедушки. По совместительству директор моей школы. По совместительству мой Агнец. Если не врет, конечно, потому что я нашу связь не чувствую от слова совсем, а Бойцы такие изменения сразу замечают, иногда даже до того, как имя проявится. Одноклассники рассказывали, а им я доверяю, в отличие от этого скользкого типа. С другой стороны, зачем ему врать? С меня взять-то нечего. Да и в мозге, еле шевелящемся от лошадиных доз обезболивающего, возникла такая идея, что тем вечером действительно произошло что-то странное. Я, конечно, умею ловить осознанные глюки, но они ощущаются совсем по-другому. Чтоб вы понимали, подумать эту пару мыслей заняло у меня где-то до вечера. Или до утра. Сложно определить, когда ты до ушей накачан лекарствами и периодически вырубаешься на неопределенное количество времени.
Больше никто меня не навещал до самой выписки, ну или они приходили, когда я был в отключке. Я спал большую часть времени, а когда бодрствовал, меня глодала одна-единственная мысль. Это же получается, что я занял место Кацу, которое он так хотел. Что же теперь будет? Я навсегда привязан к вонючему деду с сомнительной репутацией, а единственный человек, которого я люблю больше жизни, теперь меня возненавидит?*****Ключица, два позвонка, восемь ребер, плечо и трещина в черепе срослись за двадцать четыре дня. От внутренних повреждений остались едва заметные шрамы. Самой серьезной травмой оказалось повторное сотрясение мозга, поэтому выписали меня со строгим запретом на любое умственное напряжение в течение как минимум двух месяцев. Никакого чтения, никаких компьютерных игр и никакого телевизора, хотя последние два пункта в "Семи Лунах" мне в принципе не грозили. С чтением было сложнее, я уже внутренне готовился к тому, что оставят меня на второй год. Эта мысль вызывала у меня противоречивые чувства. Второгодником быть это фу и позор до самого выпуска, но в то же время я бы не отказался просидеть на территории школы как можно дольше. За ее пределами меня ничего хорошего не ждет, и кстати странно, что моя треклятая особенность никак не проявилась, пока я валялся на больничной койке. В госпитале регулярно умирают люди, так почему я провел три с лишним недели относительно спокойно? Неужели проявившееся имя как-то ее заблокировало? Не хотелось бы. Знаю, это звучит глупо, но я бы предпочел, чтобы всё осталось по-старому, даже если это означает двадцать четыре часа в сутки быть наготове, что тебя попытается сожрать очередная потусторонняя херня. По крайней мере, так хотя бы знаешь, когда бежать, а от того, что я перестал их видеть, монстры и чудовища никуда не делись. Так и спятить недолго.
Голова привычно раскалывалась, несмотря на обезболивающие. Правая лопатка распухла и адски болела, проявившееся имя вспороло кожу изнутри, и рана никак не хотела заживать. Я измучился спать на левом боку. Нормально уснуть получалось только со снотворным, но даже во сне я продолжал чувствовать боль, и одурманенное сознание создавало из нее очередной кошмар. В день выписки я проснулся в холодном поту от того, что из моей спины прорезалось лицо адского младенца, который никак не хотел сидеть спокойно, и каждый раз, когда он пытался посмотреть вправо или влево, края раны расходились по новой и принимались кровить. Честно говоря, в этот момент мне просто хотелось заснуть навсегда, и пофигу, что это будет уже не отыграть назад. У каждого человека есть свой предел, до которого он способен выносить мучения. Я в своей жизни перенес очень многое, но постоянные боли и невозможность выспаться на протяжении трех недель - уже чересчур даже для более сильного человека, чем я.Забирал меня Кацу. В госпитале я похудел на тринадцать килограммов и стал напоминать жертву голода годов Тэмпо. По-моему, он меня сначала даже не узнал. Потом явно хотел что-то сказать, но передумал и обеспокоенно поджал губы. Те самые, которые я когда-то мечтал поцеловать, и на которые сейчас мне было совершенно пофигу. Кацу сгреб меня в крепкое объятие и утянул в открывшийся портал. Разумеется, он прижал болючее треклятое имя, а у меня уже и язык от усталости не поворачивался, чтобы запротестовать. Поэтому я только сжался, как будто если мне удастся занимать в своем измученном теле как можно меньше места, вся боль просто останется на поверхности. Ага, размечтался.
По прибытию Кацу быстро отволок меня в маленькую ванную комнату, крепко зажимая ладонью мои рот и нос, пока я не склонился над крошечной сидячей ванной. Тогда он наконец позволил мне хорошенько проблеваться, и я без особых усилий залил мерзкой едкой желчью все, что видел перед собой, и наверное все, что дальше. Хотелось сдохнуть, но кого это интересует? Меня быстренько отмыли и перетащили в небольшую полутемную спальню, смердевшую сигаретами. Я не умер только потому, что кто-то предусмотрительно оставил окно открытым настежь.?
Меня положили в постель, на левый бок, да еще предусмотрительно подоткнули одеяло со всех сторон, видимо чтобы не укатился куда-нибудь.- Уверен, что не хочешь отправить его в медицинский корпус?