Глава 52. В огне (1/2)
Пьер Пиль был человеком мудрым. Не умным, не пафосным, а именно мудрым, коих на этом свете можно встретить не слишком много. И отношение к нему Генриха было не только почтением к наставнику детства и юношества. Нет, пожилой каноник был для герцога верным другом и советчиком. Будучи священнослужителем, он, тем не менее, мог трезво мыслить, быть прозорливым, давать дельные советы, продумывать всё, что говорит, рассматривать разные точки зрения. Когда Генриху нужно было принять важное решение, он обязательно обсуждал его с давним наставником.Вот и сейчас герцога можно было обнаружить наподалёку от часовни, находящейся на территории замка, выстроенной в ренессансном стиле в духе Франциска I, недавно выкрашенной белой краской, утопающей в свежей весенней зелени. Он медленно прогуливался по саду вместе с человеком в рясе, который и являлся Пьером Пилем. По утрам всё ещё было прохладно, поэтому Гиз кутался в тёплый плащ. Продвигаясь вперёд, он задумчиво пинал носком сапога мелкие камушки, попадавшиеся на пути, которые разлетались в стороны, попадая на траву, покрытую свежей росой.
– Мы часто не замечаем красоты, которая нас окружает, – задумчиво произнёс каноник. – А ведь, если признать, что кто-то или что-то прекрасно, мы поймём, что от него больше нечего требовать и нужно лишь восхищаться, любить, наслаждаться.
– Не всё безопасно, что прекрасно. Любоваться можно, да только кто знает, что упустишь при этом, – задумчиво отозвался Генрих, поднимая глаза на пасмурные небеса.– Идеальное не может принести вреда.– Как знать, – повёл плечами Генрих. – Однако я не для этих бесед к вам пришёл. Филипп Испанский выслал деньги для графини Ажанской, сегодня гонец об этом сообщил.– Что ж, это хорошо. Значит, испанцы всей душой за нас. А трюмы их кораблей так и ломятся от богатства.Сам Пиль ни коим образом скрягой не был. Он отказывался переезжать из своей покосившейся избушки за часовней, никогда не имел ни су, но вечно готов был всем жертвовать. Однако он знал цену деньгам и их политической силе.
– Верно – согласился Генрих.
– И что дальше?– У нас будет достаточно средств. Я смогу отправить войска на юг.– Прямо так смело и напролом?Вопрос был риторический. Генрих усмехнулся краешками губ. Будто бы когда-то он действовал иначе!– Ты не боишься уничтожить пол Франции, вновь распалив войны? – осторожно спросил Пиль, заглядывая в решительное лицо Гиза. – Ведь в борьбу придётся вступить и королю, у него не будет иного выхода удержать страну. Все силы сойдутся в поединке, битва будет нещадной.
Тот лишь пожал плечами.– Нет иного способа добиться единства. В конечном итоге, мы боремся за процветание Франции.
– Что ж... Как священник, мне стоило бы напомнить тебе о милосердии. Но как твой друг, я, пожалуй, соглашусь с тем, что всё верно. Ведь войны не прекратятся, пока кто-то единственный и сильный не возьмёт всё в свои руки.Генрих уже отдавал распоряжения в армии. Он и не думал сомневаться, что деньги придут или что Маргарита отдаст им большую часть. Всё уже было спланировано.
Мужчины продолжили свою прогулку по садовой аллее.Через какое-то время на мощёной дорожке, ведущей в часовню, показалась женская фигура в плаще цвета розовато-золотистой нежной зари. Она двигалась мягко и грациозно. Гиз невольно улыбнулся при виде неё.– Мадемуазель Агнесса, – подметил Пьер. – Прекрасное дитя.
– О да, – не мог не согласиться Генрих.
– Однако ей тяжело приходится, – продолжал Пиль.Герцог недоумённо взглянул на него.– Это ещё почему?Он был уверен, что делает для этой девушки всё, чтобы ей не приходилось ни секунды жалеть о своей встрече с ним. Собственно, ради неё он был бы готов отдать всё. Почти всё. Кроме своего могущества, разумеется.
– А разве неясно? Она живёт здесь не по божеским законам, жертвует своей верой ради тебя.Пьер не осуждал Генриха, лишь доносил мысль, которая ему самому казалась очевидной. Быть может, Агнесса и счастлива с Гизом, но она при том раскаивается.– Твоя возлюбленная приходит сюда каждый день и по часу стоит на коленях на холодном полу. Это ли не признак того, как она пытается замолить грехи?Гиз поджал губы. Ему было неприятно слышать подобное. Ему приносила страдания мысль о том, что есть проблема, которую решить не в его силах. Он всегда был уверен, что способен на всё. А тут, что бы он не сделал для Агнессы, это не заставит её мучаться меньше. Бедняжка слишком богобоязнена и чиста. Таким в этом мире трудно приходится.– Я дам ей всё, – убеждённо заявил он. – Она здесь живёт как герцогиня, как моя жена. Неважно, что, на самом деле, она ей не является. Это ведь условности.
– Нельзя так, Генрих. На святыню, право же, покушаешься. Для неё это не условности. И ради тебя она отказывается от того, что ей всего дороже. А ты... Ты ведь её не любишь?–Почему это не люблю?
Генрих даже остановился от неожиданности. Каноник тоже остановился, спокойно смотря на него.
– Ты чувствуешь себя с ней спокойно. Ты готов заботиться о ней, как о своей собственности. Но она не даёт тебе ничего кроме успокоения и отдохновения, а это совсем не то, что обычно дают друг другу люди в любви. Она покоряется, а ты не страдаешь. Всё правильно. Да только в любви правильно не может быть, должна быть стихия. Иначе это просто привязанность. Да и, в конце концов, она для тебя далеко не самое главное. Есть миллион вещей и миллион людей, которые важнее. Не так ли? – взгляд его был проницательным. – Твои цели, твои успехи, твои амбиции – это твоя любовь. И те люди, которые тебя заставляют чувствовать и которых ты поэтому боишься – быть может, тоже что-то ей подобное. Но эту девушку ты не любишь.
Генрих не знал что сказать. Начать отрицать или согласиться? Ему не нравилось, что всё выходит из-под контроля и он сам себя не до конца понимает. Но нельзя думать об этом, иначе можно сойти с ума.***Агнесса склонила колени, молитвенно сложив руки перед распятием. Нежные губы принялись едва слышно шептать слова искренней молитвы, эхом разносящиеся под расписанными прекрасными фресками сводами часовни. На изображениях мягко глядели на простых смертных святые с их светлыми смиренными ликами, летали несущие радость ангелы, а на пронзителтно-синих небесах рассыпаны были золотые звёзды.
Она приходила сюда каждый день. Сначала просила прощения у Всевышнего за свои грехи, а потом принималась горячо молиться за успехи своего возлюбленного. И здесь Агнесса всегда чувствовала себя в безопасности. Ничто больше не терзало ей душу, она погружалась в спокойствие и благодать, полностью отдаваясь священному порыву.Обычно ничто не нарушало транса, в который она впадала во время долгой молитвы. Однако сегодня произошло иначе. Агнесса не знала сколько времени прошло, потому что была слишком увлечена, но ей показалось, что минуло буквально несколько минут, как вдруг благодатную тишину нарушил резкий звук шагов и стук каблуков о мраморные плиты. Очевидно, новоприбывший даже не озаботился о том, что не следует так шуметь.
Агнесса растерянно бросила взгляд через плечо. По проходу между скамьями двигалась женщина в изумрудном платье и такого же цвета плаще. При ближайшем рассмотрении стало ясно кто это.Агнесса была несколько удивлена появлению графини Ажанской, в религиозности которой всё это время приходилось сомневаться. По крайней мере, в чертогах часовни она появилась впервые за несколько месяцев, очевидно, обычно имея куда более важные дела. Так что же ей здесь понадобилось?Лицо Маргариты совершенно не напоминало смиренные лица христиан, идущих помолиться за спасение своей вечной души. Выражение её по обыкновению было гордым, самоуверенным, будто нарочно нацеленным на то, чтобы взглядом уничтожать всех недостойных вокруг.– Здравствуйте, милочка, – Валуа окинула её довольно безразличным взглядом, а потом сдержанно улыбнулась, вставая на внушительном расстоянии.Агнесса отвернулась, чтобы вернуться к прерванному занятию. Только вот особа неподалёку не давала ей покоя. Краем глаза Агнесса то и дело наблюдала за ней.Маргарита постояла буквально несколько секунд. Посмотрела на изображения святых, на золотящееся в лучах солнца, пробивающихся сквозь витражные узкие окна, распятие, на статую Мадонны, молитвенно сложившей ладони и устремив вверх наполненный страданьем взгляд. А потом вдруг резко развернулась и пошла прочь.Агнесса потом сама ужаснулась своей неожиданной смелости. Но в этот момент её заставила подать голос какая-то неведомая сила.