Глава 1. (1/1)

?Лучше молчать и показаться дураком, чем заговорить и развеять все сомнения.??Марк ТвенОна умирала. Его мать умирала. Минхёк отлично помнил её дрожащие ресницы, слёзы, скатывающиеся по бледным щекам, сдавленный голос и пока тёплые ладони поверх своей.Было первое марта, и в этот раз он оказался не за школьной партой, кидаясь бумажными самолётиками в девчонок, обсуждая новый том ?Haikyuu!?, а дома. Поедающее чувство несправедливости и мучительной горести, осевшее у самого горла и вкалывающее в каждую пору на его теле мелкие иголки, медленно уничтожали Мина изнутри. Ему хотелось избавиться от этого гноя в сердце, разорвать себя на куски и оставить только целые куски, но всё происходило слишком быстро и размыто. Каждая неровная картинка сменялась другой, совсем новой и такой же непонятной. Откуда-то издалека слышались крики отца, призывающего его к себе, но они исходили, как из другой вселенной: лишь далёкими эхо. А навечно закрывшиеся веки матери стояли совсем близко. Прямо перед его глазами уходила чья-то душа, но он никак не мог удержать её.—?Минмун, поднимайся. Давай же! Быстрее, пока не прибыла подмога! —?это кричал отец, пытаясь достучаться до забетонированных стен вокруг сына. Точно он. Потому что только Ли Хосок мог сохранять чистоту разума и не пропустить пугающую дрожь в свой голос в моменты полного краха.—?Папа? Папа, мама ведь встанет? Почему ты не поднимаешь её? Папа?Только сегодня утром мать Мина его трепала кудряшки на голове, называя щеночком Минни, и только сегодня утром юноша разозлился на неё, потому что ненавидел все те детские прозвища. Он не успел признаться, что ему нравились эти прозвища. Ему нравилось всё, что говорила, готовила или делала. Он обожал свою маму, но не успел об этом сказать. Всего за два часа весь мир 15-ти летнего подростка успел перевернуться и разлететься в щепки.—?Вставай, сынок. Мы должны бежать. —?ладони отца плотно сжали его тонкие руки, оттаскивая от тела жены, а дыхание неприятно щекотало у самого уха.—?А как же мама? Когда она проснётся, мы должны быть рядом!Хосок прошелся кулачной оплеухой по смуглой щеке сына, встряхнув миллиарды нервов из их привычного места и не нарочно задел перстнем на мизинце маленького носа, напоминающий своей формой хвост изящной рыбки.—?Приди в себя! Мамы больше нет. Не встанешь и не придёшь в чувства?— нас тоже не станет. —?глаза старшего Ли горели ярко-красным пламенем, а руки оставляли на теле сына очевидные синяки. Он был так зол и разочарован одновременно, что Минхёку не оставалось ничего, кроме, как еле волочить ноги, позволяя отцу оттаскивать себя к машине. Его тихий скулёж бесил Хосока, но, наблюдая за тем, как сын то и дело озирается за спину с надеждой увидеть мать живой, ему приходилось сдерживать себя. Его мир тоже рухнул, но, потеряв сына, даже осколков не останется.Хотелось снова вернуться в те дни, когда отца заботила полная мусора канализация, а маму рецепт рисового торта с секретным ингредиентами тёти Шу, но его волокли через всю жилплощадь, оставляя за собой кровавый след от левой лодыжки, и даже в мечтах было не до тех дней. И перед каждым соблазном взглянуть на мать, Мин боролся с собой, но проигрывал себе. Вычеркнуть из памяти последние двадцать минут и навсегда запомнить мать в черно-бело-красном фартуке, привезённым из Осако, с собранными в пучок волосами и яркой улыбкой, которая делала каждое блюдо самым вкусным, больше не удавалось. Пугающая картина матери в крови с пулей на лбу и с бледной улыбкой, напоминающей блеклое солнце в пасмурные дни, навсегда засела в его голове.Возвращаясь к настоящему, Минхёк уже давно не был мальчиком, точнее он вообще не был мальчиком. Теперь его волосы тёмно-каштанового цвета с кудрявыми кончиками покрывали тёмно-русые локоны до лопаток. Неровные глаза с явной асимметрией с помощью больших линз и корректирующих средств напоминали работу искусного пластического хирурга, а от рыбного носа оставался только нос, визуально подкорректированный под европейский стиль. Так перед каждым сеульчанином появлялась чудесная Хан Боми с ровными ногами от ушей и тонкими губами, которая хранит все свои эмоции от ?Haikyuu!? глубоко под сердцем.—?Вставай, Минмун. Твоего отца снова нет.Минхёк не надо открывать глаза, чтобы знать, что в комнату без единого стука ворвался дядя Хёну, взволнованный после третьего звонка в полупустой дом. Отец, вероятно, по-случаю годовщины смерти матери удрал в спортзал спозаранку, как он это делал последние четыре года, а Хёну, каждый раз, чувствующий себя ответственным за обоих членов семьи Ли, никак не мог привыкнуть к подобному отчуждению своего друга от семьи.—?Я знаю, что ты уже встал, Минмун, но ты в школу сейчас опоздаешь!Сон без предупреждения содрал мягкое одеяло с нежно-голубыми пятнами в виде абстрактной картины, которую сам Минхёк в трезвом рассудке и ясном уме никогда бы не купил. Для него это было слишком девчачье, как и всё в его комнате, начиная от обычного рабочего стола и заканчивая вот таким вот постельным бельём. В такой нелюбимой комнате даже просыпаться не хотелось, а в странное одеяло заворачиваться подавно не желал юноша. Мин неохотно разлепил глаза, но для того, чтобы потянуться к одеялу и снова спрятаться в своей пещере из мягких перьев, но Хёну вовремя вылил холодную содержимое стакана в руке, прихваченный для такого случая.—?Блядь, Хёну-хён! Я же спал,?— громко завопил Мин, не ждавший подобного.—?Это кто тебя так научил материться, а?Сон потянул юношу за мягкий хребет ухо и с грохотом свалил его на мягкий ворс ковра, при этом успев оцарапать ему локоть.—?Мне скоро стукнет 20. Конечно, я умею материться. —?грозно плюнул Минхёк, почесывая поясницу, которая жутко горела после катания на ковре.Таким Хёк выглядел особо красивым, ещё не успев намазать на кристально чистое лицо, достигнутое не за один месяц, ни одно из тех сывороток красоты. Треугольное лицо, обтянутое белоснежно-молочной кожей с маленькими порами, на которое рукой венецианского художника из эпохи Возрождения были нарисованы два миндальных островка, отдающийся шелковым блеском оникса или топаза, позже дополненный руками французских художников 20-го века длинный, прямой с еле заметной горбинкой нос, и в заключение взмах кисти Джексона Поллока на этом полотне в подтверждение всего шедевра и изящества данного экспоната, словно картина, предназначенная в одну из больших стен Лувра. Хёну случайно вычитал это описание в книжке своей бывшей. Хоть был ни сном, ни духом о цвете топаза или оникса и в лицо не знал Поллока, но был уверен, что всё так и есть. Будь Хёну геем, то обязательно приударил бы за этим юношей, наплевав на все устои морали, пропагандируемые его церковью и самим правительством, но каждый раз кровь в голову бьёт по причине округлых бёдер и сердечных полуполовинок у девушек, нежели картонных лях и рельефных икр у Минхёка. Одна радость?— тот в женском обличье выглядел настолько нелепым, но всё равно оставался немного привлекательным, что Сон каждый раз тянулся за ручку ванной. Иногда он даже поражался сдержанности Минхёка, ни разу не упрекнувшего ни его, ни своего отца в происходящем абсурде. Но чаще всего в своих речах Хёк был очень несдержанным.—?Сейчас я тебя стукну. Иди давай. Не дорос ты ещё, чтобы так изъясняться. До 20 ещё восемь месяцев, так что слушать будешь нас,?— угрожающе предпредил Хёну, надеясь достучаться до ума подростка.Завтрак готовил Минхёк, потому что это у него получалось лучше чем у Хёну, у которого отлично развит талант по поеданию, но никак не по приготовлению пищи. После последнего случая, когда Хёну пытался приготовить Хосоку и его сыну обычную зерновую кашу, туалет был занят весь день по самой тривиальной причине. Хосок в тот день даже отважился собственноручно отмыть унитаз до блеска, чтобы этого не пришлось делать другу или сыну.Минхёк вспоминал тот день с особой тоской и горечью. В то время ему казалось, что весь этот кошмар совсем скоро закончится. Его так успокаивали, но прошло четыре года и всё равно ничего не кончилось. Хоть локации сильно поменялись, состояние осталось прежним.—?Сегодня приходи пораньше. С друзьями погуляешь в другой день. —?просил Хёну, хотя давно уже догадывался, что нет у Минмуна никаких друзей. С прошлыми мальчику пришлось быстро и без разъяснений оборвать все связи, а будущих в связи всё тех же опасных обстоятельств не удавалось завести. Так мир Минхёка сузился всего до трёх людей, одна из которых, как любит успокаивать себя отец, ушла в лучший мир, а двое не в состоянии понять весь недоработанный разум ещё неокрепшего подростка.—?Окей,?— Минхёк звучал безразлично, но тихий стук палочек о фарфоровую посуду раскладывал все внутренности юноши на кухонном столе. Сердце Хёну отчего-то тут же отзывалось тихим рёвом за юношу, заточенного в круговороте того дня, в которую их с отцом скатила жизнь.—?Ты должен поговорить с Вонён. Это последний год. —?ни с того, ни с сего вспомнил Сон, пытаясь отвлечься от сегодняшнего числа на календаре. Первое марта.—?Она всё равно не посмотрит на меня так, как я того хочу,?— признался Мин, доедая остатки риса с сушеными водорослями и чесночным омлетом. Мама готовила лучше, но уже слишком поздно, чтобы похвалить её.В отличии от юноши, Сон лопал всё невпопад и даже не разглядывал тарелку перед собой, поглощая еду, прямо как отец, когда нервничал или не находил больше смысла сделать ещё один вдох. Всё же вид у Хёну говорил немного о другом: он устал. Просто устал, как мог устать мужчина чуть за 30 без женщины, спокойной работы и без дома. В такие моменты мальчику становилось особенно жалко офицера, почти с самого начало защищающего его семью и ставший его часть. Минхёк понимал, на что пошёл Хёну, но у него всё ещё не было смелости сказать об этом в лицо, поэтому вместо длинных реплик понимающе улыбался дяде, душой поддерживая его.—?Она может полюбить тебя даже в обличье девушки. —?не переставал Сон, окончив с водорослевым супом.—?Ага, может. —?Минхёк коротко кивнул в ответ, вовремя напомнив себе, к чему могло привести близость с кем-либо, кто не знал его тайны. —?Я просто не хочу, чтобы она страдала.—?Знаешь, иногда стоит быть эгоистом. Только так можно стать счастливым.Ли картинно закатил глаза, ругаясь про себя за слабость отца в эти самые дни. Беседа с дядей Хёну очень часто напоминали адские пытки в жарких джунглях без единой пути к выходу, хотя чаще всего они и являлись этими самыми южно-американские джунглями с тёмными аборигенами и лабиринтами из деревьев.—?Хён, я могу опоздать. Давай быстрее.Минхёк никогда не доедал даже во время каникул (Имеется ввиду, что на каникулах обычно только и делаешь, что валяешься, поэтому постоянно кушаешь. Не закон, а скорее некая подлость безделья), а сегодня он вообще еле притронулся к завтраку и ушёл. Пытаясь затеряться во лжи, он спешил, заглядывая на настенные часы, и быстро собирал волосы в крохотный пучок, чтобы было легче втиснуть голову в парик.Как жаль, подумал Хёну. Жаль себя, которому приходилось вставать с позаранки и под ручку вести почти взрослого донсэна до школы, но больше жаль Минхёка. С тех пор, как его мать умерла, прошло четыре года и все те побои, синяки и раны сошли на нет. Остались только воспоминания, из-за которых он постоянно жил в страхе снова оказаться под прицелом дуло или увидеть отца, истекающего также кровью. Сон знал, что пройдут хоть десятилетия, но Минхёк ничего не забудет и будет постоянно находится в своей ловушке страха. Особенно под покровом ночи, маски сходили с лица и смывались водой комнатной температуры с помощью недешевых умывалок, а волосы, намазанные мягким кремом, касались твёрдой поверхности матраса с простынёй, Хёну мог ненароком услышать крики не взрослого парня, собирающегося поступать в университет, а ещё пятнадцатилетнего подростка с поломанной психикой. В такие моменты мужчина мечтал проводить мальчика чуть ли не до дверей туалета, дабы предостеречь его от всевидящего ока зла, тайно наблюдающего за ними из неизвестных уголков. Но прямо сегодня явно не тот день, посему Хёну недовольно нахмурил брови, собравшись с духом, чтобы пресечь все возможные пререкания младшего и заставить его повзрослеть.—?Я не собираюсь и в этом году таскаться с тобой в твою школу,?— запричитал он через несколько минут удушливого молчания Ли, явившееся его дневным кошмаром.—?Но по уставу ты обязан, хён. —?брови Мина сводились в домике, как это бывало в чересчур 3D мультфильмах с самыми эгоцентричными и эмоциональными героями.Напоминало Ли, если говорить начистоту, но у каждого мультфильма был счастливый конец, вроде тех, когда герой взрослел и начинал принимать мир по-новому, но эта часть, к сожалению, не была о Минхёке. Боязнь жизни и любовь к себе заложены в его генах и вбито в его разум гвоздями от эгоцентричного и великомученика отца. Что одного, что другого никак не изменишь.—?А как же ?мне 20 через 8 месяцев??Минхёк находил их спор нелепым и глупым, потому молчал, тяжело наблюдая за хёном и пристыживая его за то, чего на самом деле даже не существовало.—?Ну, ладно, блядь. Вставай, а я пока вымою руки.—?Но ты же сказал без матов!—?Иди ты уже. Мин не смог не улыбнуться, глядя на замученного хёна с опухшими глазами и мешками под ними. Он знал, что победит в этой маленькой битве, поэтому и не зацикливался на ней, надавливая на самые больные места Сона. Но из-за этого не покидало чувство собственного эгоизма и стыда за себя, потому что Хёну часто страдал из-за их семьи, приходилось мириться со многими ограничениями и жить с совсем незнакомыми людьми на протяжении четырёх лет. И хотелось как-нибудь его отблагодарить, что-то сделать, но в голову пока ничего не приходило, да и Хёну никогда не рассказывал о себе, чаще всего слушая Хосока или Минхёка, поэтому о нём мало, что было известно. Человек, пропагандирующий любовь к себе и эгоизм, почти всегда любил больше других и заботился обо всех, кроме себя.***Школа Хангук, расположенная в центре сердца Южной Кореи, представляла из себя не просто частную школу для богатых детишек, но и весьма дорогое средство для выкачивания денег из родителей этих детишек. У каждого второго ученика школы Хангук имелись трастовые фонды в сотни тысяч американских долларов и нескончаемые потоки акции от разных компаний в случае чрезвычайных происшествий.Это школа и его студенты были не просто богатые и особенные, но и могущественные, властные и уважаемые по всему миру. Именно поэтому родители Ли Чжухона с самого его рождения знали, где будет учиться их сын, когда ему исполнится восемь, и какую школу он окончит, когда ему исполнится 20. Это было большое вложение для будущего мальчика, и оно оправдало себя в плане того, что к концу обучения там, Чжухон нашёл себе верных друзей из элиты, познакомился с приятнейшей девушкой, чья семья владела целыми сетями торгово-развлекательных центров по всей стране, а также обрёл багаж важных знаний в области финансов, заведомо учась в направлении управления бизнесом. И его родители были настолько благодарны школе за возможность превратить из второго сына в ту идеальную личность, о которой они мечтали, что на просьбу администрации школы по поводу внедрения в состав учеников школы детей из неимущих или малоимущих семей единогласна всем родительским советом отказали. Но Хан Боми из небогатой семьи, с не совсем высоким Айкью и тайным прошлым всё равно внедрилась в состав учеников Хангук еще в далёком 2017-м, и это осталось уже на попечении школьной администрации.С самого появления Боми в стенах учебного завеления, абсолютно все ученики обратили на неё внимание: у неё был отвратительный хриплый голос, который своим тембром вводил всех школьников в ступор, не находящих связывающего звена между красивым лицом девушки и её ужасным тембром. А позже все забыли о ней с той же скоростью, с которой запомнили её, потому что тогда уже выяснилось, что в девушке нет ничего особенного, не считая её красивых глаз, острых линии челюсти, а также длинных ног, так и попадающих в поле зрения парней из-под короткой юбки. Да, с ?нет ничего особенного? люди, конечно, перегнули, но после многих провальных попыток заговорить с ней у них не было выбора, кроме как, зачморить её прежде, чем она зачморит их всех. И всё же подростки?— люди переменчивые, потому что через несколько месяцев они переключили свои внимания на француза с ужасным корейским акцентом, потом на пластиковую Мину, у которой хирурги перекроили даже то, что было невозможно по своей природе, позже на дочь любовницы и так по всем новеньким. Боми с самого начала была лишь очередной целью на несколько недель, пока её не заменила бы другая, более привлекательная и до одури интересная груша для битья, чтобы можно было небрежно кидать помидоры и протухшие яйца.Хоть с Чжухоном Боми училась в одном классе, но вела пассивный тип знакомства и вообще старалась по возможности не пересекаться с ним или с любым другим учеником.Чжухон бы тоже был искренне рад не замечать такую блошку вроде Хан Боми, которую в начале считал писаной красавицей, посвящая ей свои стихи. Как выяснилось позже, она отдавала их школьным буфетчицам. Но сегодня он категорически не мог от неё отвернуться. Мало того, что у неё мужской тон голоса и выступающий кадык на шее, так она оказалась ещё и лесной бабой, а это, по его мнению, было настолько аморально и ужасно, что даже думать об этом было противно, хотя представлять, конечно, было тягостным наслаждением. Он был одним из тех, кто яростно кричал с лозунгом ?Нет гомосекам!?, пока сам временами залезал под брюки с лесбийским порно.—?Фу, бля,?— Кихён от мерзости услышанного чуть ли не выплюнул всё содержимое своей дозы дневного кофеина на шагающую впереди Мину.—?Тихо, хён! —?Чжухон опасливо глянул по сторонам, будто кто-то правда мог их услышать, а на деле только Мина, которая без слухового аппарата никто и ничто. —?Я увидел, как она утром совала какой-то конверт в шкафчик Вонён,?— улыбка Ли само собой предвещала неминуемую беду, а его хитрый прищур в сторону возможной лесбухи или трансухи школы Хангук добавлял остроты в нынешнее положение.—?Так ты из-за этого? А что если это какой-то рецепт вонючего пирога или типа того. Мало ли, что моя сестрёнка любит. Не рискуй, малой. Слышал её дядя шкаф двухметровый, а папа и того хуже,?— Кихён, ожидавший получить ключ к школьному армагеддону, уныло упал в фиаско тупости младшего, и даже пожалел, что хотел пригласить Лизхона (Ки был горд собой за эту кличку, данное Чжухону за его умелые лизания задницы каждому из Ф8, которые часто приносили немалые плоды в сад Фантастикэйт, но, а иногда оканчивались вот такими вот фэйлами) на свою вечеринку-флэт.—?Хён, я же президент. Ты не знаешь того, чего знаю я,?— Чжухон гадко улыбнулся, пряча за этой улыбкой больше мистики, чем смог бы того сделать Стивен Кинг за тысяче страниц своей мелкой писанины, и Кихён, усомнившийся в младшем, ответил ему с той же улыбкой. Отпиздить всегда успеет, а вот нарваться на большую новость и получить новую жертву, бегающую за его сестрой,?— это дело чести и достоинства. Скорее чувства собственной важности.—?Ладно, Чжухони, заслужил. Сегодня ночью. Флэт. Моя сестрёнка и ты, но без шалостей. Узнаю, что ты ей совал, вырежу, нахрен, понял?—?Да, хён! И большое спасибо, хён!Кихён не замечал или просто игнорировал это, но сегодня Чжухон выглядел особенно отвратительным и недостойным даже меньшего внимания Фантастикэйт. Ки тяжело давалось брезгливо не морщиться, пока Ли долго плёлся в класс мисс Солнышко. В какой-то момент Ю даже озадачился той страсти подростков к буллингу, Чжухона к подмазыванию, но вовремя вспомнил, как сам давно был утоплен в болоте подростковой злости и агрессии, которые иногда могли разрушить чью-то жизнь, а чаще всего оказывались причиной потери этой жизни. Но сегодня был такой день, когда совесть Кихёна молодым сном спала в тёмном углу его подсознания. На волю вышел опасный девятихвостый лис, обгоняющий в хитрости каждого политика из исторических дорам, поэтому все, кто не на охоте, оказывались сырой добычей.Кто-то сказал бы, что Ю Ки слабак и ничтожен. Но, оказывавшись на коленях перед Фантастикэйт, этот кто-то с удовольствием жрал бы даже собственные испражнения. Это власть, данная Кихёну с рождения в придачу с суицидальной сестрёнкой и тоннами денег на трастовом фонде, всего лишь дополнение к маске неприкосновенного золотого мальчика, смерть которого стало бы не только избавлением ещё одной жестокой нечисти, но и настоящей потерей в рядах адских чудищ. Но пока люди вроде Чжухона услуживали ему, подавая каждое желаемое в ложке с золотой каёмочкой, Ки меняться или отказываться от своих тёмных сторон не планировал. И всё же образовавшаяся крохотная щель в огромной ужасающей всех дамбе, удерживающий лавину потопа ненависти к людям, в лице высокой, но ещё мелкой сестрёнки угрожало впустить в город всю земную воду.Кихён считал свою сестрёнку тупой, депрессивной, влюбчивой, ещё раз тупой, наивной, но чертовски милой, словно её сотворили из блевотины гномов и пуков единорог, посему, как только кто-то страдал из-за неё она бывало благородно отбивалась за обоих. Не будь её, Кихён никогда не ограничивал бы себя, никогда не останавливался бы на достигнутом, толкая бесхребетных хлюпиков к черте, где они все пропали бы без вести. Только это девушка существовала. Наверное, поэтому иногда ему приходилось переходить границы, пустив первое мясо под обстрел, лишь бы не дать ей самой стать охотничьей дичью.***Ю Вонён лучшее сотворение Бога. Минхёк был в этом уверен. Когда она улыбалась, когда её бархатные губы, заполненные миллионами мягких перьев, растягивались, а острые уголки, испаряющиеся в ямочках, поднимались вверх, обнажая за собой ряд белых и ровных зубов, ослепляющие своим сиянием всё ночное небо, Мину казалось, что он умер и попал в Рай. Случайно.Вонён не Мадонна или Джаконда, но она извечно прекрасная муза Минхёка из другого измерения. Настолько она красивая и настолько искренней её доброта казалась, что ненароком или нарочно Мин поднимал её на пьедестал всех девушек земного шара.Вот, что чувствовал Минхёк, оказавшийся под дьявольским очарованием Ю. Он влюблялся в неё, всеми мыслями крутился вокруг её оси, и как бы это прискорбно не звучало, слишком часто подглядывал за ней, пользуясь некоторыми бонусами Хан Боми. Но сегодня он решился на ещё более глупый и отчаянный шаг в своей жизни после принятия себя в роли ?Хан Боми?: оставить в её шкафчике любовное письмо по совету Хёну. Глупо? Да! Самонадеянно? Так точно! Но жалеть было не о чем, потому что всё уже было сделано, и всё равно жалеть хотелось.—?Бля, перестань пинать. Заебала уже со своими ногами!Минхёк не сразу заметил перед собой лисью морду Чжеуна/Чжевона/Чжено/Чжихвана/Чжихуна (он не помнил его имени, хотя она лежала у него прямо на кончике языка и это что-то было созвучно с этими именами), а заметив, оказалось слишком поздно, потому что Чжеун/Чжевон/Чжено/Чжихван/Чжихун ещё до Минхёка был разозлён до предела и искал, на кого бы облить всё говно внутри себя.—?Прости, не заметила. —?голос Ли прозвучал безразлично, словно извинения у него клешнями вытаскивали, что и являлось правдой, и Минхёк не скрывал этого. Парню напротив это, кажется, не очень нравилось.Чжеун/Чжевон/Чжено/Чжихван/Чжихун с виду был похож на тех подростков, таскающих на своих плечах всю тяжесть мирского бремени. Хёну-хён назвал бы его обычным среднестатистическим эгоистичным подростком с нахмуренными бровями, выутюженным лицом и широкими плечами, развернувшиеся в континенты и впитавшиеся всю шею под тягостью 50-ти килограммовых штанг. Но дело в том, что Хёну-хён давно прошёл эту стадию и был не в курсе новых волн в жизни молодёжи. Минхёк сам подросток, но всё равно не вёл себя, как босс-молокосос. Этот же парень Гаргамель в брендовых лохмотьях с теми же складками на носу и злобным взглядом. С такими связываться?— себе дороже.Чтобы не вызывать ещё больше споров и не попасть под раздачу, Хёк попытался бесшумно передвинуть свою парту и стул подальше от злобного гоблина, но с треском провалил задание, очарованный тем, как Вонён страстно вела пересказ, используя заумные метафоры и старые пословицы, о наличие которых Минхёк даже не подозревал. Всё, что его интересовало на тот момент?— это сахарные губы и медовый язык Ю; его движущая сила и самое интересное занятие на досуге, словно она Джаконда Да Винчи.—?Боми, может ты ответишь?—?Что? —?почувствовав, как облажался, Минхёк недоуменно потупился на мисс Солнышко, пытаясь вникнуть в тему на уроке, но выходило как всегда.—?Какой период в жизни Васко, по твоему мнению был самым тяжёлым? —?повторила свой вопрос учительница, пока ещё не сжирая парня/девушки упрекающим взглядом.—?Наверное, когда его обвинили в употреблении марихуаны. Разве не поэтому он лишился опеки над своим сыном? —?Минхёк ляпнул не подумав. Он был зациклен на хип-хопе. Ещё с того времени, когда был мальчишкой в Чеджу и познакомился со своим корешом?— Чонмо.—?Неправильно! Можно я скажу, учитель! —?откуда-то из класса пулей поднялась чья-то ладонь, и про запоздалого и неуместного ответа Ли тут же забыли, но Чжеун/Чжевон/Чжено/Чжихван/Чжихун, сидящий одной партой впереди охотно повернулся назад, вновь встречаясь с карими глазами Боми (он не читал вместе со своей бывшей любовные романы, поэтому не умел выдумывать всякие вычурные слова для описания самых обычных глаз):—?Ты слушаешь хип-хоп?Его лицо оказалось слишком близко к лицу заалевшего Минхёка. Ли слишком запоздало понял, о каком Васко спрашивали, и удивился неожиданной реакции со стороны одноклассника. Мин утвердительно кивнул вместо полного ответа, чтобы случайно не привлечь к себе ненужное внимания, а воздух между ними стал плотнее. Чжеуна/Чжевон/Чжено/Чжихван/Чжихун не любил читать бульварщину, но даже так понял, как между ними что-то заискрило. Он старался не заметить, как приоткрытая форточка под напором сильного ветра отворилась на распашку, впустив в класс морозный воздух начавшейся весны. Он старался не заметить развевашиеся на ветру волосы одноклассницы и не придать значения благовониям с её волос.—?Ли Чжухон! —?голос учительницы Чо громом развернулся на небе, раскинув обоих парней по разным сторонам Вселенной. Как показалось Чжеуну/Чжевону/Чжено/Чжихвану/Чжихуну, по крайней мере. Он растерянно вскочил со своего стула, чуть не перевернув парту перед собой.Минхёк и не знал, что его зовут Ли Чжухон. Не Чжеун, Чжевон, Чжено, Чжихван или Чжихун. Он Чжухон. Тот самый Ли Чжухон, который год назад… Просто президент школьного совета с ямочками, а не вот все те неизвестные люди с этими именами.—?Да, учитель Чо?—?Ли Чжу Хон. —?пробубнил Минхёк, пробуя на вкус иное имя, не относящаяся ни к красавице Вонён, ни к папе Хосоку и даже ни к дяде Хёну.Имя из измерения, куда Минхёк попал по воле случая. Она мягкая, словно слеплена из глины, и в то же время звучащая, но также она наполнена сладкой ватой, которая к тому же прилипала к нёбу клубком. А вообще имя так имя. Кого сейчас волновало, что он год назад переспал с девушкой и залил это в сеть.—?Ли Чжу Хон. —?в последний раз повторил про себя это имя Хёк, потому что она никак не связана с настоящим Минхёком. Он всего лишь Хан Боми, и если с Вонён парень планировал быть Минхёком: высоким, красивым и обаятельным парнем из Чеджу; то с Чжухоном настоящий Минхёк никогда не вылез бы наружу. А если такое всё же произошло бы, то всё стало бы таким же бессмысленным, как и жизнь этих богатых детей.***Чжухон не любил ждать. Совсем. Не любил просиживать в неизвестности, строить возможные вариации событий, дрыгать коленом и волноваться, не зная, чего даже можно ожидать. Но сегодня он ждал, ведь иначе было нельзя.Вонён каждый день, не изменяя себе, после окончания уроков целых два часа тратила в классе кулинарии, которую спонсировали её родители, так что Чжухон не смел её прерывать. У неё должно было быть хоть какое-то увлечение и свободное время, когда её родители не могли периодически трахать ей мозги. Но нахождение рядом Хан Боми принуждало его проклинать эту привычку его невесты и его будущей свекрови, а касание к её мягкой, нежной коже запястья наружной стороной руки вконец заставляло туго нервничать. Никогда раньше он не находился так близко к девушкам, не касался столь открыто и не волновался так сильно, конечно, если не принять в счёт его похождение в знаменитые публичные дома Сеула вместе с одноклассниками, чтобы не остаться одному в девственниках.Те девушки, естественно, не шли в сравнение ни с кем со своими круглыми бёдрами и большими половинками сисек, но все они исчезали на утро, оставляя после себя мятую постель, а в некоторых случаях даже нижнее бельё (Чжухону ещё не оставляли таких подарков, но он видел собственными глазами, как Миён почти месяц крашила Вонджина и у того имелся порядком дюжина её мокрых трусиков. В то время они навещали проституток чаще обычного из-за стресса перед экзаменами, и это правда помогало им расслабляться.).Хан Боми же его одноклассница, выглядела она совсем не дурно и часто сверкала перед Чжухоном (он уверен, что не только перед ним) в своей короткой юбке и леденцом за щекой, с которой она управлялась, как с самым вкусным членом, сидя на крыше школы. И когда-то Хон сходил по ней с ума и даже дрочил на неё, чтобы только не дрочить на Вонён. Та была невинна и по-ангельски искренна, а такой аморальный жест в виде дрочки на неё осквернило бы её окончательно не только перед самим собой, но и, как чудилось Чжухону, перед всей школой. Да и Хан было легче всего представлять в своих фантазиях и кончать в её воображаемое лицо, посему сейчас Ли было очень неловко сидеть с ней на одном диване и одновременно вместе громко выдыхать от недовольства и злости.—?Разве я не заслуживаю объяснений, почему ты заковал нас обоих в наручники? Это противозаконно и нарушает мои права.—?Замолчи. —?Чжухон дышал через раз, потому что круглые колени Бом выглядели слишком привлекательными, твёрдый диван оказался чрезмерно мягким, а воздух вообще не был влажным, несмотря на увлажнитель, стоящий совсем рядом. Он снова вспомнил, как между ними искрило на уроке всемирной истории.—?Почему ты взволнован? —?её голос не был женственным с приторно сладкими нотами, оттренированными за часы перед зеркалом, выбиваясь из общей картины, но Чжухон и не разделял голоса на ?женских? и ?мужских?. У любого тембра было своё очарование, вне зависимости от того, кому он принадлежал, и у Боми был такой же чудесный голос, которого можно было записать на диктофон и прослушивать по ночам, когда сна нет ни в одном глазу.(Голос Хан Боми был похож на голландскую розу с едва заметными шипами, от которых вся ладонь укроется в алой жидкости, если доверчиво сожмёшь стебель. Чжухон сжимал крепко, в надежде не упустить или ненароком потерять, но в его случае стебель бесстыдно разрастался в области шеи и душил его своей реальностью, неожиданно отличавшаяся от мира с миражами.)Чжухону просто ничего не оставалось, кроме как безосновательно напасть на ничего не понимающую Боми. Хан, удивлённая решимостью Ли, только сильнее вжалась в диван, толком ничего не выяснив и оказавшись в плену накаченных рук Ли рядом с своей головой, пока в лицо бесстыдно глядели две узких линии.—?Пять секунд. —?заключила она через долгие, казалось бы, секунды томного молчания. Она не выдерживала всю тяжесть чжухоновых глаз.—?Что?—?Говорят, чтобы влюбиться нужно две миллисекунды.Чжухон внимательно наблюдал за ней, хоть и недоумевал, что та творила своими красными губами.—?Но, чтобы влюбить нужно пять секунд.Чжухон изогнул бровь и вновь ощутил салюты.—?И как же это сделать?Колени Чжухона беззастенчиво касались бархатных бёдер Бом из-под тёмных чулков, а похоть расходился у него по всему телу подобно артерии, благодаря которой его сердцо сжималось. Объяснить своё неясное и странное влечение Чжухон мог только с оправданием о пубертатном периоде.—?Сначала выдыхаешь в губы собеседника, создавая трение между вашими носами.Боми нарочно дотронулась кончиком своего идеального носа чжухонового и медленно выдохнула в неестественно пухлые губы, напоминающие рисованное сердце.—?Цепляешься взглядом его взгляда, между тем совсем чуть-чуть приоткрываешь губы, будто собираешься простонать.Чжухон давно уже понял, что она жестко игралась с его чувствами и гормонами, придумывая в голове всякую небылицу, но всё равно не нашёл способа остановить эти дешёвые трюки.—?И в конце …Ли преданно ждал кульминации, попавшись на крючок подобно рыбке в воде, а Боми умела пользовалась этим.—?… делаешь вот так.Хан слишком неожиданно ударилась лбом об чжухонов лоб, из-за чего парень даже не успел вовремя среагировать на внезапный выпад, спохватившись от девчонки.—?Больно же! Дура.—?Больше не приближайся ко мне, извращенец! Фу, как противно. —?и в подтверждение своих слов Бом яро трёт тыльной стороной ладоней губы и нос, оказавшихся в запредельной близости к однокласснику. Парню, если быть точнее! А ведь она не чувствовала себя настолько пидорасом, хоть и ходила в юбке и в парике.—?Чего противного? Я даже не поцеловал тебя! —?Чжухон с уязвлённым самолюбием горланил на девушку, тут же вскочив с дивана, но их закованные в наручники руки не давали оттолкнуть или уйти дальше друг от друга, болезненно притягивая обоих друг к другу.—?А ты и не должен, псих! Я твоя девушка что ли?! От тебя ещё воняет чесноком. Фу!—?Понял я. Хватит фукать, бешеная!—?Посмотрела бы я на тебя, если бы тебя зажала какая-нибудь малолетка с такой вонью и прыщами!—?Это у кого тут прыщи,? Я засужу твоих родителей за травму головы.—?А я твоих за сексуальное домогательство! Ты же не Кан Даниэль, чтобы вот так зажимать в углах левых девчонок!—?Да краше тебя в гроб кладут, идиотка крашеная!—?Чжухон-а.Из-за угла так не вовремя вышла сама Вонён, из-за которой он и сидел, закованный в наручники. Та смущенно глядела на обоих, поджав губы и пальцы ног в колготках, периодически засматриваясь на стеклянное окно за их спинами.—?Ты рано закончила. Что-то случилось?—?Учительница Сою сказала, что ты меня ждёшь, и я тут же пришла. Что-то случилось? И кто твоя подруга? Ты не из класса чертежа? —?добродушно вопрошала Вонён, вытирая мучные руки о мягкую тряпку, и впервые за все два года направив свой взор шоколадных глаз на Боми.?Так же можно и умереть!??— обескураженно призналась Бом самой себе с осознанием, что Вонён не то, что её имени?— она ведь даже не подозревает, что учится с ней в одном классе уже два года. Неужели её замкнутость перешла все границы, из-за чего сейчас Ю не в курсе, кто такая Хан Боми? Хоть с другой стороны это было хорошо, потому что она могла позже, через месяца три?— четыре подойти к Вонён в своём истинном обличье, а она и не будет знать, чем Ли Минхёк и Хан Боми так тесно связаны, но прямо сейчас это сильно задевало девушку. И если Боми приходилось мирится с тем, что она буквально никто в жизни Ю, то Чжухон буквально расплывался в счастливой улыбке от облома одноклассницы.—?Нет. Она в основных предметах в нашем классе. Зовут Хан Боми.—?Боже, прости пожалуйста. У меня ужасная память на лица и имена. Прости, серьёзно. Так ужасно вышло,?— Вонён совестно оправдывалась, краснея на глазах и даже притрагиваясь к свободной руке девушки, чтобы сгладить произошедший конфуз между ними, что Боми просто не смогла долго обижаться на ничто. Таким ангелов оставалось только угловато улыбаться и кивать со словами ?всё в порядке?, что и сделала Хан.—?Вонён, забей на это. Ты не обязана знать всех в лицо. Она вообще здесь не по этой причине.—?Чжухон-а, если ты об этом, то я уже свыклась. Давай просто забудем и не станем обвинять в этом нашу прелестную одноклассницу.?Прелестную?. Это девушка даже льстила прекрасно, словно и не льстила вовсе.—?Я видел. Видел сегодня её у твоего шкафчика. —?нетерпеливо выплюнул Хон, а Вонён ошарашено подпрыгнула на месте, вжавшись в себя. Боми тоже была не рада, что её поймали, но больше она пугалась того, к чему её собирались приплести. Пусть все будут считать, что она лесбиянка и будут издеваться, но главное не прознали о том, что она натурал.—?Но она девушка, Чжухон. Она девушка. Не парень. —?на лице Ю играют желваки, и губы собираются в одну линию от тихой ярости к логике будущего мужа.—?Тебе так сложно поверить мне? Просто проверь свой шкаф и узнаем. Может, это член её бывшего?Чжухон долго испытующе глядел на Вонён и ничего не просил вслух, только играя своими глазами, полные истошной мольбы, на что девушка не могла в наглую отвернуться и уйти, как это сделала бы Боми. Наоборот, она скрепя сердце выискивала свой шкафчик среди бесчисленных множеств шкафчиков остальных учеников, будто искала не свой, а чужой.—?22 и 11. —?напомнил Ли, нервно кусая нижнюю губу, когда Вонён нашла свой шкаф, но никак не могла вспомнить код.—?Я помню,?— в ответ огрызнулась девушка, нерешительно набирая цифры, но и Боми разглядела без особых отношений с ней, что нихера она не знает ни своего шкафчика, ни кода от неё.Не было бы вездесущего Чжухона?— Вонён бы и о письме, наверняка, узнала только оканчивая школу перед тем, как сдать ключ от шкафа.—?Тут два конверта.Ю без долгих прелюдий вытащила оба белых конверта, у одной из которых снаружи приклеена наклейка с лицом Гарри Стайлса, пока у другой красными чернилами записана дата: 190301. Даже без особой веры в суеверия можно было легко догадаться, что это всё не к добру, посему первым Вонён потянулась к краешку второго конверта, где ей улыбался кудрявая голова Гарри с ямочкой на одной щеке, срывая с неё корешок, но Чжухон не вовремя перехватил их обоих, опередив Бом, которой всего-то надо было спрятать своё письмо от чужих взглядов. Ей не хотелось оказываться в центре внимания, дав прочитать свои откровения, но Ли, в отличии от неё, оказался ловче: его пальцы за сию секунду порвали оба конверта, поставив их одну за другой. В одном письмо, которое до абсурда нелепое, а во втором тёмная фотография с красной надписью на другой стороне.—?Они разные, Чжухон. Ты ведь сам всё видишь.—?Но мы не можем знать, какое именно от неё. А может оба от неё?—?Чжухон,?— Вонён устала отобрала письмо раскрыв её перед Чжухоном со всеми сопливыми метафорами из интернета, а вторую кинула в глубь шкафа, чтобы тут же забыть о ней. —?Это о любви, о том, как сильна её любовь ко мне, а что было в том конверте? Фотография мужского достоинства. Это девушка лесбиянка, но явно не извращенка, которая стала бы фотографировать чужой член, чтобы отправить её мне. Её ведь и не было, когда это всё началось. У них даже почерки разные! Просто прекрати попусту тратить мои нервы, пока я не пожаловалась на Кихён-оппу.Маска, приросшая к лицу идеальной Ю Вонён, с треском разваливалась на части и перед Минхёком представлялась настоящая Вонён, которая была немного истерична и стервозна, которая умела говорить ?нет? и также умела злиться.—?Прости, что побеспокоил. Кихён-хён ждёт тебя. —?подавленно пробубнил Ли, истощая извинения каждым своим незначительным движением или взглядом, на что Вонён только громко фыркнула от злости и негодования.—?Ли Чжухон, запомни: то, что я твоя невеста не даёт тебе право заботиться обо мне. А ты, Хан Боми, прости Чжухона за его глупость. Надеюсь, что всё это останется между нами и ты не станешь об этом кому-либо говорить. —?на максималках выплюнула девушка, клешнями вытащив из себя улыбку, чем полностью разочаровала Боми, отчаянно влюблённую в неё, но также беспощадно втоптав чувства Чжухона в землю, словно они не имели никакой ценности.Та Ю Вонён, в которую Боми была влюблена, была не такая, она была другая, слепленная и созданная под её стандарты, но настоящая Вонён, та, которая быстрым шагом шла обратно класс, оказалась другой. Не ангелом, а настоящим дьяволом.Домой Минхёк заявился поздно, вместе с последними лучами солнца, потому что хён не забрал его, посему возвращаться парню пришлось не на автобусе, возможно, напичканный бомбой, а пешком, чтобы быть в безопасности от непреднамеренных происшествий и умышленного терроризма. Иногда Ли, конечно, задумывался о том, как это опасно жить в общем, и как глупо не жить вообще, но эти мысли были столь краткосрочны, что через мгновения исчезали.Хёну и Хосок ждали его, кажется, долго, но ни тот, ни другой не высказывались по этому поводу, но в этот раз додумались самим приготовить застолье для поклонения духам. Даже фотография его мамы, где она ярко улыбалась в объектив камеры, не было увешана платком, чтобы не напоминать отцу, кто виноват в её смерти. Знала ли она тогда, что через несколько лет эту фотографию используют для поминальной службы? А если бы узнала, как ярко светили бы её ровные зубы? Хосок так уже давно не умел, и Минхёк в пару с ним не улыбался, чтобы не дать родителю остаться в нелепом одиночестве одному. Один только Хёну у них улыбался, хоть и неловко, шутил, хотя не смешно, жаловался, хоть было не на что. Он был цветком, выросший на асфальтированной тропе, поэтому Минхёк просто не представлял, как они смогут дальше жить, когда после слушания его переведут в другую семью. Им точно будет трудно свыкнуться с жизнью, если вообще свыкнутся с ней. Вон, отец уже какой год горюет по маме, не подпуская к себе ни одного живого человека, заточив себя, как принцесса в башне. Только и драконом, и принцессой был он сам.После поминальной службы отец, как это делал всегда, заперся в своей комнате с бутылкой соджу и ненавистью к себе, будто горевал только он, а другие люди играли на массовках, подыгрывая со слезами. Минхёку приходилось вытягивать улыбку, чтобы хоть как-то помочь отцу с его днём рождения, которую они давно и по понятной причине не праздновали.+—?Отвезти куда-то?—?Нет, я в Скиф за печеньями. Хочу сделать хотя бы это. Мы итак не празднуем его день рождения. —?огорченно признавался Мин, на время забыв, что хён тоже куда-то намыливался. —?А ты, хён? —?позже добавил юноша, стоя у дверей и разглядывая Сона.Хёну сидел рядом и зашнуровывал кроссовки, при этом выглядя чрезвычайно круто, несмотря на то, что был уже взрослым мужиком с поступающей сединой на голове. Хосок больше по размерам и ему совсем не идут простые атрибуты каждодневной одежды в виде джинсов или толстовки: он в них выглядел бойцом ссирым*, но Хёну-хён был просто Апполоном в своих одеяниях. Мама бы такого точно похвалила, а отец завистливо начал копировать Сона, чтобы стать похожим на мамину мечту. Просто маминой мечтой всегда являлся только Хосок, хоть и не часто понимал этого.—?Куплю лапшу в любимом ресторане Хосок-хёна. Он сегодня не притронулся к еде.—?Ты же знаешь папу.—?Попробовать стоит. —?признался хён, за что младший Ли был ему безмерно благодарен. Без него и его поддержки, Хосок давно повесился, не осилив тягость собственной вины.—?Ты опять считаешь калории? —?за спиной неожиданно возникла Хитоми, занятая сортированием продуктов, и положила свою пухлую ладонь на правое плечо, как бы вытаскивая Минхёка из дум.—?А что поделать. Папа толстеет не по дням, а по часам,?— иронично заметил он, подобрав с полки пачку арахисовых вафель.Сзади разнесся звон колоколов и, чуть встряхивая капюшон, в магазин вошёл ещё один покупатель, облаченный в черное с чудными носками под джинсы.—?Разве на улице дождь,?— озадаченно слишком громко спросила Хитоми скорее у самой себя, шустро подбежав к кассе, но покупатель всё равно ей ответил:—?Нет. Дорогу чистили, вот и попал под раз раздачу,?— низко горланил он, осматривая зал в поисках чего-то и на короткое мгновение зацепился за равнодушный взгляд Минхёка, через другое мгновение упустив парня из виду, как и Минхёк, нашедший папины любимые печенья.—?Хитоми, а нет других американских печений?—?Всё, что есть, стоит на полке. —?ответила Хитоми, вбивая заказы нового покупателя, посему, когда Минхёк подошёл к кассе, того парня не оказалось там, а касса снова осталась пустая. —?Не понимаю, почему тебе так не нравятся печенья с бразильским орехом. Они же тоже вкусные.Тот покупатель таинственным образом теперь уже стоял за спиной Минхёка с бутылкой ирландского пива в правой руке, которую Мин любил и считал, что оно лучше всяких там корейских или японских. От такого пива исходил истинный запах характерного хмеля с ячменным солодом, так хорошо подходящий к пресным закускам и надолго оседающий на языке, в сравнении со сладким пивом, производящий у них. Кажется, что даже в этом городе был кто-то поддерживающий его любовь к иностранной выпивке.—?Когда пробуешь их… —?Минхёк ненадолго отвлёкся на парня, с виду которому не дашь больше 30-ти, но тут же осёкся и вернул своё внимание к японке.—?Кажется, что это шоколад, а потом с сожалением понимаешь, что это простой орех. Я прав?Минхёк, кажется, слабо улыбнулся в ответ, внимательнее рассматривая бледное лицо парня с тёмной шевелюрой на голове, при свете переливающийся в тёмно-синий цвет. У него было треугольное лицо с выпирающими скулами, отточенные тонкой линией; большой прямой нос под европейский лад, под которым вздымались линия из коротких усов, а над ними смело и уверенно на Минхёка глядели небольшие, но длинные глаза с шоколадным оттенком. Из кармана толстовки, скрывающая худощавое тело покупателя и неожиданного гостя на их тихой улице, торчал крайний угол пачки сигарет, которых тот, кажется, только купил, судя по клеёнке снаружи, а из-под толстовки выпирали короткие ноги с накаченными бёдрами и маленькими щиколотками в тесной спортивной лосине.—?Да. Вы телепат, что ли? Как вы прочитали мои мысли? —?это могло показаться флиртом, и это, возможно, так и было, но в этом не было ничего плохого, из-за чего Минхёка стоило бы постыдиться себя.—?Хотите ещё раз это сделаю? —?особенно, когда парень охотно отвечал ему с двусмысленной улыбкой на лице, которую можно было по-разному растолковать.—?Попробуйте.—?Меня зовут Чангюн, если что. Но, конечно, с вашим именем ей не тягаться.—?Вы не угадали мои мысли.—?А они неважны, потому что в моих мыслях только вы и ваш номер.—?Тогда полагайтесь на удачи. Возможно, угадаете.Хитоми давно пробила товары Минхёка и ждала развития, а Ли, на секунду впустив в свой разум сомнения, испуганно чуть ли не убежал сверкая пятками. Нет. Пусть юбка и парик не делали Мину чести, но пидорство окончательно зачеркнуло бы Хёка из рядов обычных пацанов.—?И всё же как вас зовут? —?Чангюн в последний момент, под заинтересованным взглядом Хитоми, задержал Минхёка, вцепившись в худое запястье парня с повязанной желтой лентой, не позволяя ему исчезнуть, чтобы не искать вторую Золушка с бала.—?Боми. —?выпалил Минхёк без раздумий, но тут же пожалел об этом, испугавшись последствий.Флиртовать можно с кем угодно, но когда флирт идёт к знакомству, то практически всегда оканчивалось плохо.—?В таком случае, весна пришла и разбила мне сердце. —?с заметной иронией подметил Чангюн, с поддельной тоской провожая девушку, а Хёк, которого это только раззадоривало, даже подмигнул ему через стеклянную дверь круглосуточного магазина.Нет, весна ещё не разбила сердце парню, но точно могла, если это была Хон Бом. Ссиры?м?— корейская народная борьба и национальный вид спорта.