Запись пятая: "Callous". (1/1)
На минуту среди нас воцарилась тишина. Готов был поклясться, что даже услышал сердцебиение своего отца.- П-понимаешь… - он как вышел из транса, наконец, закрыв в удивлении открытый ранее рот. Но договорить, а, тем более, объяснить, ему помешал нежный голосок:- Милые, я дома! – мама прошла в комнату. На её левом плече была довольно-таки тяжёлая сумка.- Эйприл! – папа тут же подбежал к ней, освобождая от тяжёлой ноши, в которой, как оказалось позднее, были киноленты с фильмами.- Родной, ты и не представляешь, какие премьеры в этот раз попали к нам в руки! Их бюджеты так и идут в гору! – мама, исходя лучиками радости, обняла папу, мило жмуря глаза. Но Зитзи вдруг неоднозначно кашлянул, заставив обратить внимание моих родителей на нашу тройку.- Ах, профессор, и вы тут? Эйб, милый, какими судьбами? – мама подбежала к нам, заставив Зитзи приятно смутиться, а дядю с отцом впасть в недоразумение.- Эйприл, мы должны… - папа только хотел сказать что-то, кладя сумку на пустующую тумбу рядом, как мама схватилась за голову и присела передо мной:- О, солнышко, что с тобой успело стрястись? Шокки, ну неужели ты с кем подрался?.. – мамочка заботливо поднесла свои руки к моему лицу и аккуратно провела большим пальцем по ссадине под моим глазом. Я слегка зашипел и спросил с надрывом в голосе:- …она жива? – этим я заставляю маму в удивлении посмотреть мне прямо в глаза.- Он знает, Эйприл, - останавливается рядом папа, переглядываясь отчего-то с дядей.- Рокки… - мама испуганно убирает руки от моего лица, но я успеваю схватить её за тонкие кисти:- Так жива она или нет?! – не сдержавшись, бросаю я, не замечая, как заблестели мамины глаза.Рука отца легко ложится поверх моей, только тогда и ослабляю свою хватку.- Твоя сестра… - мать опускает глаза в пол и позволяет папе помочь ей подняться на ноги. – Её нет с нами около четырёх лет. Мы не говорим об этом больше…- Уж я заметил! – вырывается с непослушных уст.
- Не говори с нами в таком тоне, сын! – велит отец и указывает на меня дяде Эйбу.Последний вдруг кладёт руку ко мне на плечо и выводит из комнаты.По пути он пытается успокоить меня, говорит, что мы успеем ещё всё обсудить. Когда мы оказываемся в моей комнате, дядя сообщает, что у меня есть полчаса. За которые он, как пообещал, уговорит моего отца рассказать кое-что весьма занимательное…19 октября, 14…- - -Сейчас далеко за полночь, но я не собираюсь упустить эти строки из моей памяти. Дорогой дневник, сохрани эту историю, что я преподнесу тебе, в своей стостраничной памяти. Она, возможно, так и останется известной только среди нашего семейного круга:
(POV Кен)“Была весна, поздний вечер. Я чувствовал в воздухе лишь запах тлеющей бумаги. Мы сжигали все документы, все подтверждения этой чёртовой войны, любые секреты, что попадали в мои руки… Бумага будто молила меня о более лёгкой смерти: тлеющие кусочки её бросались мне в ноги ?мёртвыми?, почерневшими как уголь.
Мы находились у главного входа в базу, смеющей ещё носить имя моей никчёмной армии. Которая, к слову, была уже расформирована.
Я гордо стоял у огня, убрав руки за спину, пытаясь свыкнуться со смыслом фразы: ?последний шанс?.
У меня был выбор. Ох, как же жалею я, что у меня он был!
Под моей правой ногой покоилось ?сокровище? - старинная книга, именующая себя броским латинским словом ?Callous*?. Я и не верил тогда, что эта малышка похлеще меня будет в своём коварстве.Она являлась когда-то страшной тайной Флинта Роугбера. А так же причиной его смерти. ?Чтобы обрести могущество – надо лишиться души…? - гласила первая строчка.
Я зачитался.
С каждой страничкой победа так и норовила попасться мои в цепкие пальцы. Мне больше никто не был нужен – только хитрое колдовство, небрежно переданное быстрым почерком на этих пожелтевших от времени страницах.Я действительно зачитался…На последнем листе говорилось сжечь дотла ?Callous?, чтобы обрести победу и могущество.
К этому времени друзья моего брата уже как неделю были в заточении. Один лишь он сам, отчаявшийся, стоял передо мной в этот час. Между нами в прямом смысле пылал огонь. Я засмеялся в лицо Эйбу, проговорив что-то мерзкое и оскорбительное, но он не обиделся и не разозлился. Он был готов с последних сил стоять за свою правду, за своих друзей. До этого мы долго дрались, потому бесконечно устали. Особенно мой брат: его колени дрожали, но он был стойким.Я пнул книгу в пылающий костёр, и мой рассудок помрачнел.Глаза наполнились синим пламенем, кулаки сжались от льющей через край злости.
- Я убью тебя, - сказало существо, что вселилось в меня, поглощающее мою же душу. – Я убью твоих друзей, - что-то вырывалось из той книги, чёрная оболочка какого-то монстра принялась вселяться и овладевать мной.Колени Эйба всё же подкосились, но чья-то быстрая помощь не дала ему упасть:- Мы не позволим, - это оказался НоуНек, а с ним и Зитзи. Самые лучшие предатели на земле…Что происходило дальше уж совсем из рода фантастики. Демон одарил меня телепатией и, откинув учёного и бывшего генерала армии назад, разжёг одним взглядом за спиной Эйба стену из огня. Я кинулся на брата не по своей воле, получилось лишь глаза закрыть, чтобы дух не вытворил чего опять. Как вдруг почувствовал, что столкнулся с Эйбом. Он упёрся головой мне в грудь. Я слышал его тяжёлое дыхание и понимал, что ему физически не справиться теперь даже со мной одним, не то что с демоном, жаждущим его боли и крови.
Открыв только глаза, я воспламенил брату ноги. Он бессильно оттолкнул меня от себя и вскричал, а после быстро потушил эти клочки пламени.Монстр смеялся над ним, отчего и упустил из виду, как тот достал ещё не сгоревшую книгу и наспех потушил её. Меня бросило как само по себе на Эйба, кулак пришёлся по его лицу. Демон стал возвращаться назад, покидая моё тело. Но всё равно этот негодяй так и пытался выхватить у брата книгу, чтобы-таки точно уничтожить место своего заточения.Эйб бросил треклятую рукопись на землю и сцепился со мной в перепалке. Он повалил меня совсем рядом с книгой и склонился сверху, прижимая мои вырывающиеся кисти к земле из последних сил.Кровь с его разбитых губ запачкала мой светлый костюм.- Отстань… от моего… брата! – прокричал Эйб, как вдруг я почувствовал необъяснимую свободу. Демона больше не было. Его навсегда заточили останки уже нечитабельной книги…И это сталось последним днём нашей войны”.20 октября, 14…*(лат.) - бездушный, бессердечный.