Бункер (Stray Kids, Чан/Чонин) (1/1)

Вой. Грозный, нагоняющий страх и панику вой продолжался уже вторую неделю, не прекращаясь ни на минуту. Он был похож то на последний вдох умирающего человека, то на стон раненого зверя, то на болезненный вскрик опороченной девицы. Иногда он походил на скрип кровати, спинка которой ударялась об стену с каждым толчком, а иногда на хрип старичка, что пытался дотянуться до упавшей наземь трости. Особо чувствительные порой могли расслышать среди какофонии звуков и скрежета металла тихую молитву, что ложилась на самое сердце, сдавливая его, и расшатывала и так уже весьма нестабильную психику. Некоторые считали, что так выла умирающая планета, но так выли её ветра, что двигали по поверхности целые города, не щадя на своём пути никого и ничего. Дикие и необузданные ветра, вырвавшиеся, словно звери из клетки, ненавидящие всё живое и неживое, мечтающие превратить мир в пыль. Они могли, словно жернова, перемолоть человека вместе с костями в одну секунду, потому что не несли в себе ничего, кроме погибели.В бункере ветра терпеть не могли. Не любили даже больше, чем землетрясения, которые обычно не прекращались неделями, вызывая тошноту, головокружения и смертельно опасные обвалы, хотя меньше, чем наводнения, из-за которых людям приходилось спать на мокрых матрасах, а потом мучительно умирать от болезни лёгких. Ветра сотрясали стены и проникали сквозь небольшие щели, продувая огромные помещения. Из-за них температура всегда падала, а потому было холодно настолько, что зубы не прекращали стучать. Небольшие обогреватели и слои одеял не помогали совсем, лишь дразня мнимым теплом. Люди, что жили в бункерах, во времена бушующих ветров были немногословны и тихи больше, чем обычно. Каждый забивался в угол и грел себя мыслями о прошлом, когда на поверхности за бункером ещё не было развалин городов, а стихии не гневались на род людской, кося его подчистую. В такие моменты вспоминалось не сжигающее насмерть, а ласковое солнце, не почерневшая, а сочная и зелёная трава, не чёрствый хлеб, а мягкие свежевыпеченные булочки, не обгорелый труп матери, а её живые черты лица и нежные руки. Но опасно это было. Если углубиться чуть дальше, чем надо, есть шанс больше никогда не проснуться, погрязнув в уже несуществующем мире, а затем и в глубокую черноту смерти.Этим вечером люди не изменили традиции, зарывшись в свои собственные воспоминания и одеяла и не обращая друг на друга никакого внимания. Отвратительно ледяной холод цеплялся за участки открытой кожи, покрывая их мурашками, и крепко обнимал, морозя душу. Он был почти материален, оседая на лицах, на пыльный бетонный пол и высокие колонны. Неприятно пустая тишина, казалось, делала помещение ещё холодней. Она не обволакивала своей вязкостью, не звенела чистотой. Нет. Она словно опустошала и высушивала сам воздух, не давая нормально дышать. Редкие всхлипы и надрывный кашель тонули в тишине, которая выпивала все звуки до дна. Единственное, что забрать она не могла?— громкую ругань старшин, что проводили собрание, решая какой-то очередной важный вопрос. Хотя уже мало кого это волновало, но каждый подумал о том, что те похоже снова не сошлись во мнениях. Старшины никогда не решали вопросы мирно или с помощью голосования. И никогда они не обращались к остальным жителям бункера, которым со временем стало на всё плевать. Лишь бы прожить ещё хотя бы недельку. Старшин безучастие народа устраивало более чем. Сначала устраивало, пока они не стали спорить каждый раз между собой всё более серьёзно.Ругань в зале собрания становилась всё громче и громче. Слов из-за десятков слившихся голосов расслышать не представлялось возможным, но было понятно, что ничего хорошего в них не было. Послышались первые крики и треск деревянной мебели, а затем первый выстрел, после которого настала мёртвая тишина. Один из старшин, что решил пропустить собрание,?— паренёк по имени Уджин?— тяжело вздохнул. Прислонившись к холодной стене и подбросив красный потёртый мячик в воздух, он подумал о том, что с утра в могильную яму придётся скидывать ещё один труп. Послышался другой оглушающий выстрел, пронёсшийся по всему помещению.?Два трупа?,?— пронеслась мимолётная мысль в голове Уджина.Другой паренёк, что сидел на жёстком грязном матрасе неподалёку, издал звук не то страха, не то боли. Подросток совсем, ещё жизни не видевший, но уже осунувшийся, с пустым взглядом, который когда-то был весел и жив. Парень казался уж слишком бледен и зелен. Болезнь его давно схватила, а дикий холод совсем ему на руку не был. Одного тонкого одеяла ему явно не хватало. Он дрожал всем телом, закутываясь в ткань, и почти плакал от отчаяния. Ещё один парень, сидевший напротив не выдержал больше смотреть на веснушчатое лицо, полное боли. Он встал со своего места и, пересев совсем близко, без слов накрыл парнишку своим одеялом.—?Н-не надо, Ч-чанбин,?— тихо выговорил он.—?Нет, не говори ничего, Феликс, просто не говори,?— выдохнул облако пара Чанбин.Парень по имени Джисон посмотрел на них с лёгким непониманием. В бункерах благородство не ценили. Свою шкуру спасти проще, чем вместе со своей ещё и чью-то, но Хан вспомнил, что у Чанбина когда-то была та самая неземная к Феликсу, а потому прикусил язык и, поёрзав, устроился поудобнее под тёплым боком Минхо, что сонно приобнял его за плечи. Себя за это Джисон не ругал, ведь с Минхо у него были не сотрудничество и не жалость, с ним у него была любовь, а она даже смерть готова принять, только бы быть до конца вместе. Вот Сынмина с Хёнджином?— парней, что спали у колонны в обнимку,?— он не понимал и никогда, наверное, не поймёт. У тех была не любовь, не сотрудничество, да даже не жалость, а какая-то извращённая форма привязанности, которая связывала их верёвкой настолько крепко, что умри один?— второй последовал бы за ним.Джисон ухмыльнулся, прикрыв глаза и уткнувшись в шею Минхо, который обнял покрепче и усадил к себе на колени, чтобы удобнее было. Парень подумал, что это так удивительно. Удивительно то, что все, кто сидел в этом уголку, когда-то были близкими друзьями, которые не разлей вода. А что теперь? Каждый сам за себя. Нашёл себе кого потеплей и греется в объятьях лживого спокойствия. Уджин, пытающийся что-то изменить в совете старшин, Феликс, который медленно умирал, всё ещё надеясь, что Чанбин напоследок его поцелует, сам Со, мечтающий умереть со своим любимым, Хёнджин с Сынмином, трахающиеся друг с другом, но ненавидящие до глубины души и следов удушья на шеи, Джисон и Минхо, в конце концов, уже не верящие в хороший исход их истории. Были ещё двое, но их отношения Хан прочесть не мог.Один из тех двоих?— Чонин?— сидел в тёмном закутке на продавленном матрасе и грязных тряпках, прислонившись спиной к стене. Это было его любимое место. О нём знали все, но никому и в голову не приходило туда соваться. Местечко было маленьким и самым дальним. Если умереть там, то никто никогда тебя больше не найдёт. До туда не доносились звуки из основного помещения, что было настоящим раем для Чонина?— парня, что любил покой и тишину. Ему мир бездушных манекенов, живущих в бункере, был чужд и неприятен. Даже бывшие друзья стали противны своим желанием выжить любой ценной. Стали как эти взрослые, которые убивают друг друга за свои бредовые идеи. Именно поэтому Ян в это место и сбегает постоянно. Чтобы отгородиться от смрада гниющих душ. Обычно он брал припрятанную маленькую свечку в тонкой латунной подставке и зажигал её, подолгу любуясь маленьким языком пламени прямо на ладошке. Единственная радость в бункере. Но сейчас огонёк задуло бы сквозняком из щели в толстой стене совсем недалеко, поэтому Чонин сидел в кромешной тьме, подобрав под себя ноги и положив голову на колени.—?Нини, ты тут? —?позвал тихий и ласковый голос, который Ян узнал бы из тысячи. Парень что-то неопределённо промычал, давая понять, что он здесь, и через секунд из-за угла вышел широкоплечий блондин, что даже в таком месте продолжал искренне улыбаться. Чан положил керосиновую лампу, что принёс с собой, на пол, и сел рядом с Чонином, выуживая и кармана консервную банку и ложку. —?Смотри, что принёс,?— Бан вручил их парню.—?Что это? —?прохрипел Чонин. —?О-о, фасоль? —?выгнул бровь Ян, выдав слабую, но издевательскую улыбку. —?Пища Богов.—?Не жалуйся,?— пихнул Чонина в плечо Чан. —?Не деликатес, конечно, но еда всё-таки. Да и лучшее, что здесь есть. Не сухпаёк хоть. Тебе надо больше есть, а то совсем исхудал.—?В этом месте наесться никогда не представиться возможным. Где банку достал? —?вопрос повис в воздухе. Пока Бан думал, как на него ответить, Ян открыл крышку и зачерпнул ложкой фасоль.—?Отрыл лишнюю на складе,?— всё же ответил Чан.—?М-м, понятно,?— протянул Чонин, прекрасно понимая, что Бан соврал. Ресурсов всегда не хватало, лишнего быть не может, а значит, Чан отдал свою банку. Ян не стал об этом говорить, лишь запихнув ложку себе в рот. —?Как прошло собрание? —?спросил парень лишь для того, чтобы заполнить тишину.—?Карла и Ёнки,?— только и сказал Чан.—?Снова Райан?—?Да,?— нахмурился Бан, сжимая кулаки. —?Будь он неладен. Сказал, что ребята заслужили смерть. Наговорил, будто они хотели нас всех здесь убить,?— Чан поджал губы, но затем смягчился, выдыхая. —?Завтра Карлу и Ёнки сбросят в могильную яму. Придёшь попрощаться?—?Я не был с ними близок, ты знаешь,?— Ян проживал и зачерпнул ещё одну ложку.—?Ты здесь ни с кем не близок,?— покачал головой Чан и мягко улыбнулся. —?Что бы ты делал без меня? —?он слабо щёлкнул Чонина по носу.—?Подыхал бы, наверное, как и все тут,?— безрадостно выдохнул Ян. —?Ах, да, я и так это делаю. Как и все тут.—?Тебе бы побольше оптимизма,?— заломил брови Бан.—?Да какой тут оптимизм, а? —?кисло пробормотал Чонин. —?Не в нашем положении. Посмотри вокруг! Все люди тут страдают, а старшины ничего путного так и не делают.—?Я понимаю,?— Чан покачал головой и приобнял парня за плечи. —?Но впадать в уныние тоже не самый лучший вариант,?— Бан поправил съехавшее с Нини одеяло, хоть и знал, что тот обычно холода словно и не чувствовал вовсе. —?Знаешь, тебе стоит бороться за свою жизнь.—?И стать таким же, как и почти все тут? —?раздражённо ответил Ян. —?Бездушной тварью, пытающейся оторвать лучший кусок? Ты издеваешься?—?Я не это имел в виду, Нини,?— попытался успокоить Чонина Чан.—?Нет, это,?— Ян опустил голову и, отложив банку в сторону, обхватил плечи руками. —?Но я лучше сдохну, чем стану ходить по головам ради своей выгоды.—?Всем что-то надо. В этом нет ничего плохого. Если хочешь, то возьми, но следуя правилам.—?Я не этого хочу,?— сказал как отрезал Чонин.—?А чего же ты тогда хочешь, Чонин? —?задал вопрос Чан, что клинком прошлось между рёбер Яна. —?Скажи мне, и я выполню любое твоё желание. Ты ведь мне очень дорог, знаешь? Я сделаю всё, чтобы ты смог снова улыбаться. Раз ты сам не хочешь это сделать. Чего ты хочешь? —?повторил вопрос Бан.Чонин, кажется, задержал дыхание, потому что кислорода вмиг стало катастрофически не хватать. Он медленно выпустил воздух из лёгкий и также медленно его туда впустил. Конечно, он всегда знал, чего действительно хотел, но его цель казалась слишком неосуществимой. Не в условиях бункера, нет. Сейчас же, когда Чан, такой родной Чан смотрел с немым вопросом, оковы слабости и трусости спали, ударившись об бетонный пол и отдавшись звоном в ушах. Ян, медленно встав, сел к парню и, оседлав его бёдра, положил ледяные ладони ему на шею. Он выдохнул:—?Я хочу тебя.—?Чонин, нет,?— Чан почувствовал, как внутри него что-то оборвалось. Он не это хотел услышать, совсем не это. Бан убрал руки со своей шеи и покачал головой,?— не надо. Это не то, что ты хочешь.—?Это то, чего я правда хочу,?— Чонин прислонился своим лбом ко лбу парня и запустил ледяные ладоней под его футболку. —?Всегда хотел. Мне это нужно Чан,?— дыхание начало сбиваться от дикости этого момента,?— мне нужно тепло. Мне ведь так холодно, ты даже не представляешь. Пожалуйста, я просто хочу почувствовать тепло.Чан взял лицо Чонина в свои ладони, посмотрев ему прямо в усталые, но ещё живые глаза, в которых было такое глубокое море боли, что в нём, казалось, можно захлебнуться. Парень осторожно убрал прядь выцветших красных волос со лба, заставляя сердце Чонина начать биться в бешеном ритме. Во взгляде Чана он увидел доселе невиданное в нём чувство?— сожаление. Ян слабо поджал губы. Ощущение было такое, будто ему одним этим взглядом вспороли грудь. Он не выдержал больше смотреть на это, а потому сам потянулся за первым поцелуем. Бану, ощутившему трепетное прикосновение чужих губ к своим, захотелось задушить себя собственными руками, потому что манящие губы, что так правильно ложились на его, были ему совсем не желанны, но остановить и оттолкнуть парень Чонина не мог, ведь было так по-детски страшно его из-за этого потерять. Ян же целовал неспешно, скорее просто касаясь, и ждал, пока сам Чан проявит инициативу. Чонин прошёлся языком по нижней губе парня, призывая хоть к какому-нибудь действию, потому что ещё чуть-чуть и он бы сам его оттолкнул, но, как правильно понял Чан, оттолкнул бы навсегда. Бан судорожно выдохнул, борясь с собственными мыслями и принимая окончательное решение. Он обнял Яна за талию, прижимая к себе ближе, да так неожиданно, что Чонин охнул, чем Чан и воспользовался, смело проникнув в чужой рот языком, сплетаясь с другим языком. Бан не сразу ощутил жалящие кожу слёзы, текущие из закрытых глаз Чонина, но, заметив, понял, что не одному ему сейчас так тяжело, а потому стал целовать посиневшие, но всё ещё бархатные губы нежнее, будто бы любил Яна как возлюбленного. Чонин сжал ткань футболки на плечах Чана, усаживаясь совсем вплотную и скрещивая ноги за его спиной. Ему было нелегко это делать. Он прекрасно понимал чувства Чана, что относился к нему как к младшему брату, не больше, но поделать с собой ничего не мог. Пустота внутри морозила органы, не давая дышать. Чтобы согреться, ему нужен был огонь, коим Бан для него и являлся.—?Ты уверен, что не пожалеешь об этом? —?Чан, тяжело дыша, отодвинул от себя Яна и постарался переубедить своим вопросом.—?Мне всё ещё холодно,?— только и ответил Чонин, снова увлекая парня в долгий поцелуй без чувств.У Чана горло сдавило невидимой проволокой нарастающей вины, что медленно начала душить, вены резала мысль, что это неправильно, что Чонин ему всегда был младшим братом, а внутри всё плавилось от постыдного желания обладать чужим телом, которое в его руках уже снимало с себя дурацкую и мешающую футболку, оголяя кожу, к которой хотелось прикоснуться губами.Но это была не любовь.Это было желание.Чонин понимал, но продолжал тянуться к тёплому огоньку?— к Чану, выдёргивая ремень из петель его джинсов.Он всё понимал.Но только не знал, как сильно этот огонёк обожжёт его в будущем.