Глава XXIII (1/1)
В окно дробно застучала ветка растущей под окном сосны, смахивая нападавший за ночь снег. Февральские ветра даже в Подмосковье были пронизывающими и Ники часто просыпался от рвущейся в тишину их спальни непогоды. Но теперь она не пугала и не настораживала, напротив, по телу разливалось тепло и спокойствие, ведь непогода там, за окном, а он здесь, рядом с мирно спящим, любимым до боли мужчиной, который всем собой олицетворял умиротворение и безопасность.Коля повернулся в теплых крепких руках. Яша даже во сне старался не отпускать его из своих объятий, чему Коля и не думал противиться. Уткнувшись носом в дурманяще пахнущую терпким мужским ароматом взаимной страсти грудь, Ники улыбнулся, легко поцеловал чуть выше мерно бьющегося сердца и начал излюбленное утреннее занятие?— созерцание расслабленно-спокойного Яши, такого, каким он был только для него.Подумать только, чуть меньше двух месяцев назад Ники проснулся в жутком душевном раздрае. С полным осознанием того, что его жизнь, такая простая и незамысловатая до встречи с Яшей, опять полностью переменилась. Ведь он теперь вспомнил и несчастного юного Николеньку, и не менее несчастного Николая Яновского, и Колю Алова, которому посчастливилось все же услышать слова любви от самого важного человека. Но никто из них не догадывался о том, что спустя столетия именно он станет тем, кому достанет силы разрушить древнее проклятие…Конечно, Ники сбежал, но не от ненависти или страха, а желая в одиночестве уложить в своей голове все эти фантастические вещи, озвучив которые, сложно не сойти за сумасшедшего. Но Николенька в его голове, тот самый Николенька, чье тело?(Ники был в том уверен) так и не нашли, сам сказал ему во сне-видении, что несмотря ни на что отдал бы свою жизнь снова, лишь бы вернуться к любимому Яшеньке, потому что тот был единственным, светлым и отрадным в его серой унылой жизни. И бабушка… Спасти бабушку ему тоже очень хотелось… Умирал Николенька с мыслью о единственном глотке воздуха рядом с любимым. Ники прочувствовал это всем сердцем, как и ужас Николая в московском пожаре, его страх за сестру и практически ежедневные гонимые, но не изгоняемые мысли о поразившем его пылкое воображение мужчине, которого он, не осознавая этого, успел полюбить еще в первые короткие встречи в Петербурге. Сердце Ники обливалось кровью, и рядом с Колей Аловым в оккупированном Руане, слишком похожим на его Яшеньку и одновременно абсолютно иным был мужчина… очень близко видевший смерть и оказавшийся абсолютно не готовым к тому, что любимый, которого еще несколько часов назад он держал за руки, погибнет в шаге от желанного спасения.Всего этого было слишком много для одного юноши, впервые столкнувшегося с необъяснимым, но невыносимо реалистичным видением о… собственном прошлом? Но когда Яша пришел за ним, бледный и дрожащий, готовый принять любое его решение, бесконечно любимый всеми тремя воплощениями Николеньки, Ники желал лишь одного?— никогда больше не отпускать его из своих объятий.А потом они любили друг друга, как и в первый раз… неистово и нежно, проникновенно и трепетно, и Ники наконец прочувствовал, как это?— растворятся в любимом без остатка, доверять ему до самого конца. Он был готов отдать всего себя, лишь бы Яков перестал каяться и касаться его, не дыша. А потому и разговор, тот самый, первый, нужный и важный, начал сам, обходя острые углы. Сам Яков расспрашивал его осторожно, словно боясь, что Ники сбежит, но Ники лишь придвинулся ближе, сжал его руки в собственных ладонях и все стало проще. Так Ники узнал то, чего не мог знать ни Николенька, ни Николай Яновский, ни Коля Алов: о бережно хранимых в старинной шкатулке темного дерева наивных стихах и нательном крестике, о судьбе любимой сестры Оксаны, что вышла замуж за капитана Бинха и прожила с ним долгую счастливую жизнь, о добром и самоотверженном Луи, что обрел свою любовь и семью в далеком жарком Алжире.Единственное, о чем не отважился спросить Ники у любимого, боясь вернуть горечь в их отношения, это судьба бабушки, далеко не простой старушки, чья любовь к внуку страшным образом обратилась против его любимого мучителя. Теперь между ними не было недосказанности и Ники очень надеялся узнать и эту последнюю, тяготившую Николеньку и самого Якова тайну.Еще раз кратко поцеловав крепкое плечо, Ники осторожно выбрался из объятий и из постели, тут же стыдливо заворачиваясь в халат.Взгляд зацепился за собственный портрет, который Яша наотрез отказался убирать с комода, даже когда Ники окончательно перебрался в его спальню.?Ты прекрасен и перестань себя стесняться?,?— говорил любимый, кивая на юношу на портрете. —??Любуйся и дай любоваться мне?.?Но… у тебя же теперь есть оригинал?,?— возражал Ники, улыбаясь своей самой просительно-обворожительной улыбкой.Неизменно получая в ответ хитрый прищур темных глаз и обезоруживающий поцелуй.Коснувшись рукой припухших губ, Ники поспешил в ванну, иначе не удержится и разбудит своего Яшу, который весь вчерашний день трудился на съемочной площадке, а вечером выцеловывывал всего Ники от макушки до пяток жаркой лаской, совсем недавно впервые испробованной на желанном мужчине.Умывшись и одевшись, Ники отправился вниз. Снегопад снегопадом, но прогулку с собаками никто не отменял. И если Сонг, лениво приоткрывший один глаз как только дорогой хозяин спустил ноги с кровати, уютно засопел вновь уже мгновенье спустя и его пришлось подхватывать на руки, то Арес, спавший по другую сторону двери, тут же лизнул ласкающую руку и повел обоих вниз одеваться и выгуливаться.На первом этаже было тепло и тихо, умопомрачительно пахло свежей выпечкой. Значит Марго уже вовсю колдовала на кухне. Живот требовательно заурчал и Ники поспешил на улицу, которая встретила неприветливо: колючим снегом в лицо и северным ветром. Собаки, которым не улыбалось мерзнуть, быстро сделали все свои дела и вместе с хозяином вернулись в теплый дом, где, судя по запахам из духового шкафа, были уже извлечены вожделенные всеми плюшки и ватрушки с творогом.—?Доброе утро. Выглядит так же чудесно, как и пахнет,?— проговорил Ники с восторгом оглядывая свежую выпечку.—?Не замерз, Николенька? —?спросила добрая старушка, ставя перед Ники блюдо с пирожками. —?Метет там.Ники застыл, не донеся до рта чашку со специально для него заваренным душистым чаем с хитрыми травками.?Николенька!?Этого не может быть! Хотя почему не может? Ведь поверил же он всей явленной во сне правде про Якова…—?Бабушка? —?неуверенно произнес Ники, купаясь в уже привычном теплом свете глаз Маргариты Ивановны…***Яков просыпался тяжело и муторно, мимоходом с неудовольствием отмечая, что Ники уже поднялся и сбежал на прогулку. Услужливая как никогда память тут же подсказала, что вчера вечером с ним снова случилась неприятность. Даже не неприятность… скорее конфуз. Что-то немыслимое, ранее не испытанное?— головокружение, неприятное до тошноты, прямо во время чудесного секса с Коленькой чуть не довело его до обморока. Благо тот в пылу страсти ничего не заметил… Яков тяжело поднялся, чувствуя тягостную ломоту в пояснице и неспеша побрел в ванную комнату, где равнодушное зеркало продемонстрировало ему отвратительные мешки под глазами и бросающуюся в глаза седину…Словно за одну ночь он постарел на десятилетие.Ну конечно! От осознания пол опасно накренился, и Яков, ухватившись за раковину, прошептал:—?Старый идиот, думал обмануть вечность? Успокоился… За счастье надо платить!В висках застучало гулкими молоточками.?Ники не должен ничего знать! Даже догадываться! Оформить на него все активы, чтобы никогда и ни в чем не нуждался…?Седину закрасить можно, но всего остального, плохого самочувствия, быстрой утомляемости не скрыть. Яков был рад, что до окончания съемок осталось чуть меньше двух месяцев, скоро всем внимательным, да и не очень, окружающим будут заметны происходящие с ним перемены. Нужно было начать действовать прямо сейчас.Яков снова вгляделся в бездушное невозмутимо-правдивое зеркало, которому не было дела до его бед. Надежда умирает последней… Вдруг можно как-то остановить старение? Иначе зачем все это? Чтобы снова разбить Коле сердце? Чтобы однажды он проснулся рядом со старой развалиной? Даже Провидение не может быть так жестоко.Но ведь у него есть человек, к которому можно обратиться за помощью. Тот самый, что сам заглянул в Вечность и выбрался из-за грани. Марго. А для этого надо сначала рассказать Коле о том, кто же она такая на самом деле.Яков быстро сполоснулся, оделся и спустился вниз.Тихий разговор, непривычно мягкий даже для Марго, он услышал, едва миновав лестницу.—?… Я и в Руане за тобою присматривала, золотко мое, хотя и не было нужды… Яков-то Петрович тогда из панциря своего каменного выбрались и с лаской к тебе.У Якова чуть колени не подогнулись. Это говорила не Марго, а Марфа. Он быстро пересек гостиную и оказался на кухне, где бабушка и внук сидели за столом, не отрываясь глядя друг на друга.—?Та старая дама с туеском меда… —?прошептал Яков, цепляясь ослабевшими вдруг пальцами за косяк кухонной двери.—?Да, соколик, и в Руане я за вами обоими наблюдала,?— подтвердила его подозрения Марго-Марфа. —?Садись-ка завтракать, а то бледен ты больно.Ники обернулся, улыбаясь любимому, и спросил, уже зная ответ:?— Яша, ты про бабушку знал с самого начала?Ответила ему сама Марго:—?Не узнал бы, если бы я сама не открылась… А сейчас кушай и не думай о прошлом, Николенька.Яков же все еще в растрепанных чувствах сел рядом с Ники, но тут же расслабился, почувствовав, как голова любимого мальчика опустилась на его плечо.И пусть осталось ему недолго, главное, что Ники рядом.