Черный не всадник (1/2)
После длинного до невозможности дня, ознаменовавшегося внезапным нападением их трактирщицы на столичных дознавателей, отказом этих дознавателей нормально объяснить, что же произошло и бредом Господина Гоголя о ведьмах и утопленницах, господина полицмейстера ждала еще более хлопотная ночь.
Когда господин Гуро так показательно при товарище отказался прийти на ужин, Александр Христофорович было уже полностью уверился в том, что от гостя ничего хорошего ждать не стоит, и в его отчете точно будет строчка-другая, которая значительно усложнит лично ему жизнь. Однако он не догадывался, что это случится уже через несколько часов.
И теперь, уже под утро, отдав последние приказания и самолично заколотив гроб, чтобы с утра объявить о печальном известии, мужчина наконец дошел до своей хаты. Не зажигая света, все равно знал в ней каждый угол, и не обращая внимания на накрытый еще с вечера стол, прошаркал в дальнюю комнату до кровати, разделся и лег, чтобы забыться коротким, нервным сном.
Снилась ему совершеннейшая околесица из картин его же жизни, тех моментов, когда она оказывалась на волоске от своего вполне логичного для служащего офицера окончания, и совсем уже бредовых картин какого-то странного, явно не русского города с высокими, уродливыми зданиями, людьми в странной одежде и чудовищными агрегатами из железа, несущимися по дорогам.
Выдрался из липких ламп сна он по привычке на рассвете. Еще окутанный сонной хмарью, не совсем понимая, где он, прошелся по комнате, умылся холодной водой из стоявшего тут же кувшина с медным тазом, пригладил торчащие во все стороны волосы, посмотрел в зеркало. Оттуда на него смотрело уставшее лицо, имеющее все отметины суматошного вчерашнего дня. Тяжело вздохнув, он натянул рубашку и портки и пошел на двор по надобности естественной, ну и совершить свой ежедневный ритуал – размяться с оружием в руках. Привычка, оставшаяся со времен кавказской войны, которой он следовал строго, только и позволяла ему держаться в рамках в употреблении спиртного по вечерам и не растерять окончательно навыков старых, заодно и избавиться от приступов дурного настроения, одолевавших его по утрам.
Подхватив ремень с саблей, он прошел через сени и толкнул дверь наружу. Та не издала привычного скрипа и открываться отказалась. Александр Христофорович посмотрел на нее непонимающим взглядом, проверил, что запоры открыты и толкнул еще раз. Положение не поменялось. Зато полицмейстер понял, что выход из хаты подперт чем-то достаточно тяжелым в другой стороны. Утреннее раздражение, привычное, в которое он в эти часы кутался, как в уютный, чуть колючий шарф, всколыхнулось настоящей злобой. Мужчина пихнул дверь с силой, что-то с другой стороны перекатилось, и она приоткрылась достаточно, чтобы офицер смог выбраться на улицу. Александр Христофорович уставился на свой порог, уже обещая про себя если не сослать на каторгу то точно высечь шутника, сотворившего такую глупую шутку, и понял, что дверь его подпирало ни что иное, как чье-то бездыханное на первый взгляд тело.
Многое повидал Александр Христофорович за десять лет службы полицмейстером в глуши, но такого на его порог судьба еще не подкидывала. Человек лежал лицом вниз, длинные темно-каштановые волосы были собраны в высокий хвост, на одном плече держалась торба незнакомого Бинху вида. Мужчина наклонился над телом, оглядел его с боку, потянулся к торбе и стянул ее с плеча. Признаков жизни тело не подавало. Подтолкнув его носком сапога, он перевернул нежданный подарок судьбы и смог разглядеть его уже более внимательно. К его удивлению, это оказалась женщина лет 25. Худое несколько смуглое лицо с высокими скулами навевало неприятные воспоминания о Кавказе, но аккуратный прямой нос и изящные брови говорили о том, что лежащая перед ним явно не из тех мест. На виске виднелись несколько капель крови и ссадина.Женщина была странно одета: пальто прямого кроя, явно по столичной новой моде, из-под него, распахнутого, виднелась странная одежа, полностью обтягивающая тело и мужские портки. Все было черного цвета.
Полицмейстер наклонился, провел пальцами по ткани штанов, показавшейся ему необычной, прижался ухом к груди, услышал медленный размеренный стук сердца, заметил, что из ушей незнакомки торчат какие-то проводки. Дернул один и он выскочил из уха странным кусочком метала, заканчивающимся мягкой затычкой. Проводки соединялись и вели в карман пальто. Бинх потянул за них, и ему в руку вывалился черный же прямоугольник.
Хмыкнув, Александр быстро скрутил проводки и засунул находку в карман. Выругался по старой привычке по-немецки, поднялся на ноги и оглянулся. За забором уже вышла управляться с хозяйством его соседка.-Эй, Марфа, а ну, позови сюда Петро и Ивана, быстро, - отрывисто приказал он. Крестьянка, только что заинтересованно поглядывавшая на двор соседа, бросилась в дом. Еще через несколько минут Петро и Иван, кряжистый худой казак лет 40 и его сын – восемнадцатилетняя оглобля, стояли перед лицом сельского начальства.
-Вот что, берите ее и несите в отделение.
-Лексан Христофорович, - гулко пробасил Петро, - Так может сразу в сарай? Ну куды вы на днях труп-то носили.
-Ты сдурел? Не труп это. Сказано – брать и нести, так бери и неси. Аккуратно только, не добейте.
Казаки, пожав плечами, выполнили приказ, подхватив тело и отправившись в центр села к отделению.
Александр Христофорович, подцепив котомку за удобную, словно специально пришитую небольшую ручку у верха, пошел за ними, осознавая, что лично его тяжелые служебные дни не то, что не закончились, а только начинаются.
В отделении было тихо. Тесак еще не пришел на службе, а казаки охраны мирно курили себе на крыльце и на появление начальства и нового тела отреагировали без особенного интереса.
Войдя в родное отделение, Александр Христофорович минуту подумал, а затем достал ключи и быстро открыл одну из зарешеченных камер:-Сюда ее несите, вон, на скамью укладывайте. Все, свободны.
Дверь за вышедшими казаками он тут же затворил. А сам вошел в клетку и присел на корточки перед лежащей на скамье, рассматривая ее. Лицо с правильными чертами было красивым, но каким-то странным, не позволяло с ходу определить возраст. Однако присмотревшись, он понял, что она дышит, глубоко, спокойно, будто спит. Аккуратно постучал по щеке, но она не среагировала, даже ресницы не дрогнули. Александр Христофорович, отчего-то воровато оглянувшись на входную дверь, быстро прошелся руками по пальто, телу девушки, ногам, выискивая скрытое оружие или письма, но ничего не обнаружил, только связку странных небольших ключей в кармане и да несколько монет, рассованных по разным местам. Их трогать не стал, а ключи забрал.
-Кто же вы такая? А ладно, потом, все потом.
Он уже собрался выходить, но задержался, еще раз внимательно посмотрел и поднял свисающую к полу руку и внимательно осмотрел. Ладонь была длинной, но изящной с тонкими пальцами, явно холеными ногтями, покрытыми каким-то странным прозрачным составом, мягкие, без следов труда.
-Мда, - только и проговорил полицмейстер, отпустил руку, вышел из клетки, тщательно запер ее за собой и уселся на свое привычно место за рабочий стол. Предстояло еще дописать сопроводительные бумаги для гроба столичного дознавателя, выпроводить его надоедливого писаря, отписать отчет в Полтаву, а потом можно и страной женщиной заняться.
Посидев недолго над пустым листом и так и не приступив к работе, он вскочил, пробормотав ругательство, быстро прошел к выходу, высунулся на улицу и отдал стоявшему там казаку приказ притащить в участок Бомгарта, единственного на всю деревню врача с каким-никаким, но профессиональным образованием.
Его Александр Христофорович терпеть не мог из-за вечного пьянства, неумения держать себя в достойном виде и дурацких философствований, но назвать непрофессионалом не мог. А сейчас ему нужен был хоть кто-то, кто сможет сказать, что с этой странной женщиной, а лучше привести ее в себя.
Когда Леопольд Леопольдович, что удивительно на своих двоих, изволил явиться в отделение, и уже с порога начал вещать что-то про свободу личности, Александр Христофорович полностью погрузился в рабочую рутину. Именно поэтому на очередной бубнеж врача он только махнул в сторону клетки, крикнул помощнику:-Тесак, объясни в чем дело, - и выскочил. На постоялом дворе уже стоял примчавшийся из Полтавы экипаж, который должен был увезти с его территории деревянный ящик и припадочного писаря с его сказками об умерших десятилетия назад утопленницах. Возвращался в отделение Александр Христофорович и вовсе уже не в духе. Он-то надеялся, что вместе с гробом и вещами петербургского дознавателя уедет и его малахольный писарь, но тот внезапно встал на дыбы, стал грозиться неприятностями и жалобами в Третье отделение, что никак не прибавляло ему любви Бинха. Сосланный и забытый на краю империи, он изволил уже и этому своему положению радоваться, попритерпевшись. И прекрасно знал, что ничего хорошего из того, что фамилия твоя всплывает в жизни высокого начальства, не происходит. А потому сдался, рассудив, что лучше мелкое беспокойство сейчас, чем большое потом. Тем более, что реальной проблемы Гоголь составить все равно не мог.
В помещении участка его ждал сидящий на стуле для посетителей врач, печально тянущий из его кружки его же водку из припрятанного на дальней полке штофа и что-то пьяно втолковывающий сидящему тут же Тесаку.
-Вы чем здесь занимаетесь? - почти прорычал Александр Христофорович, почти погружаясь в приступ тупой злобы, после того, как заметил, что дверь в камеру, где все также лежала неизвестная женщина, открыта на распашку, - Тесак, почему беспорядок в отделении?
-Простите, Александр Христофорович, - тут же вскочил со своего места помощник и метнулся закрывать замок, - Я ж подумал, что надобности нет. Ну она ж все равно не убегит никуда.