(2) тень на стене, au, pwp, mr. robot!эдвард × эллиот (1/1)

Со стороны может показаться, что между ними что-то вроде любовного треугольника. Тайрелл любит Эллиота. Эллиот любит мистера Робота. Мистер Робот, похоже, пытается втиснуться в кожу Эллиота, перепрограммировать его, чтобы тот ни в коем случае не вспомнил, что мистер Робот это никто иной, как его долбанутый отец, махнувший на прощанье шарфом и отлично сыгравший свою смерть двадцать лет назад.Тайрелла, вроде как, любит роскошная жизнь, фиктивный брак и огромный конгломерат, протянувший свои щупальца ко всем сферам жизни.Для чего это было нужно? Эдвард отвечает: я не хотел, чтобы семья попала под удар, мне пришлось уйти из-за кое-каких глобальных планов и прочее. В действительности, как кажется Эдварду — уходить в тень и правда стоит, когда слишком сильно привязываешься к сыну. К этим острым коленкам, наивным серым глазам, доверчивому сердечку. Вероятно, он стал отцом слишком рано. Или ему вообще не стоило, а прикинуться нормальным с самого начала оказалось плохой идеей.Черт, неужели он разглядел в Тайрелле собственное отражение?Эллиот выглядит по-настоящему обиженным и чертовски горячо, когда обо всем вспоминает. Когда хватает за грудки и толкает к стене. Когда сводит брови, его глаза совсем дикие, не мог же он проникнуться симпатией к странному психопату-анархисту, который оказался его отцом? Эллиот хочет, чтобы он был кем угодно — следствием травмы головы или чудовищем Франкенштейна, собранным из воспоминаний. Из этих рубашек, ладони на колене, спокойного голоса из темноты, несбывшегося ?не оставлю никогда?, запаха попкорна и чего-то робкого, что разрасталось под ребрами.Кто так поступит? Только мудак, вздумавший помереть где-то на улице, точно собака. Он ушел, когда был нужен ему, а сейчас вернулся с предложением обрушить мировую экономику. Не правда ли охуенно?У Эдварда теперь планы по уничтожению E-Corp, он жил с ними около двадцати лет. Успел спутаться с Темной Армией, пусть Белая Роза пока считает Эллиота союзником. Но со временем и с помощью его удивительных детишек, разумеется, долгий путь завершится, а та ?некая группа всемогущих людей?, что управляла всем из своего конференц-зала с панорамным видом на Нью-Йорк, будет повержена.Федералы, конечно, сначала побегают за хакерами, но ничего, Эдвард справлялся и не с таким дерьмом, он, в конце-концов, победил рак. У Федералов есть свои люди, вероятнее всего, которые связаны с Белой Розой... Так будет даже интереснее, придется сделать несколько кругов, но в сухом остатке у них будет возможность спасти мир. Разве не прекрасно?Они втроем перемещаются в Аркаду, чтобы запустить процесс цепной реакции. Уронить первую костяшку, устроить нулевой день.Тайрелл что-то бормочет о богах, как они к ним близки — истинный смысл ускользает. Для Тайрелла смысл в Эллиоте, и он считает себя влюбленным (помните про треугольник?). Эдвард не перебивает его пафосные речи, но и не дает намеков сыну — серьезно, ты не видишь этого, кто из нас тут слепой? Эллиот занят кодом, у него впереди тяжелая ночь, а Тайрелл нужен чтобы оказаться внутри системы.

Яркие всполохи окрашивают стены смущенной фуксией, ядовитым зеленым и солнечно-желтым. Старые игровые автоматы зазывающе пищат, а экраны соблазняют надписью ?нажать старт?. Эдвард зачерпывает уже второй стакан попкорна, его хруст повторяет спокойное клацанье клавиш.У Эллиота невозможно вызвать раздражение, пара дней проходит в обоюдном молчании.То есть Эдвард даже не пытается завязать ниточку разговора, в те редкие моменты, когда Эллиот отрывает взгляд от монитора. И что ему говорить? Прости, сын, я (дважды) проебался, мне нужно было обо всем рассказать сразу и молиться, чтобы ничего не пошло по пизде, а Эллиот сидел бы с каменным лицом и слушал. Чтобы вновь отвернуться к компьютеру.— Мне очень жаль.— Жаль, что ты бросил меня? Круто.— Пока в некоторые вещи тебя просвещать рано.— Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, как Шейла!— Мы могли бы... Позвать Дарлин?— А я мог бы съездить тебе по роже.— Послушай, малыш, тебе не мешает передохнуть.— Прости, па, у меня тут твои планы по уничтожению Звезды Смерти.Временами Эллиот переключается с этой обстановки и мысленно перемещается в кабинет к Кристе. Что бы он ей сказал? Что-нибудь вроде: вы знаете — начал издалека — внезапно выяснилось, что мой отец жив. Он оказался хакером-анархистом, хочет видеть мир в огне, и это у меня-то проблемы.Что Эллиот не стал бы говорить точно — как испытывает к отцу некое чувство, кроме бурлящей в нем ярости. Да, он использовал его, использовал Тайрелла, Дарлин, всех, кого собрал вокруг себя. Но с другой стороны был чертовски близко все это время, а Эллиот снова доверился ему, точно мальчишка.Между ними сейчас холодная война, а Тайрелл, иногда заглядывающий в монитор, выступает в роли невольного посредника. У него были проблемы с отцом, и какая-то часть Эдварда умиляется от этого совпадения. Он так упорно взбирался по карьерной лестнице, хорошо вписался в планы, Прайс не зря поставил на него. Филипп еще разыграет свою карту, но позже, а пока Эллиоту действительно не время знать. План, будучи очень хрупким, держался на судьбах нескольких несчастных детей.Эллиот поднимается, чтобы потянуться как следует: хрустит шейными позвонками, разгибает спину и пальцы. У него всего одна попытка, и все обязано пройти безупречно. Тайрелл приносит стакан газировки, а аромат свежего попкорна дразнит голодный желудок. Эллиот готов молчать всю оставшуюся жизнь, стараясь не смотреть в отцовскую сторону, но изводить его — тоже своего рода удовольствие. Эдвард заглядывает в скелет кода, пока Эллиот записывает новое видео. Тени за спиной меняют свое положение, и Эдвард отступает от столов с компьютерами. Электричество в проводах, что сплетались над головой, едва слышно гудит, совсем скоро они устроят свою резню.Вновь проведя часы за компьютером в статичном положении, у Эллиота начинают болеть глаза. В аркаде практически тихо: лишь шум компьютерных кулеров перебивается редкими сигналами игровых автоматов. Ни шагов или голосов Эллиот возле себя не слышит. Вероятно оба его спутника сидели или даже задремали по углам, но опускать взгляд на циферблат в углу Эллиоту без нужды. Зачем знать, сколько дней прошло, какого хуя он вообще... Продолжает это все? Эллиот ловит себя на том, что раз отец жив ему, в общем-то, можно больше ничего не делать. Он прямо сейчас сотрет код, скажет Тайреллу: прости, чувак, это был пранк, — и вернется к себе домой. Эта мысль несколько развеселила его, Эллиот даже приободрился.Пространство зала обманчиво велико: в темное время суток не разобрать совсем что происходит на разных его концах. Углы заставлены, здесь хорошо играть в прятки. Кажется Тайрелл проходил мимо столов и растворился в розовой дымке между коробок автоматов у противоположной стены.Отца Эллиот замечал, наоборот, возле входной двери, он крутился с попкорном. Странное чувство тоски наваливается на него, хотя тревожность вроде бы не навещала уже давно. Он всматривается в силуэты на стенах, чтобы расслабить глаза и заодно представить, что сейчас здесь не один. Возможно, и Тайрелл нисколько не реален, а мистера Робота совсем не существует — только плод его фантазии, призрачное воспоминание.Какое было последнее воспоминание об отце?Непроглядная ночь, открывшаяся дверь и косая тень, упавшая на постель. В тот февральский день он ушел, а через две недели нашли тело. Сейчас Эллиот знает, что подделать можно все: от номера соцстраха до экспертизы ДНК.Эллиот обнимает себя руками, трет плечи. Он запрокидывает голову, ведет шеей и вздрагивает от внезапного звука шагов позади. Эдвард подходит со спины, наклоняется к экрану, строки кода отражаются на стеклах его очков.— Ты молодец, малыш.Эллиот хочет вернуть руки на клавиатуру, проигнорировав отца, но вместо этого пытается подняться.— Я думал, что ты мертв. Двадцать лет.Они стоят напротив друг друга, и никто из них не знает, какие должны быть алгоритмы: подойти или ударить, обнять или уйти, сказать что-то еще? Но что?Эллиот и в правду был гениальным мальчиком, Эдвард заметил это с самого начала. Он всегда казался несколько отстраненным в плане эмпатии, может, все-таки что-то вроде Аспергера?— Я не хотел навредить тебе, — лучше часть правды, чем вся, считает Эдвард, сыну вовсе не обязательно знать, что временами хотелось посадить его в машину и увезти далеко-далеко.— Ты отлично справился, черт возьми, а теперь иди нахуй.Эллиоту хочется выйти наружу, подышать соленым воздухом и выкурить сигарету, но для этого придется пройти мимо отца. Поэтому просто прислоняется к столу, ожидая, что тому надоест и он сам уйдет.Эдвард, качнувшись на мысках, действительно готов уже повернуться, чтобы снова забиться в угол и дожидаться пока завершится первая фаза, но вместо этого рывком приближается к Эллиоту, накрывает его рот поцелуем.Эллиот замирает на долю секунды, успевает собрать куртку в кулак и интуитивно повернуть голову, чтобы не столкнуться с оправой очков. Время замирает и, право слово, это был отчаянный шаг, безумный и недопустимый. Эллиот не из тех людей, кому важна эмоциональная составляющая или телесный контакт. Они отлично трахали друг другу мозги три месяца, черт, самая волшебная весна в его жизни. Кто-то ради него DDoS’ил на Корпорацию Зла, кто-то тащил его за дозой в притон, кто-то надеялся на него.— Я никогда раньше...— Я знаю.Эллиот оказывается бедрами на столешнице, монитор засвечивает спину, а поцелуй сходит на нет, словно его и не было.— По сути, — Эдвард быстро облизывает губы, откашливается и понижает тон голоса до сексуального шепота, — это тоже самое, как с девушкой, да? Только...— Ты колючий, — Эллиот улыбается блаженно, пока отцовские ладони проходятся вдоль бедер. Они разводят колени, это позволяет Эдварду оказаться еще ближе.— И как давно ты хотел?..— Боялся, что Тайрелл меня опередит.Они перешептываются, точно как в первые дни их знакомства и нахождения Эллиота в заброшенной аркаде.— Мудак, — легкий удар кулаком по плечу, — ты должен был сказать, что не хотел меня принуждать.— Положа ладонь на сердце: так и есть, малыш.Эллиот на пробу ерошит отцовские волосы, мажет тыльной стороной ладони по щеке и неловко обнимает за шею. Теплый, материальный, у него щемит где-то в груди. Эллиот усмехается, как же мистер Робот поимел его: вероятно, и дальше бы скрывал свою личность, не скажи ему Дарлин, кто она такая. Вообще здорово вышло, три месяца назад у него не было никого, а сейчас целый отец и крутая сестра. И с обоими из них он успел поцеловаться. Все же Эллиот безумный, вновь открылись стороны его жизни, которые не расскажешь психотерапевту. Он пробует ступней нащупать пол и те самые свои слова о том, как был близок с отцом. Очень близок. Они же не занимались ничем таким, правда?— Наверное, мне нужно вернуться за компьютер, — пытается предложить здравую мысль Эллиот.— Ты уверен? — ладони отца по-прежнему лежат на бедрах. — То есть, ты хочешь, да, это...Эллиот затыкает болтливый рот поцелуем. Он пытается привыкнуть к тому, как царапает щетина, или как тянет внизу живота, главное, этот чтобы не болтал, пока от уверенности не осталось и следа.— Что ты там говорил про отдохнуть?Ему нравится это место на самом деле. Оно пропиталось счастливыми запахами детства: чуть соленого воздуха, попкорн, затхлость, которую встречаешь в кинотеатре, отцовском магазине. Смешно ли, он чувствует себя здесь гораздо комфортнее, чем, скажем, в своей минималистично обставленной квартире с несколькими замками на двери.Эдвард понимает его без лишних слов и отступает куда-то в сторону. Эллиот нетерпеливо елозит, пока он не видит, пробует собрать всю свою храбрость в кулак, у него совсем вылетает из головы, что они в зале не одни.Тени, которые видит Тайрелл, сложно не принять за мужские силуэты. Он склоняет голову на бок, чтобы удостовериться в одном — глаза его не обманывают. Это действительно Эллиот и... проклятый Мистер Робот, кем бы он там ни был. Оцепенение сковывает Тайрелла, а первоначальный его порыв — ворваться туда и узнать, почему они притихли, сходит на нет. Он сверлит стену взглядом, а тень дрожит, расплывается перед глазами.Эллиот шепчет куда-то в шею.— Черт, мне нужно... Больше.Пальцы расстегивают ремень джинс, и ладонь оказывается под бельем. Он до конца не уверен, что это все не сон, не последствие передоза, но Эллиот оглаживает пальцами член, осторожно и боясь что-то сделать не так.Жар в груди нарастает, оплавляет внутренности и падает каплями жидкого металла вниз, отчего думать становится тяжелее. Эллиот не компьютер, не машина, но логика с отцом иногда не срабатывала, а он всегда умел запустить пальцы в его провода и что-нибудь изменить. У Эллиота стояк, а он жадно вдыхает запах с кожи отца, что замер совсем неподвижно.— И я до сих пор нравлюсь тебе?— Что, прости?Голос Эдварда звучит глухо: сам едва справляется с возбуждением.— Ну, знаешь, — Эллиот жмет плечами, состроив шутливое недоумение, — я больше не тот мягкий ребенок, или кого вы там предпочитаете?— Ты ходишь по охуенно тонкому льду, малыш.Эдвард находит какой-то аналог лубриканта, и мазь по началу здорово согревает. Эллиот не помнит, когда отец, прекратив поцелуи, спустил его джинсы, когда усадил ягодицами дальше на стол, когда начал растягивать. Смутное воспоминание почему-то всплыло — должно быть так тщательно досматривают полицейские на предмет запрещенных веществ, но ему не известно, откуда такая информация нашлась в его голове. Единственная острая мысль бьется, за которую он цепляется: а достаточно ли красив для отца, ну, он должен бы осудить себя за подобное, но может лишь сжимать ладонями край стола, пока пальцы хозяйничают внутри него. Это по большей части неприятно, но ему плевать, на самом деле, лишь бы отец был рядом с ним, а не где-то. Может это даже не мазь, а какой-нибудь крем Дарлин — или, возможно, Трентон — однако Эллиота поражает разрядом, стоит подушечкам надавить на бугорок внутри.— Что это?..Он ощущает себя ослепшим, для удобства привстав и сам не замечает, как поддается навстречу руке. Новое ощущение вызывает дрожь в коленях, сухость во рту, а жар, скопившийся в паху, становится невыносимым. Чем бы не была их смазка — отец не жалеет ее, она стекает по его запястью. Эдвард успел скинуть куртку, закатать левый рукав чертовски не зря. Он основательно готовит Эллиота, простата под пальцами набухает, и в какой-то момент, смазав и себя, Эдвард больше не в силах ждать.Член туго входит в смуглый зад, с языка Эллиота снова срывается попытка перекрыть нервное переживание.— Черт, даже не знаю, больше ли у меня теперь, хотя смуглые члены всегда большие, ты знаешь?У Эллиота нет привычки кусать губы, он достаточно осторожно пережил вторжение пальцев в себя — охал, подпрыгивал, потом сорвался на короткий вскрик, когда Эдвард дошел до простаты, но член это другое. Эллиот шипит, цепляясь за плечи, просто потерпи, потерпи, станет легче потом, и Эдвард действительно почти сразу выходит. Эллиот сопит усердно, пытаясь рассмотреть, что происходит снизу, но Эдвард берет за подбородок.— Расслабься. Не зажимайся. Представь, что ты под кайфом.На лице Эллиота мелькает непонимание, он весь дрожит от нетерпения, системы внутри выходят из строя, точно его опустили в расплавленный до жидкого огня металл. Ему нужно сделать усилие над собой, он такой упрямый, но спустя пару толчков, кажется, все же слушается.Вытянутые тени, которые искажены искусственным освещением, начинают свой танец. Это зрелище гипнотизирует Тайрелла, до сих пор не понятно — кто из них кто, только руки, которые притягивают ближе за бедра, голова запрокидывается в беззвучном стоне.Со стороны едва удается разобрать что-то: гудящая проводка, работают шумные легкие системников, еще внезапные восьмибитные трели автоматов.Эллиот вновь цепляется ладонями, уже влажными, за край стола, пока Эдвард, после размеренных толчков, начинает входить на всю длину. Он охает сдержанно под липкие хлопки, кожа, пропитанная потом, нехотя отстает. Эллиот не жалеет ни о чем, хотя немного тревожится, что стол под ним развалится, или отец окажется иллюзией — и Эллиот сейчас просто трахал воздух, но очередной разряд озаряет сознание неоновым взрывом. Головка попадает по простате, а крепкие руки удерживают за бедра, и Эллиоту не страшно. Пожалуй, так и есть, он пытается вторить ритму бедер, сдерживая стоны за плотно стиснутыми губами. Начиная понимать, как он хочет, Эллиот обхватывает ногами, сжимает внутри себя. Это явно не дело одного раза, всему нужно учиться, но когда предел сил кажется близким — отцовская ладонь ложится на член, очевидно, не давая кончить раньше времени. Эллиот чувствует себя странно, но это приятная странность — отец рядом, он направляет, держит, его член скользит внутри, и так хорошо, спокойно, вдыхать запах его рубашки, утыкаясь лицом в плечо, повиснув на шее. Ритм ломается, набирает скорость, Эллиот выпускает из себя низкий стон, когда член, головку которого отец дразнил большим пальцем, выбрызгивает сперму на черную футболку под худи. Эллиот дышит тяжело, а отец, похоже, закончил раньше, и прямо в него, внутри какое-то тепло и ему не помешало бы вытереться.Заправившись, Эдвард снова пропадает из поля зрения, возвращается с пачкой салфеток и приводит Эллиота в порядок, не пропуская ни одного участка кожи. Он протирает даже стол, затем деловито поправляет очки и улыбается сыну.Эллиот цепко хватает за запястье.— Не уходи.Грудь по-прежнему ходит ходуном, он сидит со спущенными до лодыжек джинсами, а сердце застряло в гортани, но с силой притягивает к себе.— Я буду вместе с тобой до самого конца.Эдвард идет к ведру, чтобы выбросить салфетки и весело усмехается, когда наталкивается на замеревшую статую Тайрелла.— Теперь все в порядке, — он хлопает Уэллика по плечу, — случилась небольшая заминка, но сейчас Эллиот готов вернуться к работе.Тайрелл кивает, и он почему-то обнаруживает себя вспотевшим в чертовом костюме.Эдвард считает, что некоторые вещи лучше оставить недосказанными.