Глава 23. Хорошие люди. (1/1)

Автомобиль остановился около двухэтажного домика, растрескав шинами обмерзшие маленькие лужицы. Ким приоткрыл глаза, бросая косой взгляд в окно, около которого сидел. Сквозь темное стекло легкими очертаниями проглядывался околоцентральный район — новые домики за высокими заборами, светящиеся живым светом чужих жизней в окнах, и проезжающие вглубь по маленьким улочкам личные автомобили местных обитателей. Нужный сейчас дом стоял на самой окраине, открытый пронзительному зимнему ветру и глядящий окнами на здания бизнес-центров по соседству.- Хорошего Вам вечера,- пробормотал таксист машинально, когда хлопнула, закрываясь, одна из дверей задних сидений. Хунсок тихо вздохнул, тоже открывая свою дверь и выходя. Холодный воздух окутал серой шалью, вытесняя крохи тепла автомобиля и возвращая в декабрьский вечер. Над головой, сквозь облака, робко проглядывали звезды. Тут, в центре города, их было еще меньше, и свет неона города практически заглушал их. Но все же где-то вдалеке они мерцали. Они или, быть может, самолеты аэропорта Кудама.Такси плавно дернулось и поехало дальше по улице, пропадая за углом и напоследок мерцая поворотными сигналами. Ким с какой-то грустью проводил его взглядом, а потом поднял глаза на стоящий рядом дом. Все тот же пустой и безжизненный двор, обзаведшийся разве что пакетами с пустыми контейнерами из-под еды около калитки, все те же зашторенные окна, из которых легким ореолом пробивался свет. Банда с Чхунчхона уже вернулась домой после изнуряюще трудного рабочего дня, полного безделья и вынужденной отсидки в здании офиса, и расслаблялась, как могла. А завтра уже пятница, надо было подготавливаться к выходным по максимуму. Беспечные люди, словно дети, живущие в своем мире.Начальник подошел ближе, шумно выдыхая и пряча руки в карманы куртки. Выглядел он странно усталым, будто сам за сегодня пережил всю нервотрепку, что случилась с его подчиненными. За время поездки в такси директор выглядел задумчивым, даже словно бы выпавшим из этого мира, машинально почесывающим подбородок и вовсе не обращающим внимание на все, что происходило вокруг. И не то чтобы Киму было не интересно, о чем думал этот человек. Ему скорее хотелось знать, что делать дальше. И чтобы кто-то решил это за него, просто дал указание и повернул в нужную сторону, мягко подтолкнув в спину. Как делали с детьми их родители.- У тебя остался кто-нибудь еще?- тоже бросив взгляд на стоящий позади дом, поинтересовался Хван негромко. Голос его уже не пульсировал бравадой, как у полицейского участка, а скорее был личным, спокойным. Настоящим, если можно было бы так сказать про чужой голос. Но это слово скорее подходило к тому человеку, что Хунсок видел сейчас. Уставший, обеспокоенный, озабоченный проблемами других, желающий помочь. Настоящий.Парень отрицательно помотал головой. Никого больше не осталось. Даже какого-нибудь глупого домашнего питомца, которого заводят для иллюзии семейного уюта или для заполнения тишины в доме. Хоть прямо сейчас можно умереть, и никто не заметит. На миг Хунсок даже едва слышно хмыкнул — по сути, наверное, в этом и будет его план на ближайшие пару дней. Пойти к русским и, возможно, умереть. Но сначала достать Годзяева.Директор молча хлопнул по плечу, и чем-то этот жест был похож на тот, с которым прощалась Донджа. Только если она сказала что-то вслух, то Хван обошелся одним лишь касанием. Но всё то же сожаление о чужой потере чувствовалось в воздухе. И, когда Ким поднял глаза на стоявшего рядом, то успел заметить что-то еще. Что-то очень похожее на беспричинную вину — столь знакомое для него самого, привыкшего брать на себя ответственность, чувство. Вот только с чего начальнику это чувствовать сейчас.- Отбой до завтра,- махнул Чхольбом рукой, бросив последний взгляд на дом и на стоявшего рядом парня. И, развернувшись, неспешно пошел вниз по улице по направлению к высотке собственного жилища. Свет фонарей выхватывал темную и расслабленную фигуру, будто полностью уверенную во всем, что делает. И сложно было не заражаться этой уверенностью. Даже Хунсок на миг подумал, что наверное, не так все плохо. Но потом лишь помотал головой и, вздохнув, толкнул незапертую калитку дома.Дверь оказалась закрыта, когда Ким пару раз дернул за ручку. Замок пощелкал в двери, но, кажется, никто внутри этого не услышал. С тяжелым вздохом парень пару раз ударил кулаком по деревянному полотну, чувствуя, как вся усталость сегодняшнего дня буквально дышит ему в спину. Кажется, еще немного, и он просто упадет на кровать до следующего дня. Вот только до родной кровати так далеко, а он отчего-то стоит на пороге чужого дома.Теплый свет ламп коридора залил небольшое крыльцо, делая его чуть более живым и хотя бы освещенным. Недовольное лицо Чаннёна, открывшего дверь, быстро переменилось на удивленное. Кажется, он, да и банда в целом, гостей не ждали. И Ким, в общем-то, их понимал и был готов уйти, но довольно быстро чужое выражение лица снова изменилось. На этот раз на какое-то непонятное, будто чем-то опечаленное или обеспокоенное.- Давай, заходи, чего встал,- пробурчал старший, распахивая дверь пошире и отходя внутрь дома.- Холодно же...Внутри маленького островка чужой безопасной жизни все было также, как и вчера. Тепло и ярко пахло домашней едой, слышалась чужая болтовня и редкое чавканье, где-то шумел телевизор с его типичными вечерними дорамами. Простая жизнь, расслабленная и стоящая в стороне ото всех проблем. И после столь длинного и сложного дня почему-то это казалось ненастоящим, несуществующим. Как будто это просто галлюцинация постепенно сходящего с ума сознания.- Тебе надо выпить,- уверенно кивнул Чаннён, глядя на растерянное и отсутствующее выражение лица их гостя.- Идем наверх. Тут сейчас начнется вечернее шоу по телику, шумно будет...По телевизору заиграла рекламная мелодия, разговоры стали громче и веселее. Ким поморщился, соглашаясь, что шум сейчас это не то, что нужно. И правда, хотелось уединения и пустоты, чтобы понять, что вообще происходит. А алкоголь, кто знает, может оказаться хорошим спутником. Напиться до беспамятства тоже вариант, если все пойдет совсем плохо.Хунсок первым поднялся на второй этаж, краем уха слушая, как сзади позвякивает бутылками старший, что-то ворчащий насчет неблагодарных и быстро все съедающих ребят. Здесь, в некой тишине и спокойствии отгороженной части дома, было спокойнее, а личные покои старшего вовсе казались островком еще одной другой жизни посреди этого дома.- Последнее время столько всякого происходит,- вздохнул Чаннён, осторожно выдвигая ногой маленький столик из угла и ставя его в центр комнаты. Ким молчаливо плюхнулся на пол, опираясь локтями на колени и устало прикрывая глаза. Тонко звякнуло стекло бутылок, поставленных на дерево столешницы, полно плюхнулась коробка, набитая какой-то едой. Кажется, они забыли взять хоть какие стаканы, но у них здесь и не торжественный прием, чтобы кичится правилами этикета. Хоть какими правилами вообще.Чаннён толкнул одну бутылку в сторону гостя, открывая свою и чуть заметно морщась от яркого запаха алкоголя. Какую-то чашку он все же себе нашел, но Хунсок в несколько движений сорвал запечатанную крышку, а потом жадными глотками опустошил маленькую бутылочку практически наполовину.Соджу ударила в голову терпкой и душистой волной, обжигая горло и грудь. Прохладный воздух комнаты на миг стал очень горячим, а мысли как-то отхлынули, оставляя вместо себя пустоту и глухую, заунывную тоску. Последние ниточки, удерживающие сознание в относительно трезвом и холодном состоянии, лопнули, и на голову упало осознание, будто тяжелый камень, свалившийся с горы.Он теперь совсем один. Больше некому заботиться о нем и переживать, некому ждать по вечерам дома. Никто не будет ворчать за забытый на кухне обед, за оставленный включенным свет и за долгие бессонные ночи. Не с кем будет прогуляться по парку в теплый осенний денек, не с кем готовить вместе на кухне, не с кем раз в год возвращаться в Йосу и ходить в колумбарий к урне с прахом отца. Все то, что наполняло жизнь Хунсока хоть какой-то человечностью, живостью, смыслом — все пропало вместе с человеком, для которого он это делал.

Вместе с его матерью, которую убили из-за него.По щекам потекли горячие слезы, обжигая кожу, но и стараясь как-то ослабить рвущееся и беснующееся внутри чувство невозвратности произошедшего. Парень всхлипнул, судорожно втягивая носом воздух и закрывая лицо руками. Все тело потряхивало от рыданий, а горло сжимало, будто чьей-то рукой. И хоть от алкоголя сознание немного затуманилось, но все же не так сильно, чтобы помочь принять потерю без страданий.Старший грустно вздохнул, самостоятельно наливая соджу в кружку и тоже залпом выпивая. Чаннён все же был эмпатичным человеком, хоть это и сложно было сказать по его внешнему виду, да и в принципе по тому, как помощник босса себя вел. Он прекрасно понимал и чувствовал, когда люди злятся, грустят, волнуются или радуются, просто редко придавал этому значение и не так часто обращал на это внимание. На многих старшему просто было наплевать — практически всех людей за пределами банды он считал сошками, недостойными того, чтобы думать о них лишний раз, но вот внутри своей маленькой банды он все же был внимательнее к другим. И не только потому, что они чаще пересекались и больше проводили времени вместе, но и потому, что они и правда были как семья.Сам Чаннён близких никогда не терял. По крайней мере, в сознательном возрасте — отец ушел из семьи еще тогда, когда ребенок едва научился поднимать голову, и изредка родителя можно было увидеть на улицах их маленького городка. И жизнь у помощника босса складывалась весьма легкая, радостная. Не считая иногда возникающие лишения и тяготы, драки и избиения, Чаннён все же мог назвать себя счастливым. Конечно, были трудности. Но всегда они были решаемы и были те, кто помогал их решать. А смерть... Смерть, увы, конечна и ничем не исправляема.И оттого сказать ему было нечего. А, понимая хотя бы сотые доли боли человека, потерявшего что-то столь ценное, важное, дорогое, как маму, Чаннёну просто было жаль такого еще молодого Кима. Но не понимал, что делать с этим и как помочь. Как-то никто во дворах Пуё не рассказывал, как правильно себя вести со скорбящими людьми. Поэтому он просто молчал, разглядывая то пол, то стены, изредка отпивая из кружки с соджу. Гнетущее чувство одиночества и потери выбивали из головы все шутки и какие-то простые слова, которыми можно было поддержать друг друга. За окном завыл декабрьский ветер, перекликаясь своим воем с тихой дрожью и всхлипываниями молодого парня.Тишина отражалась от стен комнаты, тихо дрожа вместе с чужим сбитым дыханием, всхлипами и попытками втянуть в себя воздух. Лампа гудела над головами, а откуда-то снизу, далеко-далеко, доносились звуки телевизора и разговоров. Хунсок в последний раз шмыгнул носом, зло вытирая рукавами рубашки мокрое от слез лицо и наконец выпрямляясь. Он будто свернулся в комок, когда плакал, желая спрятаться от мира вокруг и почувствовать себя защищенным, и только сейчас это заметил. А старший тактично ничего не сказал, только подтолкнул наполовину опустошенную бутылку поближе к гостю.- Ты... Не парься так...- помощник босса кашлянул, пытаясь то ли совладать с сухостью и першением алкоголя в горле, то ли сбавить градус молчаливого напряжения в воздухе.- Хван тебе поможет!..Ким как-то нервно кивнул, беря бутылку и отпивая еще. Глаза у него были красными из-за слез, но лицо хотя бы перестало выглядеть столь мертвенно-спокойным. Теперь парень снова походил не на того, кто в состоянии аффекта собственными руками убил человека, а на простого ребенка, столкнувшегося с такими большими проблемами. И так Чаннён чувствовал себя намного более уютно. Все же, каким бы сам он ни был бандитом, хулиганом и так далее, настоящих, хладнокровных убийц, которые действительно лишали людей жизней ни за что, он побаивался. В их банде такое все же не было принято.- Тебе он тоже помогал?..- вдруг спросил Ким, вытирая блестящие от слез щеки. Голос у него был хриплым, будто парень кричал несколько минут к ряду, но, кажется, сознание более или менее вернулось в норму. Старший плеснул себе в чашку соджу и задумчиво посмотрел в прозрачные глубины алкоголя.- Он всем нам помогал,- как-то немного рассеянно протянул Чаннён, но поспешно добавил.- Хоть я и сам все, конечно, устраивал. Дела там всякие, разборки...Хунсок только хмыкнул в ответ, легко покачав бутылкой и заставляя жидкость внутри плавно колыхаться, накатывая волнами на зеленые стеклянные стенки. Отчего-то на языке осела горькость чужих слов. Будто зависть тому, что у кого-то все хорошо. Но он помотал головой и лишь снова отпил соджу. Алкоголь приятно туманил сознание и помогал аккуратно стирать непереносимое горе, заменяя его на пустоту и мысли ни о чем.- Для бандита он... Слишком добрый,- пробормотал Ким то, что волновало его несколько дней. Не так сильно, конечно, чтобы переживать об этом, но все же то и дело в голове подобные мысли всплывали. Странно было видеть того, кого все считали бандитом, головорезом и чуть ли не великим злом, каким-то... Таким. Вовсе не глупо злобным и безрассудно ненавидящим, а обычным. Может, жестким, вспыльчивым, скоропалительным на решения, но в то же время и понимающим, волнующимся об общем деле и не забывающим о других. И Хунсок не понимал, почему его это так задевало. Может потому, что напоминало то, как с другими детьми обращались их отцы. На которых он всегда смотрел с какой-то потаенной завистью.- Он ведь тоже человек,- как-то одновременно и просто, и сложно ответил Чаннён, отпивая новый глоток из чашки.- Не сволочь, как некоторые.С явным намеком в сторону Годзяева и еще парочки бандитов пробурчал он, а Ким согласно кивнул и снова отпил из бутылки. Да, наверное, им просто повезло встретить не худшего человека, в их ситуации. Хоть и, конечно, можно было жить обычной жизнью с обычной работой и самым обычным директором, но это казалось таким скучным и обыденным. Чем-то, что не удовлетворяет внутреннее желание реализоваться крупно, масштабно. Получить от жизни все возможное, чтобы прожить ее счастливо.- За хороших людей,- протянул старший чашку с алкоголем в этом своеобразном первом тосте. Хунсок тихо хмыкнул и легко стукнулся горлышком бутылки о керамический ободок. Пусть вокруг все плохое, но это не мешает вспоминать о хороших людях. О боссе, о банде, о работниках фирмы, о Чаннёне. И о матери.Время медленно капало, отражаясь в свете фонарей, бьющих в окно, да в воцарившей в доме тишине. Бутылки тихо звенели, иногда сталкиваясь между собой или же с кружкой, с глухим стуком отставляясь в сторону при опустении. Редкие слова и недолгие разговоры разрушали покой комнаты, звуча просто для успокоения и касаясь о чего-то отстраненного. Прошлого, дел, города и его управляющих — ни о том, что беспокоило и тревожило бы обоих. Слишком уж много за день произошло того, что рисковало отложиться в памяти надолго, и стоило хотя бы постараться это все забыть.Да и встреча эта была скорее вынужденная, нежели добровольная. Им обоим просто нужен был кто-то, с кем можно выпить, а вариантов особо и не было. Как у Чаннёна, только недавно приехавшего в этот город и в принципе плохо заводившего друзей с приятелями, так и у Хунсока, оставшегося в одиночестве и совсем не умеющего заводить друзей. Дом постепенно погружался в тишину ночи, окутывающей город, из минут складывались часы. Пустые бутылки убирались в сторону, закуска уже практически кончилась, а повисшая тишина была полна какой-то странной грусти.Чаннён подпер ладонью щеку, пьяно разглядывая потолок и стены собственной комнаты. Такая небольшая, чистая, практически столь же безликая, как и весь дом, комнатка с гигантской кроватью. Только шкаф набит одеждой, а на небольшом трюмо стоят его дипломы и награды еще со времен детства. Как же он мог оставить их в Пуё и не взять в это, быть может, вечное путешествие в Кудам.Плавающий взгляд упал на сидящего напротив парня, также задумчиво изучающего остатки соджу в своей бутылке и напоминающего черное пятно на лице комнаты.- Какой ты все-таки бесявый...- практически с улыбкой вздохнув, протянул старший. Мысль эта крутилась в голове уже несколько дней, а под градусом помощник босса совсем не умел держать язык за зубами. И готов был говорить любую правду, которая только обитала в его голове, даже не задумываясь о личности того, кому он ее говорит, и о последствиях.Ким отвлекся от собственных мыслей, моргая и отставляя в сторону бутылку. Алкоголь в его крови уже явно превалировал над здравым смыслом и остальными понятиями, а потому даже смысл чужих слов доходил медленно. Парень поднял на Чаннёна взгляд, а потом также подпер рукой подбородок. На пьяном лице вдруг засияла улыбка, такая радостная и такая детская, с милыми ямочками на щеках и жмурящимися глазами.- Ты тоже та-а-а-ак меня бесишь!..- шумно выдохнул Хунсок, глядя на чужое лицо. Сидящий напротив удивленно поднял брови, придавая себе какое-то неуловимое сходство с карпом, выброшенным на берег, а потом вдруг громко рассмеялся, скатываясь в веселое пьяное хихиканье. Ясный дробный звук прокатился по комнате, исчезая в углах и эхом отдаваясь в стеклах. Ким хихикнул в ответ, притягивая к себе обратно бутылку. Он хоть и не привык говорить правду в глаза, даже в таком состоянии отдавая себе отчет о том, что и кому он говорит, но сейчас просто хотелось высказать то, что было на душе. А раздражение в сторону расхлябанного, инфантильного и ленивого помощника босса копилось еще с первых часов их первой встречи.Старший отсмеялся, растрепывая короткие волосы на затылке, торчащие забавным хохолком. Он взял кружку, из которой пил, но пока просто взмахнул ей, заставляя соджу внутри чуть не выплеснуться из керамических берегов.- А босс тебя... Тебя лю-у-убит!.. Он всех лю-убит, кто того...- он глухо ударил сам себя кружкой по голове. То ли голова, то ли напиток гулко отозвались в ответ.- Кто умный... И исплнтельный...- А ты не умный что ли?- хмыкнул Хунсок, отставляя в сторону очередную опустошенную бутылку. Его уже немного пошатывало, даже когда он опирался локтями на стол, поддерживая собственную голову. Но речь, на удивление, была довольно чистая и даже не заплетающаяся, в отличие от старшего. Да и градус веселья у младшего поднимался очень и очень медленно.- Сам ты...- обиженно надул губы Чаннён, мощным глотком допивая оставшийся у него в кружке алкоголь. Но потом только философски и грустно вздохнул, отставляя в сторону пустую тару. Задумчивый взгляд, отправленный куда-то в пустоту Вселенной, медленно помутнел, и заснувший старший упал на стол, заставив столешницу надсадно скрипнуть. Хунсок тихо хмыкнул, лениво проводя ладонью по лицу и словно пытаясь вернуть себе бодрость. Но ни тело, ни разум бодрствовать не хотели, и оттого руки словно сами опустили его на то же самое место. Стол в очередной раз заскрипел, явно недовольный, но все же остался стоять. Ему явно было не в первый раз принимать на себя последствия чужих необдуманных пьянок.