Глава 20. Треснувшее. (1/1)

- Вам не обязательно было ехать с нами, директор,- недовольно надув щеки, вполголоса бурчал Чаннён. Машина непривычно чинно и медленно ехала по улицам, не нарушая ни единого правила, вовремя останавливаясь на светофорах и никуда будто не спеша. Вовсе не похоже на привычный стиль вождения помощника, но сегодня он получил достаточно агрессии, чтобы нарываться даже в таких мелочах.Хван на заднем сидении закатил глаза, и атмосфера в машине стала еще тише и напряженнее. Не участвующий в разговоре Ким только ближе придвинулся к окну, будто на миг строя планы о том, как через него вывалиться и убежать куда подальше на ближайшей остановке у светофора или пешеходного перехода. Нельзя сказать, что он не рассматривал эту идею, но двери были заблокированы, а гордость заставляла продолжать сидеть на месте и пялиться в окно. Максимально бездумно и молча.Конец рабочего дня простучал на часах не так уж давно. В офисе все начали собираться, кто-то особо ответственный зачеркнул на календаре очередной день. Пятнадцатое декабря — осталось всего десять дней до важной даты. А до конца рабочей недели и вовсе день. У всех были хорошие предвкушения, благо, правильная мотивация позволяла их ощущать, но Хунсок как никогда хотел, чтобы рабочий день сегодня не кончался. Чтобы ему не пришлось возвращаться в пустой, темный, холодный дом. Чтобы не пришлось ехать в больницу вместе с остальными ребятами. Чтобы просто и бездумно выполнять свою работу, а не пытаться понимать, что происходит в мире вокруг и внутри него самого.А потом и директор высказал желание поехать с ними — в ультимативной форме, не представляющей вариантов отказаться. Оба телохранителя Чаннёна как-то мастерски исчезли, пересев в другую машину, и они остались втроем в этой напрягающей тишине. Хотя директор, кажется, чувствовал себя вполне расслабленно.- Если вы не можете нормально за едой съездить, то куда-то еще дальше вас посылать просто опасно,- в голосе Хвана слышалась укоризна, но уставшая. В обед он хорошо наорал на помощника, выместил весь гнев и в принципе уже смирился с тем, что вокруг него дураки. И даже не против был слушать оправдания в стиле того, что днем никто нападать не будет, а кафе не так уж далеко и было. Чаннён недовольно вздохнул, но ничего против говорить не стал. Ким просто уткнулся головой в стекло и понадеялся, что его в больнице забудут, и дальше он пойдет своим ходом.Машина медленно завернула на парковку, занимая свободное место. Сегодня посетителей явно было меньше, кажется, под конец недели все откладывали дела и заботы о здоровье, чтобы полноценно заняться ими в выходные. Впрочем, так даже спокойнее.Двигатель последний раз вздрогнул и затих. Директор на заднем сидении встряхнул головой, явно выныривая из собственных мыслей, и покосился на сияющую огнями громаду больницы. Кардиологический центр, конечно, не был таким масштабным и поистине гигантским, как поликлиники или больницы, больше устремляясь ввысь, нежели вширь, но все равно производил впечатление. Немного неприятное, больное впечатление.Ким первым вышел из машины, втягивая носом ледяной ночной воздух. Облако пара вырвалось вместе с тяжелым вздохом, а потом громко хлопнули еще две двери автомобиля. Оставлять его одного решительно никто не желал по какой-то своей странной воле.В больнице всегда все было одинаково, будто время тут шло по-своему. Только теперь покой и умиротворение местной публики, состоящей из перемешанных работников, посетителей и больных, спустившихся вниз, чтобы поговорить тут, нарушал не один парень, а целая впечатляющая троица. По крайней мере, на них явно косились, а одна из старушек и вовсе начала бормотать что-то о бандитах, нарушающих спокойствие обычных людей.Девушка на ресепшене приветливо улыбнулась, подтверждая, что часы посещения еще идут и навестить больную в ее отдельной палате разрешено. И как-то мимолетом ответила, что у нее сегодня на удивление много посетителей. Хунсок удивленно приподнял брови.- Кто-то кроме нас?- директор и Чаннён уже ушли к лифтам, оборачиваясь на него, но пропустить мимо ушей странное замечание, касающееся его матери, парень не мог. Девушка согласно кивнула, а со стороны донесся недовольный окрик Чаннёна. Закатив глаза, Ким вежливо кивнул и поспешил к лифтам. Все же, к матери вполне могла зайти соседка, с которой они неплохо сдружились, так что, наверное, ничего страшного. Даже хорошо, если ее скуку помогает развеять человек с теми же интересами и какими-то новостями, касающимися их района. Сам Хунсок мог рассказать только про работу, и то, не самое интересное.- А чем твоя мама... Ну, болеет?- из лифта медленно, в сопровождении врачей, выходил пожилой мужчина, и Чаннён воспользовался возникшей паузой. Стоявший рядом директор покосился на них со скрываемым интересом и снова отвел взгляд.- У нее была недостаточность одного из клапанов сердца... А теперь и у другого, из-за инфаркта,- со вздохом пояснил Ким, убирая руки в карманы. Старший задумался, видимо, привлекая свои знания биологии из школы, а старичок из лифта наконец вышел. Внутрь первым зашел директор.- Слышал, это лечится операцией,- как-то немного отстраненно заметил он, пока Ким нажимал на кнопку нужного этажа. Помощник отошел в угол лифта, неуютно перебирая плечами. Лицо его выражало что-то вроде скуки вперемешку с недовольством, но как-то смущенно поглядывающие глаза показывали истинный настрой.- Из-за возраста никто не хотел браться. А теперь...- Хунсок замолчал, особо не умея нормально говорить о подобных вещах. Чаннён громко фыркнул, очень самодовольно задрав подбородок.- Ну, я уверен, с ней все будет хорошо!- заявил он, и директор с Кимом как-то одновременно усмехнулись. Да уж, если кому и хватало внутренней непосредственности и легкости в общении, то именно Чаннёну и даже в присутствии старшего. Лифт звякнул, оповещая о прибытии на нужный этаж.Кремового цвета стены и белые двери навевали ощущение покоя, вместе с почти неслышным пищанием аппаратов, доносящимся отовсюду. Дверь в палату матери ничем не выделялась из остальных, такая же простая и одновременно крепкая. Чтобы не тревожить ничей покой звуками чужой болезни или, быть может, смерти. На здоровье это обычно не очень хорошо влияет. Бросив последний взгляд на старших и убедившись, что хотя бы сначала они останутся за дверьми и не будут встревать, давая подготовить женщину к такой неуемной энергии, Ким толкнул дверь, заходя внутрь и закрывая ее за собой.По ушам ударило захлебывающееся пищание аппаратов около кровати больной.В палате он точно был не первым посетителем. Опрокинутый стул для посетителей, валяющаяся на полу капельница с оторвавшейся иглой, разбрызгавшая свое содержимое по полу. И незнакомец, стоявший у постели в самом изголовье, что-то сильно прижимающий к лицу женщины. Под одеялом тряслись в судороге ноги, а когда фигура в капюшоне обернулась на вошедшего, приборы долго и протяжно завыли на одной ноте. А тело последний раз вздрогнуло и застыло.- Что за...- невольно сорвалось с губ, разрывая оцепенение комнаты. Незнакомец дернулся от кровати, отбрасывая в сторону простую подушку. Долгий писк давил на уши, вызывая гнетущее, горькое, мрачное чувство на языке.Хунсок молча смотрел на монитор, отражающий показатели организма. Долгая и прямая линия электрокардиограммы отражалась где-то в голове пустым, мертвым писком. Смерть. Холодная, однажды забирающая всех смерть. Но всегда такая внезапная и никем не ожидаемая.Мужчина в темной ветровке и с капюшоном, закрывающим лицо, что-то непонятно гаркнул. Кажется, он вовсе говорил не на корейском, но даже и если на нем, то Ким все равно бы его не понял. Все сознание будто разом опустело, не воспринимая ничего, кроме пугающего факта смерти.Незнакомец дернулся к двери, намереваясь воспользоваться замешательством парня и сбежать из палаты. Но Хунсок резко дернулся, замечая движение чужой фигуры, а потом просто ударил его наотмашь кулаком. Мужчину шатнуло, будто тряпичную фигуру, снося в сторону. Стена вздрогнула от того, как он в нее врезался, временно затихнув и болезненно выстанывая что-то непонятное. А Ким подбежал к кровати матери, неверяще хватая ее за ладонь. Все еще теплую, но такую безвольную, мягкую, словно у спящей. Длинная полоса на мониторах казалась ошибкой — ну не может все так быстро закончиться. Ведь он обещал сходить в воскресенье в церковь ради нее. Обещал, что они победят болезнь и будут жить счастливо. Мечтал о жизни, в которой не придется ни о чем заботиться. Надеялся, что все будет хорошо, что вот-вот найдется врач, который проведет операцию, и они забудут о болезни.Ведь он все это так и не успел сделать. Почему она тогда умерла?Внутри что-то надрывно и громко треснуло, разваливаясь на части и обрушиваясь сотнями осколков. Что-то наивное, что-то все еще детское и полное надежд на свет в будущем. Тьма обреченности, осознания и бессилия вырвалась из самых далеких уголков сознания. Оттуда, куда он усиленно прятал все пессимистичные, мрачные, прагматичные мысли. Потому что раньше была хоть какая-то надежда, сдерживающая их. А теперь не осталось и ее.За спиной сдавленно застонали, а упавший незнакомец кое-как снова поднялся на ноги, проскальзывая подошвами обуви по луже натекшего физраствора, разнесенного по всей комнате. Хунсок медленно обернулся на него, отрывая взгляд от черных дисплеев, полных нулевых значений и длинной зеленой линии смерти. Шум отзывался где-то в голове назойливым, противным писком, будто вытаскивающим наружу самые потаенные мысли. О том, что все это не вина случайности и даже не вина болезни. О том, что прямо сейчас в комнате есть тот, кто виновен в смерти матери.О том, что он, возможно, тоже заслуживает смерти.Мужчина не успел толком отойти от стены, чтобы попытаться снова сбежать через дверь, как Ким в очередной раз ударил его. Поставленный тренировками, школой и долгой, несчастливой жизнью удар снова снес противника, заставляя его отшатнуться и уткнуться плечом в стену. Мужчина явно не понимал, что происходит, и если и говорил что-то, то его все равно никто не слушал. Крепкие, длинные пальцы вцепились в горло толстовки, впечатывая убийцу в стену.Хунсок смотрел в его глаза, надеясь увидеть там хотя бы раскаяние или просьбу о прощении. Хоть что-то, хоть капля, которая отговорит его совершать самый страшный грех — грех убийства. Потому что он сам не находил причин, и пульсирующее под кожей, в голове и в сердце желание растереть это существо в пыль только подталкивало. Но чужие глаза ответили только страхом, перемешанным с презрением и гордостью. И новый удар кулака пришелся прямо по носу убийце, с тонким хрустом ломая кости лица. Кровь брызнула на руки, отдаваясь в воздухе металлическим привкусом.Незнакомец пытался сопротивляться, но его с силой стукнули о стену, а потом швырнули в сторону. Мокрый пол заскользил под обувью, и мужчина не смог удержать равновесие на кафельном полу. Гулкий и знакомый звук падающего тела отозвался в продолжающемся писке аппаратов и дребезжащем хрусте костей черепа. Скользкий кафельный пол не самое безопасное место для драк. Кровь тонкой струйкой потекла из-под головы, смешиваясь с физраствором.Ким пнул ноги валяющегося мужчины, бросая на него раздраженный взгляд. Тот застонал, хватаясь за голову и пытаясь словно свернуться в маленький беззащитный комочек. Так забавно, что убийца, хладнокровно задушивший ни в чем не повинную больную женщину, сейчас плачется и скулит, словно собака.- Больно, сука?- сквозь зубы прошипел Ким, еще раз ударяя ногой по согнутым чужим коленям. Импульс боли отозвался в голове, но его тут же затмила злость. Это все слишком просто, слишком мягко. Хунсок хотел, чтобы этот человек страдал, страдал также сильно, как он сам сейчас.Новые удары сыпались на болезненно вскрикивающее тело, набирая все больше и больше силы. Кровь капала на пол, размываясь абстрактными волнами и кругами, но ее казалось мало. Недостаточно сильно, недостаточно больно. И в какой-то момент Ким просто упал на колени, с силой впечатывая чужую голову в кафель, слушая треск костей черепа и первые, действительно громкие крики боли. А потом просто ударяя кулаком по уже ненавистному лицу, ломая челюсть и заставляя человека захлебываться в собственных криках и крови.- Что ты тут...- дверь, как всегда, без стука распахнулась, и на пороге появился Чаннён. И тут же застыл, даже не успев сделать шаг, шокировано глядя на открывшееся ему зрелище. На одинокую полосу ЭКГ на мониторах, на окровавленный пол в разводах и лужах, на уже даже не дергающееся тело неизвестного мужчины, на котором сверху сидел Хунсок и методично, со всей силы бил того по лицу. Плоть едва слышно чавкала, кровь хлюпала, а у помощника босса начали подкашиваться ноги. Вид мертвых тел он переносил кое-как.- Ащщ,- за спиной появился директор и, бросив взгляд на открывшийся вид, только выругался сквозь сцепленные зубы и шумно выдохнул. Он не любил находить трупы, тем более в конце и без того сложного рабочего дня. И тем более тогда, когда виной были его же люди.За спиной, где-то в начале коридора раздалась тонкая трель лифта. Застучали тонкие каблуки легких туфель и лодочек — врачи и медсестры уже спешили на помощь больной, совершенно не ожидая увидеть здесь нечто более страшное, чем очередной инфаркт, инсульт или внезапную остановку сердца. Хван бросил на них напряженный взгляд, а затем отодвинул застывшего на пороге Чаннёна. Старые и крепкие ботинки отсчитали шаги по окровавленному полу, подходя к парню, продолжающему бить валяющееся на полу тело.- Мелкий, идем,- тихо позвал босс, кладя руку на чужое вздрагивающее плечо. Хунсок нервно дернулся, снова вбивая кулаком кровь и плоть во что-то, что когда-то было лицом. Его трясло, а по лицу градом катились крупные, горячие слезы. Осознание упало камнем, вызывая ком в горле и заставляя только всхлипывать и яростно моргать, пытаясь стряхнуть с коротких ресниц слезы. Ярость исчезла, оставив после себя рвущее изнутри чувство потери. Однажды уже испытываемое, а оттого так знакомое и еще более горькое.- Хунсок... Он уже мертв,- слова пробились сквозь пелену слез, сдавленных всхлипов и громкого чавканья крови. Парень застыл, медленно расцепляя пальцы руки, которой держал воротник чужой толстовки. Окровавленные ладони подрагивали, словно не веря в происходящее, а слезы потекли сильнее. Хван тихо вздохнул и, пользуясь секундной заминкой, осторожно потянул парня за локоть вверх. Тот покорно встал, все еще не произнося ни слова. Шаги в коридоре раздались совсем близко, и в палату вбежали первые медсестры. Женский визг пронесся по комнате, утопая в пронзительном писке аппаратов жизнеобеспечения.Запах хлорки надежно смыл едва уловимый аромат крови. Реанимационные мероприятия, естественно, ничем не помогли, но ради установленных норм и порядков несколько минут врачи пытались откачать бездыханное тело. Мониторы наконец отключили, и палата погрузилась в первозданную тишину. Колесики каталок загремели, отвозя тела на нижние этажи центра.Хунсок остался в палате, невидящим взглядом уставившись на собственные окровавленные ладони. Стул для посетителей, на который он сел, был повернут к пустой кровати и черным мониторам, к оставленной треноге для капельницы и к едва поблескивающим разводам от воды на полу. Врачи ушли бурной толпой, бросая взгляды на посетителей, и все наконец погрузилось в тишину. В мертвую, абсолютно пустую тишину, так славно перекликающуюся с пустотой в голове.Директор, устало подвинув второй стул, сел рядом с Кимом. Чаннён остался в коридоре, придумав благовидный повод следить за обстановкой на случай, если вызовут полицию по факту двойного убийства. Видеть место, в котором только что было несколько мертвых тел, он не хотел.- Я... Убил его?..- дрогнувшим голосом спросил вдруг Ким, сжимая кулаки и осторожно их разжимая. Хван вздохнул, обводя уставшим взглядом пустую, будто заброшенную палату. Теперь, в тишине и стерильной чистоте, она казалась еще страшнее.На вопрос он не ответил, но парень и сам все понял. Хунсок шумно выдохнул, на миг закрывая глаза от навалившейся усталости осознания и принятия. Злость, горечь и желание мести медленно отступали на задний план, оставляя только боль и что-то странное, все еще обжигающее своими образами и идеями.- Почему он пришел?.. Кто это был?- Хунсок поднял мокрое от слез лицо на директора, будто тот знал ответы на все вопросы в мире. Если еще несколько минут назад парню было все равно на то, кто это и почему он здесь, а в голове горело только желание крови, то сейчас он постепенно возвращался назад. Будто просыпался от странного сна, возвращаясь к своему прежнему любопытству, желанию знать все от и до и стремлению любое дело заканчивать во что бы то ни стало. И хоть какая-то его часть навеки погибла, раскрошившись на сотню осколков вместе с надеждами, мечтами и счастьем, что-то все же осталось.Хван задумчиво посмотрел вдаль, сквозь пустую кровать и сквозь стены больницы. Сейчас он выглядел не как строгий директор или суровый босс, а просто как обычный взрослый человек. Помотанный жизнью, много видевший и еще большее переживший. Опытный учитель, на которого могут положиться нерадивые ученики даже в самые сложные моменты жизни. Потому что любому человеку иногда нужны просто ответы, без заморочек и сложностей, на открытой ладони.- Русские, я думаю,- со вздохом ответил он, выпрямляясь до странной боли в напряженных мышцах спины. Кому еще мог так насолить простой нелюдимый мальчик, поступивший на работу в недавно открывшуюся фирму. А Годзяев, не получивший того, что хочет, мог зайти так далеко. Из-за простой, ослепляющей мести и двух подряд ярких неудач.- Давайте уничтожим их, директор?- Хунсок обернулся на босса, глядя как-то странно, но в то же время решительно. Даже по-больному решительно, как смотрят люди, которым уже абсолютно нечего терять. Хван удивленно дернул бровью, задумчиво хмыкая. Его разумность и склонность к планированию боролась с жестокостью, кровожадностью и принципом кровной мести. Ведь если кто-то не понимает простых слов, так нагло нарушает покой и мир его людей и идет на убийство совершенно невинных, то его действительно стоит уничтожить. Губы изогнулись в злой усмешке.- А давай.