Way to unity (Natasha/Steven) (2/2)

— Привет, — кивает Роджерс, хмуря брови, и Наташа, сохраняя бесстрастное выражение лица, кивает в ответ, пытаясь пройти мимо. Не выходит. Когда Стив задевает своими пальцами — невзначай, она, конечно, знает, — то голову ведет, и Романофф, хватаясь цепкими пальцами за стену, щурит глаза и оглядывается. Стив предельно холоден с каждым из команды, и это словно даже убивает. Наташа почти и не помнит того Роджерса времен битвы за Нью-Йорк, однако, глядя на Капитана Америку теперь, сурового, мрачного, ледяного, чувствует ?то самое неразделенное? на языке острее и четче.

— Стив? — на ее оклик он словно неохотно поворачивает голову, останавливаясь возле самых дверей своего номера. — Есть выпить?

— Обычно нет, — отвечает он и делает приглашающий жест рукой. Наташа захлопывает дверь за собой и порывисто выдыхает, вспоминая слова призрачной-ненастоящей Ванды. Стив молча наливает в стакан виски и протягивает Наташе. Женщина тянет руку вперед, но, касаясь кончиками пальцев руки Роджерса, не спешит забрать выпивку. Стоит и смотрит, как едва сверкает карамельной глубиной виски, думая лишь о том, как могут, в теории, сейчас гореть глаза Роджерса. Стив тоже не отнимает пальцев от стакана и, опустив голову, о чем-то думает-волнуется-переживает, а Наташа будто бы даже это чувствует. Стоит с ним как всегда, рука к руке, и без слов понимает все. — Сложно.

— Сложно, — соглашается Романофф, кивая. Ей бы сейчас очень хотелось читать мысли, как Ванда это без труда делает, только чтобы понять, насколько разные у них с Роджерсом представления о трудностях. — Есть новости от Т’Чаллы?

— С Баки все в порядке, — отвечает Стив и наконец убирает руку. Романофф залпом выпивает виски и сжимает пустой стакан в нервно похолодевших пальцах, ближе подходя к Роджерсу. — Нат? Ты когда-нибудь думала о том, что могло быть иначе?

— Не стань мы героями? — усмехается женщина. Стив смотрит на нее из-под полуопущенных ресниц, и от взгляда этого позвоночник словно пробивает тысячевольтным разрядом. Умереть бы от такого — но сердце только трепетать начинает. — Тебя бы уже возили на инвалидном кресле, а я бы работала где-нибудь… где-нибудь. Может, осталась бы наемной убийцей, а может, балериной.

— Из крайности в крайность.

— Все, как я люблю.

— Любишь, — зачем-то констатирует Стив. — Ты была бы счастлива. Возможно, даже с Брюсом.

— С Брюсом, да, разумеется. С кем же еще. А ты бы сморщенными руками качал колыбельки правнуков, — улыбается Наташа, думая о том, что у Стива, вполне вероятно, и будет такая возможность. А она, как только потеряет возможность обезвредить преступную группировку из двенадцати человек, непременно застрелится — ликвидирует саму себя за ненадобностью. — И был бы счастлив без всего этого кошмара. Наша жизнь ужасна, — беззлобно смеется Романофф и, поджав одну ногу, садится на кровать Стива, смотря на него снизу вверх.

У Роджерса глаза — печальные норвежские лагуны, а взгляд — холодные ветры полюсов, острые, терпкие, беспощадные. Наташа, конечно, все еще помнит их тепло и помнит их нежность, дружескую, мягкую, и возвращать ее не хочет. Стив опускается рядом с ней, на пол, касаясь ее свободной руки и разглядывая плавные линии пальцев.

— Наша жизнь и правда ужасна, — соглашается Стив и улыбается, наверное, впервые за весь чертов месяц. Наташа впивается взглядом в изгиб его губ, пытаясь до каждой трещинки запомнить эту улыбку, а Роджерс сжимает ее руку крепче и подносит к своим губам — Романофф в этот миг чувствует себя последней грешницей, посмевшей своими почти грязными руками смахнуть святую улыбку. — Но она ?наша?. И пусть она такой и остается.

Романофф будто не слышит его — она падает. Метафорично и фактически падает, соскальзывая с кровати на сложенные по-турецки ноги Стива, держась одной рукой за его шею, а другой все еще касаясь то его лица с жесткой щетиной, то отросших волос. Она чувствует себя почти частью его тела, на месте, зависимо и беспомощно, а Роджерс даже, видимо, не против. Он знает, что у Наташи номинально есть Брюс, как и у него — Шэрон. Но все ?номинальные? меркнут перед фактическими, потому что они, Наташа и Стив, — единственные честные и правдивые друг у друга. Оба могут быть с кем-то еще, но никогда — друг без друга, поэтому, когда Роджерс просит тихо: ?Будь со мной?, Романофф уверенно отвечает: ?Всегда?.