28 (1/1)

Луи всегда был невозможным человеком для Гарри. Всегда.Он выплевывал отощалое облако в лицо, на выдохе в штыки крича: ?блядский Стайлс?, а после нежно целовал в лоб, ласковым тоном шепча: ?спи сладко, любовь моя?. Он форсил по квартире после душа нагим, по его груди, как по акварельным листьям, сбегали изнеженные капли, и натягивал зелено-полосатую кофточку, выглядя таким кротким, одним невесомым взором словно щебеча: ?обними?.Он был плохишом, наряду с этим милашкой, шел своими путями и был неповторим.Это делало его особенным и совершенно невозможным. Над ним смеялись, потому что он отличался от других, а он смеялся над ними, потому что они не отличались друг от друга.Луи рассказывал добрые сказки перед сном. Он завсегда чаял, что это самые честные вещи на свете, потому что они не подтверждают существования драконов. Они удостоверяют то, что их возможно победить.Но Гарри сидит за столом, перед ним?— строгий бланк?— полная противоположность Луи, мать его, Томлинсона, так похожего на хохочущее солнце.И это тот дракон, над которым не одержать верх.Он подал на развод.Ручка выпала из трясущихся пальцев, а с хрустальных губ выпал стон, они скатились по поверхностям на грани пары измерений и складно пали на пол.Луи подал на развод.И Гарри не знает, в чем была его ошибка.На каждое ‘почему’ Луи бросает ‘не судьба’. На всякое ‘у нас была любовь’, Луи откликается ‘у неё не было шансов’.И Гарри не знает, в чем была его ошибка.Как только Луи докурит, он будет кричать. Гарри обезобразил уже четвёртую бумагу кряду. Чернила на них тучнели в его слезах, как ладьи бились в его язвах. Первый он вообще изорвал и выкинул вместе с текстом песни, которую жаждал подарить Луи на годовщину. Она была о сладком создании, коим сейчас Луи точно не тщился быть.Он бы схватил гитару и усадил его близко. Луи бы потешался над его ошибочной посадкой и неповоротливым баррэ на си минор, но ему наверняка полюбилось бы. Бы.Он курит на балконе. Между его коротких пальцев?— сигарета, он выдыхает дым, дым плавает в воздухе. Воздух пропитан Луи, поэтому Гарри больше не может дышать. Луи забрал это право.Но Гарри стоит рядом. Просто смотрит.На разбитых костяшках?— стылая кровь. На указательном и среднем новые тату. Два и восемь.Гарри проводит параллели. Номер его телефона заканчивается на двадцать восемь. Луи двадцать восемь лет. Его любимое местное кафе?— ‘28’. В двадцать восьмом году родился Томас Харди. Луи любит его. Гораздо сильнее, чем Гарри.Но зато Гарри стоит рядом и просто смотрит.Луи был кораблём, а Гарри был якорем. И в пору, когда юнец доверился ветрам, он стал вдруг никчемным. Но корабль без якоря не зайдёт в гавань и никогда не разыщет свой дом.Жизнь похожа на фотосессию летящего с небоскрёба фотоаппарата, и единственно верная стержневая цель в ней?— лететь.—?Почему?Он глядел на Гарри так, будто Гарри?— больная раком крошка, ребёнок, которого априори жаль. Гарри глядел на него так, словно его розовый беретик с крошечным бантиком чуть съехал набок, обнажая блестящую лысину.—?Не судьба.—?Если я не был достаточно красив,?— Гарри выдохнул, чуя подступающий к горлу крик, который комом держал внутри, задыхаясь, как от горького кашля. —?Зачем говорил мне, что я прекрасен? Если я не был достаточно хорош… почему ты не сказал мне?—?В этом нет ничего сложного, просто состряпай подпись.—?У нас была любовь.—?У неё не было шансов.Двадцать восемь.Двадцать восемь раз Луи разбил его сердце.