Глава 25. Нет худа без добра (1/1)

Яков Вилимович находился в конюшне, когда услышал истошный крик Пети. Тотчас же покинув неразговорчивого и бесстрастного, как пень, конюха Ваньку, приглашенного Варварой Михайловной ?во удобство дорогих гостей?, Брюс бросился в дом, не зная, о чем и думать. Само собой, он подозревал самое ужасное, вплоть до тех вещей, с которыми не сможет справиться самостоятельно. Смертельная агония, к примеру, когда у безутешной жертвы черного проклятия разом переламываются все кости, или?адская боль, уничтожающая каждую клеточку организма… Да все что угодно! К счастью, Розочки не было дома: после ухода портного она отлучилась на рынок, как говорится, людей посмотреть, себя показать. ?Развеется?,?— невинно проронила она, хотя Яков Вилимович знал, что это неправда. Сейчас у нее была лишь одна цель, и пока она ее не достигнет, не успокоится. Раз с баней ничего не вышло, найдет другой способ. Впрочем, если бы Розочка осталась, то Яков Вилимович не смог бы подобрать подходящих слов, чтобы объяснить ей то, что произошло с Петей. Это тебе не дурацкий отпечаток на шее, который вполне походил на ?крапивницу?! Это?— катастрофа! Подумать только, они расстались буквально пару минут назад! Могло ли за столь короткий промежуток времени случиться такое несчастье? Несмотря на то, что стремительное облысение Пети было правдой и являлось ничем иным, как новым признаком проклятия, противоестественное обстоятельство сие все равно казалось лишенным всякого логического умозаключения. —?Петя… Сжимая в кулачках клоки волос, Петя обернулся на вошедшего в комнату Якова Вилимовича. По красному лицу мальчика текли слезы, в буквальном смысле смывая с век ресницы. —?Ваше сиятельство… —?проскрипел Петя каким-то холодным, безжизненным тоном,?— помру… чувствую: помру… —?Типун тебе на язык! —?возмутился Яков Вилимович, встряхнув Петю за плечи. Ему казалось, что это действие поможет вернуть ему чувства. Сковавший разум шок, не дай бог, приведет к бессознательному состоянию, при котором он уже не сможет осознать окрестной действительности или среагировать на внешнюю стимуляцию. М-да, пытаясь облегчит симптомы проклятия, Яков Вилимович опасался упустить из внимания здоровый внутренний мир мальчика. Что тело, ежели дух сломлен, а нервы натянуты и неспокойны? Тут и до психического расстройства недалеко… —?Разве можно все сразу за смерть принимать? —?продолжал Яков Вилимович, прижимая к себе почти бесчувственное, ослабевающее на глазах тело мальчика к себе. —?Ну все, все… Успокойся, все это поправимо! Неужто ты полагал, что я с экой ерундой не справлюсь? —?А что же,?— не слушая, бормотал Петя,?— ежели не смерть?.. —?Как Шварц у тебя волосы отнял,?— отрезал Брюс,?— так я тебе их и верну! Петя посмотрел Якову Вилимовичу в глаза?— взгляд его был недоверчивым, но самое главное, пожалуй, осознанным. Ну хоть какие-то эмоции! Яков Вилимович был счастлив, что Петя нашел в себе силы разрушить прочную стену прострации. —?Но это ж… —?сказал он,?— невозможно, ваше сиятельство!.. —?Как невозможно и столь рьяное облысение! —?парировал Брюс. —?Веришь только в худшее, а, Петя? —?Да как тут не поверишь?.. —?А ты б вместо того, чтоб о смерти думать, думал бы о хорошем. Никогда не отчаивайся загодя, ладно? —?Как скажете, ваше… —?Так. —?Яков Вилимович снова взял его за плечи. —?Давай не ?как скажете?, а?— так точно! Слабо улыбнувшись сквозь слезы, Петя проронил: —?Так точно… —?Я не хочу терять тебя,?— сказал Яков Вилимович,?— не хочу, чтобы ты становился бесчувственной куклой, Петя! Ты же знаешь, что я рядом, и ничего страшного не случится?— сто раз уж проговаривали. —?Просто я… ну… Это случилось неожиданно… и я… —?Испугался? Сказать этого вслух Петя не мог. Позор какой?— признаваться в собственном страхе! Мужчина он или сопливая девка?! Мальчик стыдливо опустил голову. —?Нет ничего зазорного в страхе,?— заверил Яков Вилимович, угадывая ход его мыслей. —?Вы ничего не боитесь! —?горячо возразил Петя. —?Вы всегда покойны и… —?Признаться,?— перебил Брюс,?— я был крайне обеспокоен, подчас услышал твой крик. Или в то утро, подчас не обнаружил тебя в каюте… А тот случай на палубе!.. Видишь, даже я чего-то боюсь. —?Вы испугались?.. За меня?.. —?Почему тебя это удивляет? Вместо ответа Петя снова прижался к Якову Вилимовичу. Все-таки нет худа без добра! Подозрения Розочки касательно отпечатков от удушения на Петиной шее и последующая ложь о крапивной лихорадке не прошли даром. Когда она вернулась, Яков Вилимович с досадой сообщил ей, что проклятая ?лихорадка? прогрессирует и в мерах предосторожности от ?больного? сегодня лучше держаться на расстоянии. —?И ты запер его в комнате?! —?рассердилась Розочка. —?Что ж ты за изверг-то такой?! Мальчику и без того худо, а он лишаешь его свежего воздуха!.. Не боюсь я никакой лихорадки, пусти меня к Пете сейчас же! —?Хорошо,?— прямодушно сказал Яков Вилимович,?— разве только тебе хочется зайтись сыпью?чесоточной?— тогда пожалуй, иди! Розочка остановилась на полпути. Она не верила ему, и на то у нее были все основания. Мало ли зачем Брюсу понадобилось прятать от нее несчастного Петю? Бросив в Якова Вилимовича гневный, чуть ли не испепеляющий взгляд, Розочка снова отвернулась. Думала, как ей поступить и огородить Петю от опасности. Думала, в конце концов, какой дурой была, когда доверилась этому нечестивцу Брюсу! Ясное дело, за время ее отлучки он успел жестоко наказать мальчика. Поэтому и вынужден скрывать несчастного, чтоб она ни о чем не узнала. Не увидела страшных увечий! Не зря Розочка подозревала неладное?— не зря! Как только могла она оставить эту беззащитную убогую кроху на съедение этого хищника, этого тирана?! А зачем доверилась ему тогда? Открылась, как маленькая наивная девчонка? Нужно было сразу раскусить его?— холодного и скрытного. Он-то ей?— шиш, а она?— уши развесила, все что у нее было, все выложила! …Быть может, ни о чем таком Розочка и не думала, однако Яков Вилимович смел предположить, что мысли ее, колыхаясь одна о другую, аки безвольные пташки в клетке, рвались наружу, только она хладнокровно их сдерживала. Да, она ничего не скажет. В голове Розочки созрел отчаянный план по спасению мальчика. Причем Яков Вилимович, даже не читая ее мыслей, знал наперед, что это был за план. Сомнений быть не могло, так как все признаки ее таинственного затишья и смурного выражения налицо. Яков Вилимович знал, что Розочка замыслила героический, глупый побег, удобно сложившийся на фоне прошлых прегрешений. Безусловно, это являлось лишь гипотезой, однако Яков Вилимович достаточно хорошо знал Розочку, да и мотивы этой неугомонной были хорошо ему известны. Так что за спасение жизни?— да еще и жизни безвинного ребенка! —?Господь простит ей все пороки… —?Мне нужно услышать его голос,?— сказала Розочка насколько могла взыскательно. —?Через дверь побеседуем. —?Да ради бога,?— ответил Яков Вилимович насколько мог простодушно. Препятствовать их общению было не за чем. Собственно, как Яков Вилимович и подозревал, беседа вышла до скуки банальной и до смеха наивной. Узнав, что у Пети все хорошо и ему действительно не нужна помощь, Розочка смешалась. Бедный мальчик, затравленный повелительностью этого варвара и ввергнутый в страх, мог нарочно изменить голос?— нарочно сделать его бодрым, чтобы Брюс в очередной раз не разгневался! ?Господи,?— подумал Яков Вилимович,?— да эта женщина не так скоро успокоится!? Пока не совершит какую-нибудь необдуманную глупость, навроде побега… —?Что это у тебя с рукой? —?прервала веселую канонаду мыслей Розочка. —?Петя и тебя заразил никак? —?Что? Обратив взгляд на руку, Яков Вилимович, до этого не предававший значения слегка саднящей боли, пришел в оцепенение. В промежутках между пястными костями кожа была покрыта красными пупырчатыми волдырями, а на костяшках?— лоснилась от свежих ранок. С осознанием появилась, до сей минуты спящая, но надлежащая для столь серьезной травмы боль. Откуда? —?Ты, может, с Ванькою дрался? —?прыснула Розочка. —?Ну, чего молчишь? —?Дрался? —?переспросил Яков Вилимович, погруженный в быстротечные размышления. Дрался? Ударил… Белила на руке… Яков Вилимович сглотнул. Шварц. Но как? —?…Ладно уж,?— снова вторглась в его мысли Розочка,?— иди к Пете. Вот бедолаги! Где токмо эту заразу-то подцепили?.. Действительно. Пусть лучше думает, что это зараза. Одной бедой меньше. Теперь, когда Яков Вилимович не виновен в стенаниях мальчика, Розочка ему верит. Не актуально теперь сбегать-то. План сам собою обратился подобием самой роковой глупости из всех, что приходили ей в голову! Много Софьюшка стала брать на себя, много… Впрочем, Якову Вилимовичу же легче. Нет все-таки худа без добра!*** Петя думал, что в большинстве своем боль исходит от выпадающих ресниц. Попадая в глаза, они раздражали слизистую. Малюсенькие, а такие противные и столько с ними хлопот! Кололи ж, точно иголки! До самого вечера, пока солнце не скрылось за горизонтом, Петя с досадою вскакивал к зеркалу и оттягивал слезящиеся веки, избавляясь от очередной реснички. Они ж то и дело норовили ускользнуть под веко, или?— того хуже! —?издевательски плавали по раздраженной оболочке, настырно прячась в уголках глаза. Лишь когда ни одной ресницы уже не осталось (и Петя с облегчением перекрестился), стало абсолютно ясно: глаза болят сами по себе. Как новый признак проклятия. Петя даже не удивился. Свыкнулся ли с новыми неожиданностями, стал ли бесстрастен к подобным пустякам после облысения или просто прислушался к наставлениям Якова Вилимовича? Сколько можно паниковать по любому поводу, ей-богу? Однако вместе с болью стало ухудшаться и зрение. Сначала Петя решил, что всего-навсего повредил глаза, априори чувствительные к внешним воздействиям, своим варварским вторжением. Ну, а как еще прикажете справляться с целым ворохом ссыпающихся ресниц, как не пальцами? В общем, совсем не вовремя он начал слепнуть! Запертый в комнате наедине с болью и страхом Петя вдвойне прислушивался к настороженной, тихой обстановке. Каким-то незащищенным он чувствовал себя, словно кто-то наблюдает за ним. Втихомолку, как в том страшном сне. Готовиться напасть или просто испугать. Лучше, конечно, последнее. Долго стоять спиной к зеркалу Пете, к примеру, было боязно, смотреть в него?— тоже. Боялся ли он увидеть в зеркале несуществующий силуэт позади? Или же снова услышать тяжелые шаги по скрипучим половицам? А может, снова увидеть домового, но уже наяву? Если бы всюду не мерещились страшные темные тени, шаркающие звуки и не чудилось бы, что предметы передвигаются, нечего бы было даже и думать?— обычная комната, совсем не страшная. Но когда навязчивое чувство постороннего отвлекает от действительности, сложно сконцентрироваться и мыслить трезво. Так что слепота?— не самое лучшее, что могло случиться в данный момент. Забравшись на кровать, Петя решил не вставать до прихода Якова Вилимовича. Здесь-то его никто не тронет. Кровать стала мальчику своего рода защитным островком в море незыблемых мистических проявлений. ?Быть может,?— подумал он в ужасе,?— я с ума выжил? Хотя ежели сие было б правдою, я б уверен был, что абсолютно здоров!? Петя чуть успокоился. Рассудок его пока что цел и невредим. Это успокаивало. А вот шорохи и тени?— нет! Потому что отрицать существенность ?мира потустороннего??— неправильно. Коль волшебство, магия, чародеи?— все нереальное, словом, существует, почему же тогда домовых, призраков и бесов быть не может? …Яков Вилимович, приготовив все необходимое для обещанной процедуры, явился после наступления темноты. Чем он занимался весь божий день Петя спрашивать не стал?— неприлично. Что бы он не делал, дела его были важны. Затворив окно, за которым, предупреждающе завывая, поднимался ветер, Брюс справился о здоровье мальчика и о том, нет ли у него каких-либо жалоб. —?Да нет,?— ответил Петя,?— что вы, ваше сиятельство! Что со мной ащо может статься! В конце концов он же не совсем ослеп, так чего ж попусту болтать? Кто знает, может, это и не слепота вовсе, а так? Темноты-то, как у настоящих слепцов, пока не было, слава богу! Близоруко разглядывая размытые очертания комнаты и наблюдая за живым силуэтом учителя, Петя был готов поклясться, что в ?новом? временном?(он был уверен, что это временно) зрении даже что-то есть. Ему это напоминало запотевшее окно, использованное каплями дождя, сквозь которое с усердием пытаешься вглядеться в хмурые лица прохожих. Поэтому, когда Яков Вилимович приступил к процедуре, Петя не видел, что за чем он использует. Нет, Петя, конечно, видел боковым зрением какие-то стеклянные колбы на прикроватном столике и слышал резкие запахи: от тошнотворно неприятных до приторно-сладких. Но уследить за точными действиями Брюса оказалось более чем сложно, потому что, во-первых, он просил Петю не шевелиться, во-вторых, стоял позади. Как разглядеть-то? —?Будет больно всего мгновение,?— предупредил Яков Вилимович, погладив Петю по плечам. —?Не бойся. —?Я не боюсь,?— заверил Петя. Хотя ладони уже похолодели и заблестели от влаги. Скорее всего, не столь от страха, сколь от предвкушения. Он ведь даже не знал, насколько это больно и что с ним вообще сейчас сделают! Петя уже испытывал нечто подобное однажды, когда его привели к знакомому зубодеру. Тогда от боли он, помниться, сознание потерял. А тоже с настороженностью и недоверием ожидал начала операции… Яков Вилимович на сей раз не прибегнул к заурядным, отвлекающим беседами, к которым обращался обычно, когда Петю мучила боль. Может, правда, ничего? потерпит? Тонкий звон стекла, звук затянутых в кожаные перчатки кулаков, теплый треск свечей, выхватывающих из полумрака комнаты непривычно лысую физиономию мальчика. Ровное дыхание позади. Горячее прикосновение. Петя глубоко вдохнул и замер, но лишь на секунду. Муть перед глазами прорезалась нескончаемой анфиладой сплетенных между собою воспоминаний. Они посекундно всплывали из памяти яркими полотнами, окутывая Петю знакомыми, любимыми образами родителей, дома, школы… Что это? Куда делась комната? Почему он больше не чувствует присутствия Брюса? Нет… он рядом… где-то рядом… Петя попытался позвать его… …и тут же вернулся в реальность. Голова разрывалась на части: ее распирало, пронизывало и резало изнутри тысячи ножей… Петя стиснул зубы, извиваясь в руках Якова Вилимовича. Он удерживал мальчика, зажимая его рот рукой. —?Сейчас пройдет…?— шептал,?— потерпи… Крик отчаянно рвался из горла. Застыл на губах мертвой влагой. Боль сводила с ума. Однако столь же скоро и стремительно начавшаяся агония, резко отступила. Адаптироваться к покою, вновь возникшему, оказалось в разы тяжелее, чем адаптироваться к боли. Следовало отдышаться, посидеть, привыкнуть к пульсирующей в ушах крови. Перестать прислушиваться к надорвано клокочущему сердцу, в конце концов. А еще?не мешало бы переместиться обратно на кровать. Как они с Брюсом оказались на полу, Петя, естественно, не помнил. —?Что это было?.. —?спросил он. Вместо ответа Яков Вилимович поднялся на ноги, помог подняться Пете и, продолжая процедуру, сначала поведал о сакральном значении волос для человека, затем?— рассказал о древних священных обрядах, так или иначе с ними связанных. Интересно, да. Впрочем, все это Петя уже слышал, и не раз. Гораздо важнее ему было бы узнать о сих ингредиентах, секреты которых Яков Вилимович не спешил раскрывать. Хорошее вознаграждение за жестокое испытание, ничего не скажешь! Петя не мог увидеть, мог лишь чувствовать. Прикосновения Брюса на сей раз оказались согревающими, благодаря волшебному ?эликсиру?, который он наносил на голову мальчика, уверенными мазками, как художник, пишущий новый шедевр, наносит на полотно маслянистый слои краски. Чувствовалась опытная рука?— безоговорочно! Все, что Яков Вилимович делал было соизмеримо гибко, добросовестно и метко. В завершении же, когда ?краска? полностью впиталась, он, сняв перчатки, делал синхронные движения, чеканно рассекая воздух руками. Петя прикрыл глаза, позволяя искусственно созданному ветерку гулять по шее, поцелуями ласкать щеки, шевелить на затылке волосы… —?Ну вот,?— нарушил тишину Яков Вилимович,?— готово. Как?— готово?! Опомнившись, Петя запустил руку в волосы и не поверил сперва. Этого быть не может! Секунду назад он был абсолютно лысым, и оттого еще более жалким на вид… Но это уже совсем другая печаль. —?Невероятно! —?восторженно воскликнул мальчик, не помня, как оказался у зеркала. Волосы как будто стали гуще и обрамляли лицо не пышными вихрами, а туго закрученными кудряшками. Странно. Ну, хотя бы не лысина! Да и ресниц прибавилось?— как миленькие вернулись на место в двойном количестве. И… казались слишком длинными. —?Первое время,?— сказал Яков Вилимович,?— волосы будут виться?— не пугайся. Вмешательство все-таки рукотворное?— не природное, в смысле. Вспомогательное действие оказывается на форму волос… Пете тон Брюса показался виноватым, словно он оправдывается за какую-то непростительную оплошность перед ним. —?Яков Вилимович… —?М? —?Вы сотворили чудо… —?Да нет,?— устало отозвался Брюс,?— все довольно просто. Нужно лишь знать состав сыворотки и уметь ее изготовить. —?И… смею ли я знать, что вы использовали? —?Тебе все перечислить? —?Яков Вилимович ухмыльнулся. —?Что ж, ладно. Растительная зола, кристаллы опала и халцедона, растительный стеарат магния, ложный женьшень, лигустикум мутеллиновый, экстракт ангелики… спирт. Продолжать? Петя неоднозначно пожал плечами. Он ничего не понял, что Яков Вилимович наговорил. Какая-то абракадабра… Непонятный набор слов. Как он вообще запомнил все эти названия? как смог скомпоновать все эти ингредиенты и изготовить пригодную сыворотку? И где достал все эти кристаллы, лигустки и мугелики? или как их там?.. Яков Вилимович, конечно, уже давно являлся для мальчика единичным объектом для подражания, но после вот таких вот удивительных ?опытов? Петя идеализировал его в собственных представлениях с еще большим усердием. С еще большей силою влюблялся в образ всеведущего и всемогущего ученого, которому естественные явления?— не помеха. Которому легко обмануть природный феномен. Однако мальчику было абсолютно ясно, что не одни растительные и химические компоненты послужили Якову Вилимовичу подмогой. Мастерская рука?его?— рука Великого чародея стала мальчику спасением. Только вот… кажется, рука сия серьезно пострадала… Петя заметил бинт только сейчас, когда пригляделся. Чертова слепота! —?Пустяк,?— отозвался Яков Вилимович на пристальный взор мальчика. —?Повредил во время работы…