3,82. Почти как было — Трансформация (1/1)

Последнее июльское утро они провели за перестановкой мебели в гостиной.— Выше! Левее! Ещё левее! — командовал Паша, координируя движения Антона и Арсения, перетаскивающих тяжеленный диван, в то время как Ляся пыталась прогнать мельтешащего под ногами Рекса. Серый же дисциплинированно сидел в сторонке и не отсвечивал — перестановку-то устроили из-за него.Наконец диван был отправлен к стенке, а всё более-менее хрупкое вынесено за пределы гостиной — сначала в коридор, а потом, после того как Шастун дважды запнулся о журнальный столик и не разбил его исключительно за счёт невероятной ловкости Арсения, вовремя подхватившего мага, и вовсе в другие помещения: что-то в спальню, что-то в кладовку, что-то в одну из пары неиспользуемых комнат.На всякий случай ещё раз осмотрев гостиную, Антон окончательно убедился, что они убрали всё, что можно разбить или сломать: остался только вишнёвый диван да светлый, почти молочного цвета пушистый ковёр. И как вампкуб умудряется поддерживать этот маркий цвет незапятнанным? Нет, сейчас-то понятно, Антон ещё в первую неделю пребывания здесь, когда вынужден был спать на этом же самом ковре, зачаровал его на самоочищение, благо воздушная магия справлялась с пылью получше любого пылесоса, но раньше-то как? Он что, каждый день пылесосом проходился? И не лень же ему…— Итак, приступим! — объявил Шастун, когда все приготовления были выполнены: место расчищено, большой пушистый плед принесён из спальни в гостиную, а как следует выдержанное в морозильнике зелье, которое он вытащил парой часов ранее, растаяло, наполнив неаппетитным пойлом ту миску, в которой они обычно подавали Серому еду.Здоровенный волк понюхал предложенную ему жижу и вопросительно поднял на него яркие, словно просвечиваемый солнцем янтарь, глаза.— Мряу? — в голосе зверя явственно слышался скептицизм с лёгкой примесью отвращения.— И это я ещё приглушил запах, насколько возможно, — развёл руками маг. — Ничего не поделаешь, волче. Лекарства частенько противны, зато действенны. Обещаю, как вернёшься в человеческий — то есть гномский — облик, угощу чем-нибудь повкуснее, на твой выбор.Тяжело вздохнув, огромный волк, из-за опустелости гостиной кажущийся ещё более крупным, согласно кивнул, подмигнув одним глазом — замётано, мол.— Когда я дам команду, пей антидот, — начал инструктаж Антон. — Чем быстрее ты его проглотишь, тем лучше. После этого будет больно, но не пугайся, это нормальное явление и вреда тебе не причинит. Принудительная трансформация всегда болезненна, хоть вызванная сывороткой, хоть отменяющим её действие зельем. Не стесняйся скулить, если будет совсем уж невтерпёж, мы всё понимаем, а соседи ничего не услышат, квартира звукоизолирована. Главное, сам себе не навреди, не пытайся царапать себя или кусать, этим ты только хуже сделаешь.Серый подтвердил кивком, что всё понял, и Антон вытурил всех из гостиной: призраки скрылись в стене, а клыкастик взял на руки заупрямившегося Рекса, будто болонку какую-то, и вынес в коридор. Шастун, перебросив плед через плечо, вышел последним и, безмолвно дав знак Арсу и в тот же миг получив связующее с магией прикосновение руки вампкуба к Антоновой талии, установил на дверной проём воздушный щит, прозрачный и прочный, будто пуленепробиваемое стекло.— Готов? Раз… два… три! Пей и сразу ложись! — выпалил Антон, зная, что волчий антидот начинает действовать очень уж быстро: лучше лечь самому, чем грохнуться наземь с высоты столь внушительного роста.Серый поступил мудрее: лёг в позу сфинкса и лишь после этого сунул морду в миску, жадно, как собака после активной прогулки, лакая зелье. Осушив посудину, он ещё успел оттолкнуть её носом, убирая подальше от себя, и в следующий же миг его скрутило судорогой.Огромный волк бесновался в гостиной, неведомая сила то вытягивала его в струнку, заставляя мышцы и связки чуть ли не звенеть от напряжения, то будто завязывала узлом, сминая его в причудливой позе. Он загнанно хрипел, издавал волчьей глоткой почти человеческие рыдания, клацал зубами, рявкал и взвизгивал от боли.— Не смотри, — выдавил из себя Антон, приобнимая вампкуба и разворачивая лицом к себе. Принудительная трансформация ликантропа — зрелище само по себе не самое приятное, а уж когда подобное происходит с кем-то близким…— Он и мой друг тоже, — возразил Арс, голос которого почти потонул в сдвоенном скулеже: отпущенный на пол Рекс сочувственно подвывал у них в ногах, не сводя взгляда с корчащегося на ковре хозяина. — Пусть я не могу уменьшить его боль, разделив её, но должен видеть это хотя бы для того, чтобы в полной мере понимать его.Шастуну не совсем было понятно, как это связано. Если бы ему можно было не смотреть, а то и вовсе уйти, он бы этим воспользовался. Но он не мог: из всех присутствующих магом был только лишь он, а значит, он В общем-то, Шастун был готов к такому раскладу. Морально. Он помнил, что в списке побочных эффектов антидота значилось дофига всякой временной гадости: временная потеря слуха, зрения, обоняния, контроля над анальным и уретральным сфинктерами, дезориентация в пространстве, тошнота, рвота, головокружение, смена цвета кожного покрова и чёрт знает что ещё. Но одно дело знать, что подобное может произойти в теории, и совсем другое — столкнуться с чем-то из этого списка на практике.Оставив Арса успокаивать Серёгу, благо для лёгкого, поверхностного воздействия гламора и чар не обязательно было слышать голос вампкуба, Антон метнулся было в спальню, намереваясь прихватить смартик, чтобы печатать на нём свои реплики, но тут же разочарованно взвыл: последнее время им было не до гаджетов, и телефон разрядился в ноль. Причём не только его, но и Арсов. А рабочий блокнот и бумажки для записок они куда-то переложили в процессе освобождения гостиной и, разумеется, забыли куда именно. Вот ведь ебучий случай!Вернувшись в гостиную, он досадливо развёл руками на вопросительный взгляд вампкуба и тяжело вздохнул.Похоже, придётся объясняться жестами.Поймав на себе взгляд гнома, Антон показал пальцем на него и сложил жест ?окей?.— ТЫ В ПОРЯДКЕ, — медленно проговорил он, стараясь произносить это как можно громче и чётче — оставался шанс, что потеря слуха не полная, а частичная, тугоухость или как-то так.— Я… в порядке, — повторил Матвиенко, внимательно смотря на его губы и скептически поднимая брови — мол, какой нафиг порядок, если я тебя не слышу?— ЭТО, — Шастун обеими руками показал на свои уши, — ПРОЙДЁТ.Лицо Серёжи перекосило недоумением.— Забьёт? — недоверчиво переспросил он, на этот раз уже громче, будто надеясь, что это поможет ему услышать самого себя.— ПРОЙ-ДЁТ, — по слогам повторил Антон.— Проймёт? Да меня уже проняло вообще-то, — нервно хохотнул Матвиенко.— Да что ж ты такой недогадливый-то, скотина?! По контексту же понятно! — в сердцах воскликнул Шаст, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и повторил, артикулируя ещё чётче: — ЭТО ПРОЙДЁТ.Гном попытался привстать, но тут же застонал от боли, и оба друга наперебой шикнули на него, чтоб не напрягался. Ошалело переводя взгляд с одного на другого и совершенно не вдупляя, о чём они говорят, Серёга отпихнул рукой задолбавшего своей неуёмной радостью Рекса и обратился к Антону:— Говори ты. У тебя дикция лучше.Ну ещё бы она не была лучше, если всех магов на первом курсе обучают владению речевым аппаратом тщательней, чем актёров! Если актёр, певец или диктор новостей произнесёт какое-то слово нечётко — неприятно, но жить можно. Если же маг сделает ошибку в заклинании, последствия могут быть сколь угодно ужасными, от превращения конспекта в стайку лимонно-жёлтых бабочек (вариант относительно безобидный, однако от переписывания конспекта за целое полугодие рука потом чуть ли не отваливалась) и до переноса заклинателя внутрь скалы, причём без возможности вернуться обратно, ибо горе-заику впаяло в камень на молекулярном уровне. Имени его в истории не сохранилось, однако можно было полюбоваться на срез того самого камня — по которому можно было анатомию учить — в музее столичной Академии. Зрелище, надо отметить, впечатляющее.***Кое-как объяснив Серёже, что с ним и как быть ближайшие сутки-двое, Антон поспешил к скрывшемуся в спальне вампкубу — из-за собирающегося дождя у бедняги болела голова, а от громких звуков боль только усиливалась; Шастун же, в свою очередь, просто не мог не орать, ибо его выводила из себя поразительная недогадливость Матвиенко.— Валерьянку пил? — негромко спросил маг вместо бессмысленных ?как ты?? — и без того видно, что так себе, в нормальном состоянии Арсений не мог спокойно усидеть на месте, его тянуло действовать: пританцовывать, качать ногой, шевелить руками, в общем, как-то двигаться, а тут лежал как труп.— Забыл, — честно признался нежить, медленно перетекая в сидячее положение.— Не вставай, я принесу, — торопливо заверил его Антон.— Ах ты ж! — непроизвольно воскликнул Арс, схватившись за виски? и с шумом втягивая воздух сквозь зубы.— Вот-вот ливанёт, — расшифровал его ощущение Шастун, припомнив, сколько раз сам так мучился.Вопреки его настоянию Арсений медленно принялся вставать.— Лежи и не дрыгайся, придурок! — беззлобно осадил его маг, стараясь говорить как можно тише.— На балконе бельё стираное, замочит и запачкает же! — досадливо простонал суккуб.— Я сниму. Лежи.Он сходил на кухню за валерьянкой и стаканом воды, затем, принеся это Арсу, ушёл на балкон снимать бельё… И вот ведь засада — кипенно-белый пододеяльник висел на самой дальней верёвке, его ещё и ветром снесло немного, не дотянуться даже с двухметровым ростом. Прежде он легко решил бы проблему, оторвавшись от пола, но сейчас левитация была ему недоступна, а специальной палки с загогулиной, которой можно было бы придвинуть верёвку с пододеяльником, на балконе не нашлось.— Прости, клыкастик, мне всё-таки понадобится твоя помощь, — заявил он, вернувшись в спальню. — Надеюсь, головная боль не помешает тебе держать меня, чтоб я не вывалился с балкона?— Тебе не страшно? — удивился Арсений, медленно и плавно поднимаясь с кровати.— Высоты я не боюсь, — беззаботно пожал плечами Шастун. — Вот упасть с высоты другое дело, но чего мне бояться падения, если ты будешь меня держать? История насчитывает лишь один случай, когда суккуб предал своего истинного, и то этот человек сам был виноват, ибо если бы не тот суккуб, сознательно не ставший мешать убийце, его любовник получил бы ещё бо?льшую власть и прославился бы безумной жестокостью и массовыми расправами наравне с Калигулой, Нероном и прочими античными тиранами.— Два, — негромко поправил нежить, выходя вслед за ним на балкон. — Таких случаев было два.Антон удивлённо вскинул брови.— Второй ведь не ты? — полуутвердительно спросил он и, получив в ответ едва заметное покачивание головой, продолжил: — Вот и замечательно, значит, детали расскажешь в процессе. Держи меня.Дождавшись, пока надёжные руки вампкуба крепко ухватят его за бёдра, Шастун опасно переклонился через перила, но недоставало буквально пары сантиметров.— Можешь меня приподнять и чуточку сдвинуть вперёд? И, кстати, я всё ещё жду твой рассказ.— Это печальная история. Суккубу пришлось своими руками убить свою истинную, возлюбленную жену, мать его детей, — скорбно поведал вампир, подчиняясь его просьбе и вцепляясь в бёдра почти до синяков — видно, так боялся ненароком выпустить счастье из рук. В буквальном смысле.— Почему? Так, давай ещё пару сантиметров и чуть ниже…Арсений тяжко вздохнул.— Судьба не смотрит на другие факторы, когда распределяет истинных. Твоей парой может оказаться человек иного сословия, как было у моих родителей, иного воспитания, иного мировоззрения… Истинностью может быть отмечен соблюдающий целибат монах, избалованный принц, родившийся безногим нищий, убеждённый охотник на вампиров, одарённый волшебством человек… Или просто безумец. И последнее — страшно.— Тяни меня назад, только медленно, — скомандовал Антон, перехватив добычу поудобней. — Значит, она была безумна? Что она сделала?— Попыталась убить их детей. Несколько раз подряд, — с такой горечью произнёс Арсений, что Шастун чуть пододеяльник не выронил. Как-то сразу вспомнилось, что оба ребёнка вампкуба давно мертвы, хоть рождённый в первом браке сын, хоть появившаяся на свет чуть ли не веком позже дочь.Вновь оказавшись на твёрдом полу, Антон поспешил увести нежитя с балкона, подальше от мерзкой влажности, от которой ему становилось хуже.— Ты знаешь, что все проявления любви для нас святы. Тяга к одноночкам есть любовь ко всему роду человеческому, любовь к истинному и вовсе является смыслом жизни, поцелуй для нас сродни причастию, а ложе любви святее алтаря. Но дети — нечто особенное, квинтэссенция чистейшей незамутнённой любви, телесное воплощение великого чувства своих родителей. Дети для нас ценнее любой святыни. И когда тому бедолаге пришлось выбирать между их жизнью и жизнью супруги, выбора у него, считай, не было…Тяжело втянув носом чуть более сухой благодаря беспрестанно работающему кондиционеру воздух, Арсений продолжил:— Его имя не вошло в анналы. На него наложили вето и, в отличие от Герострата, забыли накрепко.— Я ещё понимаю, почему у вас запрещено слово, означающее надругательство, — поделился Шастун. — Но вот этого запрета, равно как и непереносимость слова, подразумевающего самку собаки, я понять не могу.— С самкой собаки всё просто, — наконец-то улыбнулся Арс. — Это слово похоже на самоназвание моего народа, но в то же время оскорбительно. По ощущениям это примерно как… Вот представь, в толпе кто-то зовёт тебя по имени, и когда ты почти уже обернулся на зов, едко добавляет что-то противное, такое, что хочется проигнорировать, чтобы никто не подумал, что это про тебя, или дать в морду.Антон непроизвольно хохотнул. С его-то именем, так ?удачно? рифмующимся со словом ?гондон?, даже представлять ничего не приходилось.— А в случае с этим убийцей поневоле… Мне кажется, тут сыграло свою роль обычное суеверие. Знаешь, многие люди и нелюди боятся произносить пугающие их вещи, чтобы они вдруг не сбылись? Так и здесь, любой суккуб не хочет даже вспоминать об этой истории, потому что опасается, что станет третьим в этом страшном списке.— Арс, обещай мне, пожалуйста… — с тяжёлым сердцем начал Шастун. — Обещай, что если я окажусь обречён на долгую мучительную смерть без шансов на спасение, ты подаришь мне последний подарок.— Быструю и безболезненную? — сипло от кома в горле проговорил вампкуб.— Да. И, прошу, ради любви ко мне и к тому, кто родится после меня, свали это на кого-нибудь другого. Инсценируй моё самоубийство или повесь вину на кого не жалко, как получится. Я не хочу, чтобы твоё имя было забыто.Арсений прикрыл глаза и молча кивнул, соглашаясь с его нелёгкой просьбой.***Вскоре после их ухода с балкона зарядил дождь. Антон и Арсений вместе сложили постельное бельё, вместе вернули эвакуированную мебель в гостиную, вместе приготовили обед и накормили с ложечки Серёжу, поскольку даже с замечательной регенерацией оборотней он ещё не восстановился после мучительной обратной трансформации.Затем настал черёд суккубьей подпитки, поскольку ладони Шастуна промёрзли насквозь, а отдельные щупальца мертвенного холода протянулись едва ли не до самых плеч.Арсений целовал его отчаянно, будто в последний раз — сказались тяжёлый разговор и трудная просьба. Его прикосновения были пропитаны надсадностью немого крика, от них всё тело наливалось резким, граничащим с болью наслаждением. Это ощущалось в какой-то мере приятно, но в то же время невыносимо, он ведь был жив и здоров, его жизни ничего не угрожало, это лишь теоретическая возможность в неблизком будущем. Не справившись с эмоциями, Антон до крови прокусил его губу и тут же пожалел об этом, безмолвно прося прощения и зализывая ранку. Уж кто-кто, а огневик мог себе позволить попробовать кровь вампира на вкус — обращение ему не грозило.Он нехотя оторвался от раскрасневшихся губ Арса, чтобы шёпотом напомнить ему о состоявшемся вчера важном разговоре:— Не думай о том, что может и не случиться, клыкастик. Я твой, помнишь? Я твой.Антон обхватил ладонями его лицо и, ласково погладив по виску и щеке, вновь приник к нему в поцелуе, нежном и бережном. Этот поцелуй был не для подпитки — руки мага давно уже потеплели, да и проявленная партнёром инициатива давала несоизмеримо больше, чем своя собственная.Этот поцелуй был для Арсения, такого измученного последними событиями — боями, переживаниями, болью и сложными разговорами. Такого измученного и всё равно такого терпеливого и заботливого.Такого важного и нужного.Такого родного.***За день до этого— …неужели ты думаешь, что я не возьму тебя с собой?Арсений вздрогнул всем телом, и Антон успокаивающе прижался ближе, запечатлевая на его шее осторожный поцелуй.— Но я же буду только мешать тебе, — робко возразил нежить.— Ты придурок, это факт, — со смешливой нежностью проговорил Шастун. — Ну какой нахуй мешать? Кто мне помог через перепады стихий пройти гораздо легче, чем когда бы то ни было раньше? Кто подманил одуревшего из-за злоебучей сыворотки оборотня и не позволил ему серьёзно навредить мне? Кто провёл меня, будто маяк в ночи, через вязкую пограничную зону и позаботился после? Кто прикрывал мне спину в бою и на руках притащил домой? Кто до последнего отпирался, делал вид, что пришёл один, стремясь защитить меня от возможной угрозы? Кто помогал мне с зельем и взял на себя разговор по телефону, когда я сам не мог этого сделать?В каждом вопросительном знаке он будто ставил точку очередным поцелуем, не то подчиняясь требовательно натянувшейся меж ними связи, отчего-то ощущающейся сейчас особенно сильно, не то пытаясь разговаривать с вампкубом на более понятном тому языке.Арсений резко вскочил, вырвавшись из его объятий.— Кто, замечтавшись, попался в руки злодеев, как последний дурак? — выпалил он с бессильной злостью, до побелевших костяшек сжимая кулаки. — Кто больше десятка дней валялся бесполезной тушкой, связывая тебя по рукам и ногам своей беспомощностью, не позволяя заняться спасением остальных друзей и ведением расследования? Кто посреди охоты шмякнулся на тополь, вынудив тебя один на один сражаться с огромным хищником, а после тащить обездвиженное тело домой? Кто не воспрепятствовал твоей рискованной затее и чуть не потерял тебя в глубинах чужого сознания? Кто поставил всех под угрозу на кладбище, самим фактом своего ненужного присутствия лишая друзей возможности одолеть орду нежити одним-единственным экзорцизмом? Кто вынудил тебя с риском для жизни пойти на обмен, из-за которого ты ещё невесть сколько времени не сможешь нормально колдовать, в то время как наш враг по-прежнему силён и опасен?Антон потянулся к нему, желая успокоить, но вампкуб отшатнулся, будто прокажённый от здорового.— Это обычные издержки моей профессии, клыкастик. Ни в одном из этих случаев нет твоей вины, — твёрдо проговорил Шастун, изо всех сил сопротивляясь желанию наорать на него за пораженческие мысли и всю эту нервотрёпку. Он сам не знал, как ему хватало терпения сохранить хотя бы внешнее спокойствие; наверное, помогло осознание, что его вампкубу сейчас плохо физически и морально, а значит, нужно засунуть свои эмоции куда подальше и стать незыблемой опорой для него, терпеливо снося все проявления доставшегося вместе с магией пламенного темперамента.— Кто из помощника станет помехой, как только закончится действие побочных эффектов обмена и ты влюбишься в какую-нибудь девушку? — голос вампкуба звенел болью. — Я понимаю, что слишком многого от тебя хочу, но, чёрт возьми, это в самой моей природе, я не могу иначе!— Не влюблюсь. Обещаю.Вампкуб неверяще усмехнулся.— Обещания, данные в состоянии изменённого сознания, теряют силу вместе с породившим их опьянением. Сейчас тебя дурманит наша отзеркалившаяся связь, но она не является естественным для тебя состоянием, и со временем развеется, как дым на ветру. А вместе с ней и все принятые под её воздействием решения.Клыкастик сделал судорожный вдох наподобие тех, что предшествуют обычно рыданиям или истерике и, ища успокоения, вновь приложился к стакану.— Пожалуй, тебе уже хватит, Арс. Не пей больше, — тихо обронил Антон.— Это же не кровь и не алкоголь. Просто вода, — возразил нежить.Протянув руку, Шастун мягко отнял у него стакан и вернул на поднос.— Иногда и вода может быть вредна. Избыток воды гасит внутренний огонь, обращая жизнерадостность в уныние, — объяснил Антон, поднимаясь на колени — так, чтобы не смотреть на стоящего вампкуба снизу вверх и не превышать его в росте, как если бы он встал на ноги, а сравняться с ним благодаря подходящей высоте кровати.Доверительно взяв его за руки и глядя в глаза, маг медленно проговорил, отчётливо произнося каждое слово:— Я запретил себе влюбляться.— Но ведь сердцу не прикажешь, — горько усмехнулся Арсений, отводя взгляд.— Приказать сердцу влюбиться нельзя, ты прав, — согласился Антон, — но удержать его от попыток обратить внимание на кого-то ещё вполне даже реально. И это решение не продиктовано побочными эффектами обмена, я принял его в тот вечер, когда ты показал мне свои рисунки.— Тогда?..— Именно тогда, — кивнул маг, поглаживая большим пальцем его ладонь. — И как раз поэтому я так разозлился на тебя за вопрос о намерениях встречаться с кем-либо.Вампкуб нервно сглотнул, всё ещё избегая его взгляда.— Клыкастик, — обратился Антон, ласково проводя кончиками пальцев по горячему запястью, и нежить посмотрел на него, наконец-то возвращая зрительный контакт. — Мы принадлежим друг другу, хотим мы того или нет. С самого мига моего зачатия мы связаны неразрывно, и эти узы ничуть не слабее родственных. Ты моя семья, Арс. Семья и по рождению, и по сражению. И пусть я не могу дать тебе того, что ты хочешь, но в моих силах оградить тебя от новой боли. Пока мы живы, я постараюсь дать тебе так много, как только смогу, и защитить от всего, что представляет угрозу. Пусть я не выбирал участвовать в этой чудно?й лотерее истинных, предназначившей нас друг другу, но этот выбор я делаю сам, в здравом уме и трезвой памяти. И готов повторить свою клятву, когда последствия обмена схлынут и всё вернётся на свои места.Похоже, с суккубьестью Антону передалось и красноречие нежитя, в ответ наделив того неловкостью при подборе слов — растроганно поднимая брови и часто-часто смаргивая, Арсений высоким ломким голосом пытался что-то сказать, но выходило несуразно:— Ты… Я… Это…Оставив безуспешные попытки, клыкастик сгрёб его в охапку, прижав к себе крепко-крепко, даже немного приподняв над кроватью, и принялся беспорядочно осыпать поцелуями его лицо — виски, нос, рот, щёки, лоб, подбородок, глаза…— Я так сильно тебя люблю, огонёчек мой, — сбивчиво прошептал Арсений вперемешку с нежными касаниями губ.Сердце пронзило болью: онн ем о гответить вампкубу тем же.— Твой, — отозвался Антон. — И пока мы живы, только твой, клыкастик.