Глава 34. Последняя просьба (1/2)

– Привет, пап.Серёжа многое бы отдал, чтобы не видеть эту тоску, что полыхает тьмой в таких родных глазах.

– Хотя, какой ты мне отец после того, что сделал, – холодность в голосе напускная, Серёжины родительские инстинкты не обмануть, – ты променял меня на него... всё ещё жалко выглядит.

– Сыночек, я бы никогда...

– Да что ты говоришь? – Никита впивается взглядом в лежащего на земле Диму, сжимая магические путы сильнее, – сыночек... хватился, конечно. Сейчас, чтобы спасти это ничтожество, ты всё что угодно скажешь.– Никита, пожалуйста, – Лазарев протягивает руки к демону, но его оттесняет тёмная материя обжигая руки.– Забавно, правда? – спрашивает парень в пустоту, продолжая мучить всех своих пленников, усиленно перекрывая пути к отступлению земляного элементала, – ты с ним связан магически, а боль его не чувствуешь. Интересно, не находишь?– Это всё потому, что ты очень сильный демон, – Серёжа искренне гордится сыном, как бы странно это сейчас не выглядело со стороны, – кем бы ты ни был, на чью сторону ты бы не встал, я всегда буду тобой гордиться.– Поэтому ты просто сбежал с этим обдолбышем? – голос звучит громче, злее, Никита в ярости от несправедливости.

– Сынок, – Серёжа вновь пытается вытянуть руки вперёд, но видя дикий, осуждающий взгляд, свою попытку успокоить он пресекает, – и в той реальности я любил бы его. Здесь у меня никого нет ближе него.

Диму скручивает боль, его прижимает к земле так сильно, что под спиной пошли бы трещины, если бы не собственная сила, просачивающаяся между спиной и демонскими путами. Никита усмехается, поднимая взгляд огненно-карих глаз на Серёжу. В них едва заметным отблеском стоят слёзы.– А у меня не было никого, кроме тебя, – сипло произносит он, замахиваясь тёмным лезвием, приставляя к горлу земляного элементала.

– Никита, остановись! – голос Лазарева доносится с совершенно другой стороны, отчего все присутствующие смотрят на появившуюся копию Серёжи из леса.

– Что? – недоуменно, ничего непонимающе произносит демон, убирая лезвие в сторону.

– Сынуля, ради нас с тобой, не делай этого, – другой Серёжа тепло проговаривает успокаивающие слова, – это совсем не наша реальность, мой хороший. Меня и... его подставили.– Это всё обман, чтобы меня сбить, запутать! – взбешивается демон, сжимая ещё сильнее путы.– Не знаю, что в этом мире с тобой сделали, сынуля, но тебе даже столько лет не должно быть, – досадует Лазарев, протягивая руки к Никите, не боясь ожога, – прости меня, моя радость. Ни за что в жизни, никогда я бы не променял тебя на что-либо вообще. Ты же моё сердце, моя жизнь, иначе быть не может.

Никита замирает на месте, не давя сильнее, смотрит в одну точку, теперь уже совсем не контролируя слёзы. Взгляд красноватых глаз медленно скользит на того, кто на самом деле является его отцом.

– Папа? – задумчиво произносит демон, отпуская всех присутствующих, будто перебирает это слово на языке звуками, словно и не понимая совсем значения сочетания этих букв.– Да, – кивает Лазарев из другой реальности, чувствуя мелкую дрожь по телу от произнесённого слова. Он так давно его не слышал.

– Папа, – демона будто совсем осиняет, глаза округляются от удивления, рассматривают собственные руки, потом того, кто стоит в нескольких шагах от него, – папа!

Никита срывается с места, бежит к Серёже, а следом за ним остаётся темный шлейф материи, покидая оболочку. Тьма рассыпается пылью, осколками, зависая в воздухе, а её носитель уменьшается в росте, меняется внешне. И вот в объятья Серёжи почти падает светловолосый, светлоглазый мальчик.– Всё закончилось, мой свет, – шепчет Лазарев из другой реальности, пока его элементальная копия подбегает к лежащему на земле Диме, – мы идём домой. У нас ещё праздник не закончился.

Вслед за словами пространство рядом приоткрывается, словно в воздухе повисает окно, криво сколоченное, но пролезть в него можно. Серёжи обмениваются уважительным кивком, но Никита вдруг просится слезть с рук. Мальчик добегает до не того папы и тоже обнимает за шею.

– Прости меня, пожалуйста, – тихо произносит Никита, прижимаясь крепче.

– Всё в порядке, ты не виноват, что у нас такой мир, – успокаивает элементал, поглаживая меж маленьких лопаток.– Мы ещё увидимся, – серьёзно выговаривает Никита, – тёмная тётенька говорила... что в мирах всё как в зеркале. Только не грусти.

– Обещаю, я не буду, – Серёжа согласно кивает, отдавая драгоценное дитя своей копии, – пока.

– Пока, – детский голос растворяется вместе с едва заметным взмахом маленькой ладони.

– Получается, что это были не твои видения, – делает вывод Элла, поднимаясь на ноги окончательно, помогая своему парню, – эти выходы в другую реальность не бывают без последствий.

– Это другой я пытался достучаться до моего сознания, – и хоть Лазарев обещал не грустить, тоска его сердце одолевает. Дима молча берёт его за руку.И только Поз и Макар, без которых этого кривоватого портала не было бы, сейчас выдыхают почти синхронно.

***

На мгновение кажется, что звуков просто нет. Ничего нет, только распахнутые зелёные глаза. Арсений не чувствует даже собственного тела, кроме леденящего ужаса, стремительно заполняющего все уголки души.

Попов кидается к Антону, успевая обхватить того за плечи, но тот стремительно притягивается к земле, едва не стекая к ногам оборотня. И хотя дрессировщик изо всех сил пытается держать лицо, не показывать, как ему больно, Арсений… чувствует, он ощущает кожей, насколько ему плохо. Похоже в нём точно есть эмпатия, настроенность на своего наставника, на самого дорогого человека.– Сейчас пошучу, что я шашлычок, – тяжело выдыхает Антон, через силу вдыхая вновь.– Ты ведь не собираешься умирать у меня на руках? – кажется, они оба немного сходят с ума, потому что из груди Антона торчит кусок арматуры, кровь расползается по толстовке, Арсений держит его, как и заявил, в руках и нервно посмеивается, хотя в глазах уже собираются слёзы.– Это не входило в мои планы, – также кряхтяще отзывается смехом Шастун, криво улыбнувшись, – просто тут одно обстоятельство есть…– Вижу, – Арсений ловит себя на мысли, что мозг попросту блокирует осознание неизбежного, потому сейчас они почти привычно разговаривают о какой-то чуши.– Арс, – сдавленно шепчет Антон, дрожащей рукой обхватывая шею нависнувшего оборотня так, будто единственное, что его держит, это даже не руки, а взгляд, –теперь я могу... безнаказанно просить тебя таскать меня на руках...– А тебе это нравится? – слёзы неконтролируемо катятся из глаз, очерчивая мокрые дорожки на щеках, застревая на короткой щетине. Арсений и правда думает о чём угодно, только не о том, что Антона нельзя спасти, не о том, что если вытащить из него этот злосчастный кусок металла, кровь невозможно будет остановить. Всё, что угодно, только не это.

Оборотень не слышит и не видит даже того, что Егор с Сашей уже сожгли тёмного духа, перехватили обозлённую Инну. Ничего из этого, только глядящий на него снизу-вверх Антон.– Ну я же сильный... самодостаточный мужик, – через силу повышает голос дрессировщик, утрированно скручивая руку, как бы демонстрируя качковые мыщцы, – неположено такие вещи позволять кому-то делать. Ноги же есть…Шутливая фраза прерывается, Антон снова пытается вдохнуть сильнее, но рука, изображавшая силача-позёра почти падает на пол, но Арсений успевает её перехватить.

– Выполнишь мою последнюю просьбу? – вдруг смиренно и спокойно говорит Шастун, слабо поглаживая по задней стороне шеи.– Если исполню, ты останешься жить и наставничать надо мной дальше? – Арсений бы не плакал, если бы мог, но становится просто невыносимо видеть его такого, – я же ещё не всё знаю о том, как приживаться оборотню к городским сверхъестественным существам.

– Ты справишься, – Антон смотрит мягко, тепло, улыбается даже из имеющихся сил.А затем подтягивается, чтобы тихо-тихо, на самое ухо прошептать:–Обрати меня.В эту секунду Арсения сама душа отзывается на просьбу, хотя Попов помнит все фазы обращения его самого, он не может дать силу сородича, внутри всё заходится от этой фразы. Он хочет сейчас же пошутить сквозь слёзы, что не может этого сделать, и что сам Антон ему это рассказывал в наставлениях, как ощущает, что… дыхание оборвалось. Зелёные глаза застывают открытыми, а тело едва ощутимо начинает остывать.***Антону слепит глаза. Он пытается приглушить яркость, прикрывая источник ладонью, но оно повсюду, так что не сильно и поможет. Шастун так давно не испытывал такого спокойствия. Он столько времени был в постоянном напряжении, что теперь очень непривычно знать, что спешить никуда не нужно, спасать кого-то тоже. Можно просто лечь и отлежаться.

Но он знает, что здесь полежать не получится. Потому что здесь просто не на что лечь, да и в теле такая лёгкость, что и не за надобностью. Откуда Антон это знает – непонятно. Ясно одно – здесь слишком светло даже для самого яркого кинематографического освещения.– Вот ты и здесь, – улыбчиво доносится из-за спины.

Антон резко оборачивается, но никого не видит. Он недоумённо поднимает бровь.– Лучшего повода поговорить просто не придумаешь, – голос как будто ходит вокруг, старательно скрываясь, – правда я думала, что не сработает и тебя придётся вытягивать, но нет, ты сам прекрасно выбрался.

– Рин, – выдыхает Антон, замечая, наконец, свою собеседницу.

– Я, брат, – кивает она, раскрывая руки для объятий.

Антон так сильно чувствует тепло от привычного обхвата рук за шею, что почти готов заплакать, но сдерживается, только утрированно всхлипывая, выдыхая рвано, громко, отчего Марина только сильнее посмеивается.– Погоди, – чуть отстраняет от себя сестру Антон, понимая, – если я здесь, ты тут живая, значит я умер?– Ещё нет, – пожимает плечами девушка, – скорее ты в очень глубоком обмороке. Если бы ты умер, поговорить нам, как раз и не удалось бы.

– Почему?

– Мне столько тебе пояснять придётся, брат, – снисходительно, будто младший здесь Антон, улыбается Марина, – но пока у нас есть время, расскажу.

– Какое время? – Антон понимает, что ничего не понимает, ведь Арсений не может выполнить его просьбу с обращением, особенности не подразумевают.– До того, как твой мужчина поймёт, что если терять уже нечего, то можно и попробовать, – в голосе девушки нет отвращения или пренебрежения, разве что совсем немного позовского сарказма.– Но ведь не получится.– Больше позитива, брат, – улыбается Марина, предлагая присесть на образовавшуюся лавочку, такую же светлую, как и всё здесь.– И не брат, – совсем грустно и даже… виновато смотрит на неё Антон.

– Ты серьёзно думаешь, что из-за того, что у нас разные родители, я перестану к тебе относиться как к семье? – Марина пытается заглянуть в такие же, как и собственные, глаза, – ты же в курсе, что это даже звучит бредово? Антон, мы выросли вместе, страдали ерундой, учились выживать в адских условиях детского лагеря, я постоянно тебе искала пару, и пусть хоть все там удавятся этими генетическими экспертизами.