Глава 23. То, что скрыто от глаз (2/2)
– Вылези из него, дурак, – продолжая похихикивать, говорит Шастун, вдруг прислонившись ухом к двери, чтобы лучше было слышно происходящее внутри.
– Если ты помнишь, кошачьи любят всякие коробки, залезать в шкаф, спать на чужих вещах...– Подарю тебе коробку, только не шерсти? мои вещи, кот, – вечно жить будет, ну правда, сколько можно смеяться? – И вообще, Попов, как в шкаф зашёл? Выйди и зайди нормально!
Из-за деревянной двери послышался переливчатый смех, отчего Антону стало ещё лучше.
– А выход из шкафа в народе считается признанием своей ориентации, – вдруг задумчиво звучит из недров мебели.
На секунду улыбка исчезла с лица дрессировщика. Он подумал только в эту секунду: что они оба мужики. Но рядом с этим мужчиной думать ни о чем не хочется, только бы наблюдать эту восхитительную пластику в каждом движении, слышать приятный голос словно достающий до самых глубоких уголков его растерявшейся души, видеть блестящие радостью глаза. Вывод был прост и очевиден: Антону все равно, главное с Арсением.
– Арс, – необыкновенно ласково зовёт Антон, приложив пальцы к дверце, – можешь не переживать. Выйдешь из шкафа – я тебя здесь встречу.На несколько мгновений воцарилась тишина, слышны, казалось, только биения их сердец. Шастун даже умудрился себя начать увещевать за то, что поторопился с такими признаниями, они едва знакомы по большому счету. Но так хотелось забить на все эти заморочки и просто обнять его сейчас.
Дверца отворяется, и Арсений плавным, гибким движением льнет к стоящему напротив Антону. Пальцы касаются плеч, а само тело вдруг совсем по-новому ощущает близость другого. Будто именно Арса Антону столько лет не хватало.
Они молчат, так и стоя в объятьях друг друга, не решаясь сказать хоть что-то. Пальцы в кольцах заботливо проводят по чувствительным бокам, чуть прижимая невероятно гибкое тело к своему. Арсений льнет к его губам, тут же втягивая в непохожий на предыдущие поцелуй. Он глубокий, сильный, наглый, выматывающий, заставляющий судорожно вдыхать в короткие перерывы.
Руки скользят, изучают, ласкают прикосновениями, будто за весь день они не касались друг друга вовсе. Антон голодно выцеловывает уголки губ, срываясь на все лицо, обходя горячими губами лоб, брови, виски, щеки, нос, глаза, особенно сильно кайфуя от длины и мягкости ресниц, скулы, линию подбородка. Совсем потерявшись в зацеловывании заметных родинок на щеке, он чувствует, как руки вновь притягивают его лицо для ещё более глубокого поцелуя в губы.
Арсений чувствует, что задыхается. От того, что его тело так пылко прижато к другому, что руки нежат несдержанными прикосновениями сильные мышцы. Он почти погибает от того, как Антон его целует – развязно, горячо, как того, кого ждал всю жизнь.
Одна секунда – они на кровати. Мужчина отрывается от губ, оказываясь у Антона между ног, склоняется одарить поцелуями открывающиеся участки кожи. Жившие своей жизнью руки успели стянуть с дрессировщика футболку, а потому сейчас было удобно касаться мягкой кожи беспрепятственно.
– Арс, – выдыхает в губы Антон, снова и снова утягивая в страстную ласку, оглаживая руками бока, все ещё закованные в одежду.В голове дрессировщика далеко в мыслях, как в фоновом режиме пролетело саркастичное ?Какого хрена я творю? Обжимаюсь с мужиком. Дожили?, но и это незначительное размышление прерывает ощущение жарких губ где-то под ключицей. Но все прерывается внезапно, Арсений просто утыкается лицом в плечо лежащего на спине Антона, немного нервно дрожа при выдохе.
И парень догадывается о странности поведения своего, все ещё, подопечного.
– Арс, – мягко шепчет он, уже привычно обхватывая лицо руками, – посмотри на меня.
А увидев, что его оборотень даже покраснел от смущения, Антон быстро целует его в уголок губ.
– Темная сторона никогда не формирует свои особенности из ничего, Арс, – несмотря на наставническое содержание речи, звучит это не менее провоцирующе, чем пылкие выдохи в губы.Арсений судорожно выдыхает, ловя взгляд зелёных глаз. Он смотрит сверху вниз, подрагивая от странного, неизведанного ранее томления. Хотя, нет. Попов вдруг вспоминает, что уже испытывал подобное по отношению к Шастуну.
– Скажи мне, чего ты хочешь? – шепот раздается у самого уха, отчего тело ещё плотнее прижимается к тому, что лежит под ним.
– Тебя, – честно сознается оборотень, оглаживая оголённые плечи до предплечий, соскользнув на точёный торс, чуть облизнув губы от сладкого ощущения, стянувшего низ живота.
– Как? – прямой взгляд в глаза, потому что Антон чувствует его. Сильнее и чётче, чем думал все это время.
Арсений чуть вздрагивает от этого вопроса, но глаз не отводит. А после секунда, он на мгновение прикрывает их, резко подаётся вбок, оказываясь на спине, заставляя тем самым Антона нависнуть над ним. И самым развратным на свете шепотом произносит в губы:
– Вот так.
Оборотень знает, что так правильно. А самое главное, что именно так он хочет Антона. Чтобы его парень овладел им, приручил его, защитил от всех обязанностей перед миром быть сильным, ведущим за собой. Хочет быть ведомым, желанным, тем, на кого сейчас пара зелёных глаз смотрит с неприкрытым восхищением.
Антон льнет всем телом, укрывает эту великолепность собой, отчего Арсений мелодично стонет. Они друг друга до отказа сердца доведут, кажется. Потому что каждое движение, касание,поцелуй, выдох на кожу ощущается как введенная внутривенно доза возбуждения, горячей лавой растекающаяся по телу. Арсений оплетает своего парня ногами за талию, когда вся одежда остаётся за пределами кровати, получая жадное поглаживание от бедра до ягодицы, вновь заставляющее захлебнуться вдохом их разделенного на двоих воздуха.
Если бы только Попов мог сейчас укутать собой своего наставника, он бы это сделал, слился бы с ним воедино навеки вечные. И Антон чувствует это, целуя все, что так самозабвенно попадается под его губы. Очередной восхищенный взгляд на своего мужчину, и Шастун чуть ли не рычит, потираясь о крепкое возбуждение своим собственным. Стоны, срывающиеся с губ Арсения, звучат как невероятно желанная мольба о продолжении, потому Антон ещё и ещё дёргает бедрами, уже не намекая, а утверждая, что если начнет, то не остановится. И в ответ откинутая на подушку голова, отчаянно хватающий воздух рот, призывно представленная шея и прикрытые от неизведанного ранее удовольствия глаза.
На несколько секунд Антон сам чувствует лишь звериную жажду обладать, в себя он приходит лишь в момент, когда собственные пальцы уже с особой медлительностью проникли в подрагивающее тело оборотня. Арсений едва не скулит, насаживаясь сам, одной рукой сжимая беззащитную простынь, второй притягивая за шею своего парня для жадного поцелуя. Антон не отказывает себе в удовольствии впиться губами в другие, тут вытворяющие что-то нереальное языком внутри.
– Пожалуйста, – выстанывает Арсений, прикусывая нижнюю губу своего парня и тут же сильно выдыхая, ощущая обжигающее, сладостное движение в себя.
Он и подумать не мог, что когда-нибудь добровольно отдастся мужчине. Но в заботливых и сильных руках его наставника ничего больше не имеет значения. Ему слишком приятно принимать успокаивающие поцелуи, слишком нестерпима эта осторожная медлительность, слишком хорошо ощущать себя оберегаемым и желанным.
Антон толкается размеренно, насколько позволяет его терпение, а от неожиданного сжимания его ягодиц нетерпеливыми руками – срывается, берет своего мужчину грубовато, но со всем накопленным за всю жизнь голодом, что кажется собственные глаза горят зелёным пламенем желания.
Они и правда сливаются в одно целое, едва мелодичный стон срывается в прикушенную шею, а хриплое и низкое ?Арс? не разносится по тишине комнаты. Сколько они лежали вот так, сплетаясь в объятии никто не помнит. Из более или менее распознаваемого – стук обоих сердец и с трудом восстанавливающееся дыхание.
Пальцы медленно проникают в светлые волосы, поглаживают слабо, но так благодарно, будто только что здесь кого-то спасли. Говорить не было сил, но подняться и сходить в душ было надо.
– Тебя донести? – Антон не понимает, наверное, что каким-то чудом читает мысли своего оборотня.
– А ты можешь... сейчас? – звучит севший голос Арсения, продолжающего гладить своего парня по голове.Шастун вдруг не говорит ничего, поднимаясь с кровати, наклоняясь к ней и забирая с нее расслабленного донельзя мужчину. Арсений не удивляется, кивая, из последних сил прижавшись, обнимая за шею, медленно моргая.
Добрались они до кровати уже на ногах оба, перестелились и тут же завалилась на кровать, в объятья друг друга. Все потом, сейчас бы не нарушить этой идиллии.