Глава 6 (1/1)

?Суетливые, разные, бытовые полярности,Как и в общем-то эта страна!Где у каждого есть свои островки безопасности?—Дверь, окно, он или она.Дожидаясь прихода дня, где-то также кого-то ждут,Как, наверное, ты меня.?АнимациЯ?— Возвращаться Если бы человек за всю жизнь имел только один дом, было бы невероятно тоскливо. Понятие ?дом? на самом деле можно уложить в одну простую мысль: дом?— это то, от чего тебе доверили ключи, и застройками это совсем не ограничивается, ключи ведь можно иметь и от машины, и от крыши; и от сердца, и от печени; и от успеха; и от рая и ада, если уж на то пошло,?— главное ведь, чтобы они подходили, когда хочешь войти, и чтобы присутствующие или владельцы не просто не поменяли замки к твоему приходу, а еще и были готовы принять, как завещал покойный Фрост. Получается, дом там, где идеально сходятся временные петли человека и окружающих его объектов, потому что можно сколько угодно с пеной у рта доказывать, что дом именно там, где ты сам решил, но какой от этого толк, если к твоему присутствию там не готовы остальные жильцы, которых списывать со счетов не просто бессмысленно, а еще и нечестно, потому что в мире ведь ничто не твое, кроме тебя самого. Поэтому важно осознавать еще и тот факт, что, будучи точно также для кого-то домом, ключи от себя тоже нужно кому-то доверить, во-первых, чтобы не пустовать и не стать в конечном итоге заброшкой, а во-вторых, чтобы было у кого их забрать, если вдруг проебешь свои собственные. Размышляя о наличии ключей в таком ключе, появляется страх в один момент осознать, что, имея в арсенале немалое количество ключей, пользоваться до сих пор приходится ломом и отмычкой, говоря словами современного классика. С момента возвращения Антон почти не следит за событиями вокруг, только размеренно потягивает стандартный для себя на сегодняшний вечер виски, иногда сквозь пьяную дымку возвращаясь к воспоминаниям о произошедшем на сцене?— только совсем не о ходе импровизации, а о том, какие ощущения прокручивались в нем тогда и какие остались сейчас,?— выгораживает себя тем, что он пытается таким образом разобраться со своей теперь уже, как он верит, оправданной ненавистью. Эта мысль ему самому теперь кажется абсурдной и наполненной излишним драматизмом, но сейчас почему-то хочется хотя бы внутренне дать себе слабину?— пока пьяный это нестрашно, пока пьяный, есть большая вероятность, что на утро все это забудется,?— в конце концов он живой человек и заслужил хотя бы на несколько минут честно прислушаться к своим ощущениям. Он периодически опускает взгляд на свои запястья и думает, что они теперь почти что меченые, по крайней мере на сегодняшний вечер, а там уже как пойдет. Антон думает, что касания Арсения оставили будто невидимый qr-код, только для считывания никакое устройство подносить не надо, потому что достаточно будет просто посмотреть на них, чтобы расшифровка сформировалась в голове всплывающим окном, как надоедливый спам: ?Импровизация. Питер. Арсений.?, а следом запустился видеоряд из особо запомнившихся моментов, который в процессе воспроизведения будто рассыпает красные значки с геометками его прикосновений, и под этими мелкими флажками маленькие озерца ненависти взбаламучено плещутся, не оставляя и шанса на спокойствие, потому что параллельно горит больная идея: ?С ним бы получилось?. Шастун не берется каждый раз рассыпаться в подробном описании, что именно бы получилось, потому что достаточно было одного раза: шоу, мечта, отсутствие давящего сейчас слова ?Работа? над всей его деятельностью, потому что?— что там Конфуций говорил? ?Займись любимым делом, и ты не будешь работать ни одного дня в своей жизни?? —?Антон теперь устает как собака, потому что, блять, работает. Не к месту в голову приходит тот факт, что за эти несколько часов Арсений слишком легко влился в их компанию?— семью даже, потому что такое связать воедино могло только по-настоящему родных людей, и родство это определилось так давно и вообще не ими, что кажется, было записано создателем всей этой матрицы ещё до запуска,?— чего только стоит момент, когда они стояли на улице вшестером в обнимку, и неловкости не чувствовал даже он сам, не говоря уже о Димке, Стасе, Окс и тем более Сереге. Осознание, что сегодня можно напиться, седативным эффектом расползается по телу?— здесь есть, как минимум, четыре человека, которые проследят, чтобы он не натворил хуйни,?— поэтому Шастун пьёт почти безбожно много и нечеловечески быстро. Такая поспешность нужна скорее даже для того, чтобы просто занять руки, пока не помутнеет мозг. Он отвлекается на телефон, чтобы посмотреть время. 22:44, уведомлений нет, но глаза от экрана отрывать не хочется, потому что желания смотреть на все остальное трезвым нет никакого. Прикидывая, что ещё недостаточно пьян, он решает прибегнуть к старой, еще студенческой, проверке?— сложить числа во времени в одно, и, если несложные арифметические махинации уровня первого класса не вызывают затруднений, значит можно пить дальше. 22:45. Антон считает, получает дюжину и чертыхается то ли от этого совпадения, то ли от того, что еще слишком трезв, поэтому отбрасывая телефон, как обычно руку отрывают от горячего, снова прикладывается к бокалу, прислушиваясь к гулу в зале. ? — Арсений, не против фото? — Да, давайте? Если это не худшее из того, что можно было услышать в его ситуации, выплыв из вакуума размышлений, то идите нахуй с такими понятиями. Откуда-то сбоку доносится приглашающий шепот: ?Я курить, идёшь??, и Антон соотносит в голове, что это, наверняка, ему?— Поз, наверное, подошёл, потому что они договаривались звать друг друга, когда пойдут на перекур. Он встаёт и шагает к выходу, не замечая почему-то спину друга, но вполне допускает мысль, что как обычно просто протормозил. Свежий воздух немного возвращает сознание, он замечает прикуривающую девушку и только сейчас понимает, что звали не его. Ее, кажется, зовут Аня. Она, вероятно, звала Арсения. А вышел, определенно, не он. Антон не знает, зачем подходит, она курит какие-то тонкие сигареты, и Шастун только сейчас вспоминает, что свои закончились на блядском, прости господи, Попове. —Аня? —?голос Антона сиплый, а взгляд, наверное, такой, что лучше вообще в него не смотреть,?— Не угостишь? Грам смотрит на него самую малость изумленно, и Шастун понимает, что теперь они с Арсением поменялись местами, только ему понимающе и без слов протягивают пачку, а следом и зажигалку. —?Спасибо,?— Антон затягивается, но чувствует никотин слабо, потому что чего вообще ожидал от этих сигарет?— непонятно. —?Вы давно знакомы все? —?спрашивает Анна, и Антон готов мысленно поблагодарить ее, что та не напоминает ни о чем, что происходило на сцене. —?Столько не живут,?— Антон отшучивается, потому что не хочет считать, и кажется, начинает пьянеть, спасибо порции свежего воздуха и смене положения. —?Заметно. Она тоже смеётся, и хуй вообще знает, как расценивать ее ответ, то ли в масштабах диалога, то ли в масштабах жизни, потому что в Антоне сегодня однозначно что-то умерло. Он надеется, что та неубиваемая надежда, которую он, будучи идиотом, хранил в себе даже тогда, когда метафоричная камера хранения в его черепной коробке была переполнена до отказа. Надеется, потому что она его за этот вечер изгрызла изнутри как червь яблоко. Антон снова вспоминает об Арсении, и спрашивает, прежде чем успевает подумать. —?А вы? —?продолжать он не считает нужным, потому что теперь сомневается в необходимости самого вопроса. —?Через столько ещё не умирают,?— она парирует на прошлый его ответ и будто обреченно усмехается. Антон готов поспорить, потому что ему и вечера хватило, чтобы палец потянулся набирать номер ритуальных услуг. Он тоже улыбается ей, потому что она, наверное, этого ждёт, и это, на удивление, помогает расслабиться. —?Как тебе выступление с Арсом? —?Грам продолжает улыбаться. Антон думает, что они с Поповым друг друга стоят?— она тоже сначала незаметно для самого Антона позволила ему выдохнуть, а потом одним вопросом перекрыла кислород для последующего вдоха. —?Я мало что в таком жанре понимаю, но людям, да и мне тоже, вроде понравилось,?— продолжает она, выдыхая дым куда-то под ноги,?— Ты молодец, видно, что профи в этом. Антон думает, что если она хотела его добить, то у неё почти получилось. Почти, потому что дезориентированная доброжелательным общением ненависть от этих слов снова проснулась после указания на собственный профессионализм. Это было нужно и Антону, и враждебному чувству внутри него. —?Да, вышло неплохо, хоть твой друг и делал все не так, как нужно,?— Антон от своих же слов растягивается в приторно-довольной вызывающей улыбке, а ещё понимает, что ему совершенно не хочется произносить имя Попова вслух. —?Так это ведь импровизация, здесь разве есть установка, как правильно? —?она зеркалит его улыбку, только вдобавок вскидывает подбородок, и Антон хочет ее ударить за эту частичную правоту, но сдержанно отвечает: —?Конечно, есть. Нужно взаимодействовать так, чтобы не выбиваться из формата игры,?— эта сухая фраза помогает заткнуть ненужные сейчас эмоции. —?Так вы и не выбились, и взаимодействие зрителям понравилось, значит, все было правильно,?— будто бы вслух рассуждает Анна, и эти слова заставляют Антона стушеваться, потому что крыть их ему нечем, поэтому он молча кивает, делая последнюю затяжку. Аня тянет уголок губ вверх и немного щурится, будто вспомнив что-то,?— То есть обжиматься с Арсением на сцене это было правильно? —?Это правильно, да,?— едва слышно вторит Антон, выкидывая окурок, потому что спорить уже сил нет, да и что здесь спорить, если она права, хоть и выбрала такую ублюдскую формулировку для описания действия, однако он не простит себе, если оставит эту фразу в таком варианте, потому что мозг уже подкидывает недавние кадры, поэтому Шастун спешит продолжить:?— Но… —?Я тебя потерял,?— его перебивает мерзко-высокий голос Попова, который так не вовремя выходит на улицу. Арсений двигается к замолчавшим Ане и Антону, становясь рядом с Грам, переводит взгляд с девушки и мельком оглядывает Шастуна:?— Антон? —?Попов, кажется, действительно удивлён, увидев его рядом с подругой, но ответа ни секунды не ждёт, поэтому снова обращается к Ане:?— Ты бы хоть позвала. Антон стискивает зубы, демонстрируя желваки всей этой ситуации, потому что очевидно, кроме неё, они здесь никем не замечаются. —?Вообще-то я позвала,?— Аня несерьёзно возмущается, прокручивая в руке зажигалку. —?Не услышал, там всем приспичило сфотографироваться со мной, только вырвался?— как коршуны налетели, честное слово,?— тараторит Арсений, или Антону только так кажется, потому что звук воспринимается будто через толщу воды из-за окончательно пришедшего опьянения, которое появилось так же некстати, как и сам Попов. —?Пойдём? —?он легонько тянет Ане руку на уровне живота, на которую Грам моментально отвечает, вкладывая в нее свою. —?Захочешь выйти, зови, покурим,?— Грам через плечо добродушно улыбается оставшемуся стоять Шастуну и идёт за Арсением ко входу в заведение. Антон стоит в одиночестве ещё пару минут, периодически прокручивая пальцами свои кольца, а затем словно отмирает и тоже направляется внутрь. В голове пусто не то от выпитого, не то от гуляющего на улице ветра, который успел забраться под ворот рубашки, заставляя поежиться.*** —?А я вам еще раз говорю, что, если вы не заткнетесь сейчас со своими ?Командами?, клянусь, я подсыплю вам в алкашку слабительное,?— разносится звучный возмущенный голос Матвиенко, когда Арсений и Аня возвращаются на свои места. Стас и Дима, посмеиваясь, отстраняются друг от друга, прерывая обсуждение, и Позов вскидывает руки в жесте ?понял, не бузи?. Оксана, следующая за Дариной к танцполу, уже уходя касается его спины и роняет деланно-недовольное: ?Не ругайся?, но уже не слышит Сережиного: ?Да ну заебали уже, ну?, так как оказывается окончательно утянута за руку танцевать. Арсений только сейчас видит Руслана, усевшегося на место Антона, и лишний раз думает, как это иронично. Над ним возвышается Катя, оперевшись локтями на спинку дивана, и легонько касается его плеча, когда замечает приближающегося к столу Шастуна. Белый мгновенно поднимается и, кажется, даже излишне отходит от места, куда в следующую же секунду опускается вернувшийся парень, оказываясь теперь между самим Поповым и Аней, видимо, для собственного спокойствия. Он придвигает первый попавшийся свободный стул, и теперь уже полноправно умещается чуть сзади. Это не остается незамеченным Аней, которая, пропустив смешок, дает ему и себе чуть больше пространства, сдвигаясь к Матвиенко. Арсению, на удивление, становится спокойнее то ли за Руслана, очевидно не желающего приближаться к Антону, то ли за самого себя, потому что, пусть и вынужденная, молчаливая компания Белого его совсем не напрягает?— после разделенной на двоих тайны считать его чужим человеком уже априори не получается. Попов мог бы, конечно, учесть еще и мнение Ани, но та, кажется, не против вовсе, особенно, когда между Русланом и Димой завязывается разговор о футболе, который она с легкостью может поддержать. Сережа со Стасом тоже начинают беседу о каком-то Демиде?— судя по умиленной улыбке Матвиенко, это либо ребенок, либо домашнее животное,?— и Арсений не знает, куда себя деть: футбол, дети и домашние животные?— это то, чего он сторонится в разговорах, потому что раз?— не имеет в этом ничего, кроме базовых знаний, два?— ну давайте по-честному, с футболистами начнет соревноваться в красоте и популярности, детей потеряет, а домашних животных заебет до смерти своими ?тискательными сторичками 25 на 8?, как называет это Аня. Его слуха касается мелодичный женский голос справа, и он прислушивается, надеясь, хоть там найти что-то занимательное. ?— Антошка, Антошка, ты чего смурной такой? —?Катя смотрит сверху на своего собеседника,?— Уморился? ?— Заебался. ?Вот вам и Антошка?,?— усмехается незаметно для присутствующих Арсений, глядя на то, как парень сразу после ответа вальяжно запрокидывает голову, укладывая ее на подголовник, чтобы, по-видимому, уловить зрительный контакт с возвышающейся над ним Варнавой. Арс думает, что называть парня Антошкой и прочими производными?— кощунство, потому что ему слишком идет классическая форма этого имени, она какая-то такая же тягуче-сонорная, по ощущениям будто утяжеленная чем-то, но при этом не давящая, а напоминающая кошачий перебор лапами, прежде чем животное окончательно уляжется. Когда-то давно Аня сказала ему, что давать подобные характеристики человеческим именам?— это первый звоночек, чтобы обратиться к специалистам, а потом сама же выносила Попову мозг на протяжении всего перелета до Парижа?— к слову, это почти два часа?— темой влияния человеческого имени на судьбу. Стоит ли говорить, что Арсений с тех пор зарекся говорить любую, даже самую заведомо бредовую, мысль подруге? А сейчас сидит и думает, что там такого интересного могло быть в этом неправдивом описании имени ?Антон?, и не рассказывала ли в тот день об этом Аня. Пока фоном над ухом проносятся реплики о каком-то нашумевшем матче, Арсений отмечает, что у Антона красивая длинная шея, а еще, что тому, наверное, хватит пить, потому что леность в его теле вызвана скорее алкоголем, нежели названной им же заебанностью?— хотя кто его знает, Арсений ни разу не эксперт по поведению всяких там Шастунов, что, кстати, заметно бы облегчило ему создание правдивого впечатления о нем. Арс не тормозит себя ни в составлении лайтовой версии фоторобота, ни в собственной оценке сложившейся картинки, потому что, во-первых, может себе позволить?— он этого человека видит в первый и, дай-да бог, в последний раз в жизни?— а во-вторых, он ощущает его невербальную хватку за самого себя, будто Шастун в мысленных попытках разложить по полочкам события вечера, связанные с ними обоими, точно также цепляется за образ Попова. Арсений мысленно рассуждает о том, что, откровенно говоря, у Антона нет ни единой причины смотреть на него волком или того хуже?— завязывать одностороннюю вражду: да, Арс, возможно, проебался, когда высказался о его ногах, или перегнул палку с телесным контактом на сцене, но ведь это все такие мелочи, боже?— откуда эта неприязнь? Не то, чтобы Попова прямо-таки взаправду волнует то, какие он эмоции вызывает у окружающих?— а тем более у тех, с кем он вероятнее всего больше никогда не увидится?— нет, здесь другое. Арсений ведь всерьез решился закрыть свои старые гештальты, связанные с собственной трусостью, бегством от ответственности и попыткой определиться, какие места в мире, действительно, его. Если рассмотреть все эти душевные метания в масштабах мира?— хуйня из-под коня, потому что, подумаешь, в 35 определился наконец с тем, кто он такой, а в наступающие на пятки 37 разбирается с гнетущими вопросами о том, где он должен быть, но в масштабах человеческой жизни?— проеб, конечно, смачный, учитывая, что жить ему с его образом жизни осталось меньше, чем он уже отмотал?— ?Во сколько там люди умирают? В 80?? Для себя Арс ставит на неполные 70, потому что ну какая там уже дальше жизнь-то? Там добровольно-принудительные развлечения на старость лет?— да и только. Пока большая часть гостей стекается в середину зала, чтобы скорее размять затёкшие кости, нежели действительно потанцевать, Арсений, отвлекшийся наконец и от ебучего философствования, и от Антонового поведения утыкается в телефон, размышляя, какой фильтр лучше наложить на будущую сториз. Аня тычет пальцем куда-то в его бок, прося оторваться от гаджета и обратить на неё внимание. —?Ты бы хоть вышел потанцевать что ли,?— голос не возмущённый, скорее просто насмешливый, учитывая, что Арсений и впрямь редко упускает возможность подрыгаться на публику?— знает же, в чем хорош. —?Бэдбои не танцуют,?— Арсений протягивает ей телефон, где на экране воспроизводится короткое видео, как он приближается с зажигалкой к коробке с пиротехникой. По углам в стиле Арсения геометрично виднеются месторасположение и хештег ?#бэдбой?. Аня ехидно хмыкает не то от мысли, когда он вообще успел это заснять, не то от собственного придуманного каламбура?— годы общения с Поповым даром вообще ни для кого не проходят. —?У тебя от боя, только заведомо проигранный бой с предпенсионным возрастом, а от бэд?— только беды, и те с башкой. —?она вкрадчиво смотрит на Арсения чуть левее его вытянутой руки и чеканит это так, будто доказывает теорему. Арсений слышит какое-то фырканье за спиной и, легонько обернувшись, замечает усмехающегося Антона, прикладывающегося к бокалу со своим виски. Моментально возвращает взгляд на подругу и по ее кивку за свою спину понимает, что смеются они теперь уже с Шастуном вместе и, более того, над темой, которая не так давно крутилась в голове самого Арсения. —?Ой, отвали, а,?— Арс упорно делает вид, что ни капли не психует, но дёргано встаёт из-за стола, желая в противовес всему сказанному выйти на своеобразный танцпол. Смех не становится тише, даже когда Арсений делает несколько шагов от стола, и это означает, что эти двое, очевидно, без зазрения совести ржут еще больше и громче, оставшись довольными такой его реакцией. Он мысленно плюётся: ?Спелись, блять?, и, даже не думая оборачиваться, занимает максимально выгодное место для демонстрации им собственных танцевальных навыков?— просто на всякий случай.*** С момента ухода Арсения из-за стола проходит не больше пяти минут, за которые Антон успевает еще раз убедиться в том, что Аня в целом, действительно, неплохой собеседник и очаровательная девушка, потому что он оказывается втянут в оживленную дискуссию о футболе, которая не так давно разгорелась между Позом, Русланом и Аней. А после, по истечении уже примерно десяти минут, уютную?— наконец-то без этого павлина?— атмосферу немного рушит подошедший официант, притянувший взгляды абсолютно всех присутствующих, потому что внушительных размеров прямоугольник, завернутый в красивую крафтовую бумагу, с бордовым бантом посередине игнорировать достаточно сложно. ?— ?Прости, что не смогли поприсутствовать лично, в ближайшее время обязательно посетим твое очередное чудо! Надеемся, придется впору. С наилучшими пожеланиями в день открытия, Паша и Ляйсан.??— зачитывает Сережа и расплывается в такой теплой и искренне-пораженной улыбке, что Антону хочется не то отзеркалить ее, не то втащить Матвиенко, потому что снова колет что-то в грудине. Воля обычно всегда приезжает на Сережины открытия и, даже несмотря на пафосную морду и всевозможные подъебки, сердечно поздравляет того и говорит, как гордится успехами Матвиенко. Антон вспоминает, как Паша один раз на съемках камеди баттла назвал его ?птенцом гнезда своего?, и не может контролировать собственную улыбку, обусловленную затапливающей нежностью и ностальгией. Паша их помнит, Паша частенько вспоминает при встрече прежние времена, Паша как никогда невовремя сейчас с этими подарками, пусть и не конкретно ему. Начищенный пятак ни в какие сравнения не идет с тем, как сияет Матвиенко, принимаясь вслух диктовать то, что набирает в сообщении Воле, мол, ?все получил, жду в гости, спасибо?, пока Стас тщетно пытается заглянуть в экран Сережиного телефона?— нахера лезет вообще непонятно, если и подарок не ему, и Сережа сам зачем-то дублирует отправляемый текст. Антону становится душно. Презентом оказывается какая-то, очевидно, недешевая панорамная картина, состоящая из трех небольших квадратных изображений, и в углу каждой из них виднеется цитата на французском?— еще бы Воля выбрал что-то другое, Дюжина по словам самого Сережи, должна стать островком Франции в полярно отличающемся от нее Питере. Антон не старается вглядеться в мелкие буквы?— тем более на французском, что бы он в из них понял?— смотрит лишь на сами картины, пытаясь понять смысл интуитивно, но Аня с едва ли не севшим от восхищения голосом принимается переводить каждую фразу, и Шастун ей за это благодарен?— Аня знает французский, и это чертовски ей идет, по скромному мнению Антона. Он вглядывается в ту, что держит девушка в руках, в то мгновение, когда она зачитывает: —??Les restaurants nous libèrent de la réalité ennuyeuse, et cela fait partie de leur charme. En franchissant la porte, vous entrez en territoire neutre, où tout au long du repas vous êtes libre d'être qui vous voulez.? Ruth Reichl. ?Рестораны освобождают нас от скучной действительности, и в этом часть их очарования. Войдя в дверь, вы вступаете на нейтральную территорию, где на протяжении всей трапезы вольны быть тем, кем захотите.? Рут Рэйчел,?— потратив секунду на то, чтобы воровато оглядеть собравшихся сегодня здесь, Аня откладывает фрагмент, с которого только что считала цитату. На этой первой картине изображен ресторанный зал с множеством гостей за столиками, это похоже на тот вид, что открывается посетителям, когда они только входят в заведение. Антону становится иррационально не по себе, будто он и впрямь не чувствует себя сейчас настоящим. Он не хочет позволять себе размышлять об этом дальше, потому что заведомо знает, что придет к заключению, что ненависть делает из него ?не его?, она ему ведь и несвойственна по складу характера, поэтому делает короткий глоток виски, готовясь снова слушать Аню, которая уже держит в руках второй фрагмент. —??En règle générale, les décisions de haut niveau sont prises dans des restaurants chaleureux.? marquis de La Fayette. ?Как правило, громкие решения принимаются в уютных ресторанах.? Маркиз де Ла Файет. —?картина в руках затихнувшей Ани изображает плавно перетекающий из первой картины вид на самый неприметный столик у входа в кухню, за которым сидят двое смотрящих прямо друг на друга мужчин, сложив руки, будто ожидают чего-то или хотят найти в друг друге ответ, и Антон ощущает пробежавший по спине холодок?— рисунок слишком хорошо отражает его внутреннее состояние этим вечером. Аня тянется к третьему, заключительному, фрагменту, и Шастун переключает все внимание на него, чтобы отвлечься от роя мыслей, готовых атаковать его в любую секунду. Третий фрагмент закономерно ведет на кухню, край которой был уже изображен на предыдущей части, и на нем шеф-повар и мужчина в костюме, судя по всему, владелец ресторана, наблюдают за происходящим на кухне, рабояющей как единый механизм. ?— ?Vous devez aimer ce que vous mangez ou aimer la personne pour laquelle vous cuisinez. Cuire de la nourriture est un acte d'amour.? Alain Chapel. ?Вы должны любить то, что едите, или любить человека, которому готовите. Приготовление еды?— это акт любви.? Ален Чапель. —?договорив, Аня расплывается в теплой улыбке, передавая Сереже последнюю часть картины. В короткое мгновение тишины Антон задумывается, как давно он не ел, действительно, домашней еды?— нет, разумеется, Ира неплохо готовит, да и он сам не слишком придирчив к будничному рациону,?— но речь не об этом. Он вспоминает, что за последние полгода точно не было дня, когда они с Ирой бы ужинали, обедали или даже завтракали просто вместе, просто дома, просто вдвоем, чтобы она прежде спросила, что приготовить, затем, крутясь у плиты, каждый раз оповещала подходящего к ней Антона, что уже совсем скоро все будет готово, а после они потратили бы на посиделки и прием пищи около часа, просто не желая вставать из-за стола, потому что там уютно, тепло и сытно?— так, как и должно ощущаться дома, так, как это обычно ощущалось, когда он приезжал к родителям в Воронеж. Шастун осекается, когда вспоминает, что все эти полгода, а то и год, он, как правило, возвращался домой уже затемно, когда Ира уже давно все приготовила и убрала в холодильник или, того хуже, решила заказать доставку, рассчитывая, что та успеет приехать за то время, что Антон будет в душе, и хочет от этого поморщиться?— так не должно быть,?— а потом действительно кривится, когда в памяти всплывают моменты из отпуска, потому что, единственное их времяпрепровождение вдвоем в последний раз было именно тогда, и, казалось бы, все должно было быть иначе, но происходило на самом деле еще хуже, потому что о готовке речи и не шло, ол инклюзив, мать его, да и Ире наверняка тоже нужно было отдохнуть, она ведь тоже человек и тоже может уставать от городской рутины, хоть Шастун и совершенно не знает, как она проводит время. Если вспоминать Ирины сториз, там ничего путного, прости господи, за что Антон мог бы зацепиться, чтобы найти точку соприкосновения, да он и не хотел, если уж по-честному. А теперь хочет, всем своим существом хочет, потому что понимает, что минимум в половине произошедшего виноват сам, потому что как обухом по голове бьют всплывающими картинками совместные сториз Иры с Дариной, где они готовят завтраки, а значит, ей это не чуждо, Ира тоже на бессознательном уровне чувствует, что это важно, но так как не может устроить этого с Шастуном, воплощает с лучшей подругой, и от этого становится стыдно. Он снова проебывает все, но сейчас еще есть шанс все спасти. Он думает, что по возвращении в Москву, домой, обязательно устроит с ней совместную готовку, а после они засядут за столом, потому что по-прежнему любят друг друга?— Антон хочет в это верить, пусть и не чувствует сейчас хоть что-то отдаленно похожее на любовь, но это ведь поправимо? ?Я тебя с такой девушкой познакомлю, ты влюбишься в секунду!??— слова Стаса трехлетней давности память подкидывает так глупо и не к месту, но из песни слов не выкинешь, и Антон думает, что он тогда действительно влюбился. Не сразу, не по уши, но влюбился, и на время нашел в ней отдушину, цветы таскал, как клишированный романтик, мотался к ней Москва-Воронеж, как проклятый, когда и денег на это еще особо не было. Вспоминает, как перевез ее к себе?— в не свою еще квартиру,?— как думал, что это правильно, что это то, о чем ему талдычили с детства, о чем в Воронеже обычно говорят: ?Устроился парень, молодец?, чтобы пожить лет пять, а дальше свадьба, детишки, секс по большим семейным праздникам, чтобы все, блять, как у людей, чтобы домой торопиться к семье, а не к девушке и коту, чтобы мама звонила, что соскучилась по внукам, чтобы кресло детское на заднем сидении, а не собственные шмотки на случай, если придется ночевать вне квартиры, чтобы Стас не просто друг, а крестный его ребенка, чтобы… —?Ну это уже вообще не мое,?— из размышлений вырывает доносящаяся до слуха Шастуна фраза вернувшегося к столу Попова, который обращается к Ане, застывшей в немом вопросе,?— Я под такое даже танцевать не знаю, как,?— Арсений высказывается на тему сменившейся в зале музыки, а Антон думает, что да, музыка и правда говно. А еще о том, что ?это?, возвращаясь к собственным мыслям о будущем, тоже не его. Он себя в роли порядочного семьянина пока не видит, хотя о каком ?пока? может идти речь в 29 лет, если следовать тем же навязанным истинам. Антон, кажется, впервые за долгое время задумывается о том, насколько все его убеждения были фикцией, потому что они тоже, блять, не его. Они?— родителей, они?— друзей, они?— инстаграмных картинок, что так любит Ира, но не его. Его?— это отдаваться то одному проекту, то другому, шуткам, карьере ведущего, импровизации. Он вдыхает глубже и резче обычного, потому что снова в груди копошится поганое чувство за неслучившееся, и Арсений, стоящий в метре, только распаляет это ощущение. ?— Давайте выпьем за Пашку и его подарок,?— оглашает Матвиенко, и Антон мысленно благодарит того за хоть какое-то действие, способное отвлечь от самоедства, которое лезет из всех дыр так, будто кто-то его здесь вообще ждал. Тост Сережи принимается всеми безапелляционно и мгновенно, все чокаются и пьют, потому что не выпить за такое было бы крайней степени кощунством, и суть здесь даже не в подарке, который наверняка стоит больших денег, если вдаваться в подробности. Антон не до конца понимает, такое внимание Паши к каждому из них злит или греет, но отрицать его бессмысленно. Он время от времени рекламирует Димкины проекты, регулярно наведывается то в одно, то в другое Сережино детище, не забывая отметиться там доброй сториз, про самого Антона и говорить нечего?— они с ним теперь коллеги и видятся с завидным постоянством, не игнорируя возможность перекинуться парой-тройкой приятельских фраз то в коридорах, то на совместных съемках. Шастун в очередной раз ударяется в воспоминания, смакуя не слишком давнюю ситуацию: ?— О, Шастунишка, ты чего тут? —?Паша заглядывает в их гримерку и, видя старого знакомого, входит, прикрывая за собой дверь, а после усаживается на бортик небольшого дивана, на котором Антон расположился в полулежачем положении. ?— Привет, Паш,?— они обмениваются рукопожатиями, и Антон не может не отметить, как Воля после этого, не убирая руки с его плеча, опирается на него, тоже усаживаясь удобнее,?— Мы же с командами здесь, вот недавно закончили, отдыхаю,?— Антон делает вид максимально незаебавшегося человека, насколько это вообще возможно в его состоянии. ?— Да понятно, что с командами, я это, знаешь ли, и на двери вашей прочесть мог, домой чего не едешь? Стас вон умотал еще полчаса назад, чуть с ног не сбил в коридоре,?— деланно возмущается Паша, пряча за этим искренний интерес. ?— Не знаю, говорю же, отдохнуть захотел, поеду уже скоро,?— Антон слышит сам себя, и понимает, что, чтобы не вызвать последующих вопросов, лучше перевести тему, потому что отвечать ему нечего, что бы Воля не решил спросить далее, поэтому удачно перебивает его, прежде, чем тот успевает открыть рот:?— А сам-то тут чего? ?— У Ляси съемки затянулись, жду, пока закончат, уже измаялся,?— несмотря на смысл сказанного, Паша выглядит ни капли не недовольным, уставшим?— да, невыспавшимся?— туда же, но не недовольным, и это настолько естественно и объяснимо, потому что ждет он ни кого-то левого, а свою жену, что даже отчасти злит. —?Дома отдыхать надо, Антошка, дома,?— после паузы вкрадчиво декларирует Воля, чуть сжимая шастуновское плечо. ?— Да до дома еще доехать надо,?— выпаливает Антон первое, что приходит на ум, и по взгляду Паши понимает?— нихрена это неубедительно, а значит, порции вопросов все же не избежать. ?— Тебя дома ждет ведь кто-то? —?Воля становится серьезным в момент, будто спрашивает не иначе как подробности плана по спасению мира, а не обыденную чушь о чужой, казалось бы, жизни. ?— Ждет, конечно,?— Антон смеется, потому что хули тут еще остается?— смех всегда помогает и отвлечься, и отвлечь, но видимо, не в этот раз, потому что его собеседник тяжело вздыхает, смотря в самую душу,?— Девушка и кот,?— для правдоподобности поясняет Шастун скорее в напоминание самому себе. ?— Слушай, это не мое дело, конечно,?— Паша замолкает, а Антон думает, что после такого начала обычно следует треклятое ?но?, от которого впору не то вешаться, не то бить морду?— зависит от проницательности собеседника,?— Но я в этой жизни уже немало вещей понял, поэтому все-таки скажу, а прислушиваться или нет, это уже сам разберешься,?— он прерывается на глубокий вдох перед?— подумать страшно, насколько большой, судя по вдоху?— тирадой:?— Смешно прозвучит, но я тебя понимаю, ну, точнее, прежним собой еще понимаю. Такое бывает, это нормально, когда хочется побыть одному, потому что либо грузить собой никого не хочешь, либо думаешь, что никому до твоих переживаний дела нет, но такое проходит, когда начинаешь доверять и доверяться. Знаешь, мы же с Ляйсан тоже не идеальные?— ссоримся, как все, спорим, не слышим друг друга иногда?— но то, о чем говорю, со временем приходит, когда не просто чувствуешь, что, разделив со своим человеком что-то, тебе самому станет легче, но и что тому сАмому человеку рядом с тобой задышится спокойнее просто потому, что он твой, и смотреть на тебя такого?— загруженного или удрученного чем-то?— ему тяжело не меньше. —?он замолкает, давая себе время на осознание сказанного и понимание все ли, что хотел, сказал, а потом смотрит пристально, так, что хочется выпалить как на духу, что Антон и сам это все прекрасно понимает, только проблема у него здесь в другом?— в том, что Иру, по ощущениям, совершенно не тяготит его состояние, в том, что делиться с ней чем бы то ни было не хочется не из названных Пашей причин, а потому, что она будто чужая в то время, как Воля говорил именно о ?своем? человеке. Антон закономерно молчит, потому что на сеанс психотерапии к Паше не записывался, да и ну нахер произносить вслух хоть что-то из личной жизни в рабочих стенах?— себе дороже. Паша тоже не спешит продолжать, то ли по тем же соображением, то ли ожидая все-таки ответа, а потом встает не резко, но внезапно как-то, улыбается по-доброму, смотря сверху вниз, и идет к выходу. Оборачивается у самой двери и произносит то, в чем Антон боялся себе признаваться даже в мыслях: ?— А вообще, Тох, отдыхать все же надо дома, а дом там, куда и к кому будешь рваться в любую свободную минутку,?— он стоит, держась за ручку уже открытой двери, и, прежде чем окончательно уйти, говорит простое:?— Ну бывай,?— а затем пропадает из поля зрения так же внезапно, как и появился, оставив после себя в голове и где-то под ребрами ораву скребущихся кошек, которых Антон инстинктивно закрывает в этой же комнатушке, покидая офис спустя пару минут. Антон только сейчас анализирует некоторые моменты, произошедшие за год?— знаковые и не очень?— запрятанные за последнее время в дальний ящик собственной черепной коробки и ненавидит себя за это не меньше, чем клятого Попова, которого хочется обвинить и в этой никому неспершейся сегодня рефлексии. Виски предательски кончился несколькими минутами ранее, и это тоже злит, поэтому Шастун поднимает руку, надеясь остаться замеченным кем-нибудь из персонала, потому что желания идти до бара ровно столько же, сколько и алкоголя в опустевшем бокале. Курить не идет по тем же причинам, хоть и хочется вытравить смолами если не душу, то хотя бы тошнотворное осознание всего положения дел?— так ведь обычно всегда и происходит, когда гасишь нерешенные проблемы?— но Антон в глубине все же рад, что это произошло сегодня, проще оставить все это в ебучем, чуждом ему, Петербурге со всеми его сквозняками, тучами и нежелательными встречами.