Ганнибал (1/1)

Каждый раз, когда стрелки часов сходятся на семи тридцати пяти утра, он закрывает глаза и представляет себе рассвет. Тот, который он видел, когда был свободен. Сперва тонкую багряную полоску за лесом, похожую на свежую царапину - словно солнце рождает день в мучениях, как своё дитя. Затем, дрожащую в летнем мареве его верхушку, гордо трубящую о себе. И уже после - идеально ровный круг, золотую монету, парящую в блеклом голубом небе. Если представить окно, через которое видно рассвет, в золотых лучах обязательно будут искриться пылинки, напоминающие россыпи от бенгальских огней. Они так причудливо переливаются, словно они всё богатство мира, а не пыль, оседающая на полу, где она будет растоптана уличной обувью. Красиво.Каждый раз, когда минутная стрелка замирает на семи пятидесяти девяти, он распахивает глаза и возвращается в заточение. Он сам заточил себя в этой бетонной клетке, лишившись однажды самого дорогого. Переступил порог, зная, что останется здесь надолго, возможно навсегда. Яркий свет ламп раздражает глаза и режет сетчатку, стоит лишь посмотреть на них. А он смотрит, поднимая руку к искусственному свету. Рассматривает костяшки пальцев, испещренные морщинами и ногти, давно не видевшие ножниц. Ему их просто не дадут. Небольшая пластмассовая пилка для ногтей брошена на стол, ненужным куском.Скоро к нему придёт она. Она любит наблюдать, как он медленно угасает, подпитываясь его одиночеством. В какой-то момент она стала слишком похожа на него и стоя перед стеклянной стеной, ей казалось, что она видит своё будущее. - Как он? От долгого молчания его голос хрипит, как испорченное радио. - Так же. Красивые губы поджимаются, натягивая кожу на подбородке. Ему больно, а она пьёт эту боль, смакуя, как её любимое шампанское. Глоток за глотком.Ничего, что она его любит. Можно пережить его равнодушие, просто держа его рядом и наслаждаясь его поникшими плечами. Тюремная роба облегает их, когда он движется по клетке. Занятия спортом это всё, что ему доступно и он активно этим пользуется. Она видит, что он отжимается каждое утро, после того, как встретит рассвет. Свой собственный рассвет. - Зачем ты приходишь каждый день?- Чтобы быть уверенной, что я всё ещё я.- Ты никогда не поднимешься на одну ступень со мной. Тот, кто смог подняться, продержался там всего минуту, а затем, сноваоставил меня. - Это ты столкнул его.- Разве? Граница моей ступени зыбка, как крошащийся утёс. Он просто оступился.- Нужно было крепче держать.- Нужно.Он закрывает глаза и сдерживает влагу под веками, не давая ей пролиться, как весеннему дождю. Ему страстно хочется посмотреть за окно, которого здесь нет, и увидеть, как пульсирует воздух. Как тучи закрывают небеса, неся в своем чреве тонны воды.В конце концов, она уходит, накалывая тишину высокими шпильками. Цок, цок, цок, цок. Стаёт легче дышать без липкого чужого взгляда. Он знает, что она любит его, любит, но боится. Он чует её адреналин, густо смешанный с копулином. Этакая гормоновая каша, сопровождающая её, как аромат так любимых ею духов. Каждый раз, когда она уходит, он садится на жёсткую кушетку и закрывает глаза, возвращаясь в свой дворец, где зажигает свечи и стоит в центре огромного зала, что увешан кадрами его жизни. Здесь особенный зал, особенная фреска на потолке, собранная из мраморной крошки. Голубые камешки глаз смотрят свысока, но это хорошо, ведь он сам возвёл этот портрет, поместил душу его выше своей. - Здравствуй, Уилл.И только здесь он позволит себе почувствовать соль своих невыплаканных слёз.