Глава 14. Причина, чтобы жить. Часть 1 (1/1)
Эвазар не помнил своего детства. У него не осталось воспоминаний о доброй улыбке матери, о её голосе, поющем колыбельную на ночь… Вкус любимых сладостей, игры со сверстниками, первый поцелуй с понравившейся девочкой, а затем полученные синяки в драке за неё – всё это было у других, а Эвазару досталось заснеженное поле, высокая крепостная стена и безжалостные, холодные глаза отца. Его чёрный плащ хлопает на ветру, в седых волосах искрятся крупинки снежинок, его сильные пальцы больно сжимают запястье Эвазара, буквально заставляя ребёнка спотыкаясь, бежать следом за ним.- Посмотри, сынок. Перед тобой – враги, а что нужно делать с врагами?Тринадцатилетний мальчик, прищурившись против ветра, смотрит на огромное поле. Колючий снег, непредсказуемо танцуя, опускался на шевелящуюся массу, заполнившую долину. Шорох снегопада заглушали скрип хитиновых панцирей и щёлкающая отрывистая речь миркулов – разумных насекомых, безжалостно истребляющих имперских колонистов. Они неотвратимой, смертоносной волной катились по планете, стирая всё на своём пути, оставляя за собой безжизненную пустыню. Как саранча, пожирающая посевы… Вот только миркулы уничтожали людей. Их броня была очень прочной, суставчатые лапы оснащены острыми, словно бритва, клешнями, которыми они пользовались с чудовищной ловкостью, так же, впрочем, как устрашающими жвалами, которыми так удобно было перекусывать людей пополам. У них не было жалости и сострадания – вламываясь в крепости, твари жестоко расправлялись с любым, будь то маленький ребёнок, беззащитная женщина или немощный старик. Должно быть, по меркам миркулов, люди были чем-то вроде болезни, которую следовало искоренить.Отец ждёт ответа и Эвазар ответил, как его учили:- Врагов следует уничтожать.Он не совсем понимает, чего от него хочет папа. Зачем он показывает ему наводнивших долину гигантских насекомых, натиск которых всё ещё сдерживает силовое поле. Но вот Тимо наклоняется к сыну и шепчет ему на ухо три слова.Эвазар не помнит, что это за слова. Помнит только пронзительную боль во всём теле, такую невыносимую, что сил на крик просто не остаётся, все они уходят лишь на то, чтобы сделать новый глоток отравленного болью воздуха. Раскалённого, несмотря на снегопад, и Эвазару кажется, что снежинки превратились в осколки стекла, и он чувствовал каждую из них, разрезающих его кожу, раздирающих горло и внутренности острыми когтями…Перед ним вспыхнул ледяным огнём воздух, превратившись в тысячи и тысячи колокольчиков, хрустальных, прозрачных, будто слёзы, текущие по его щекам и Эвазар откуда-то знал, что каждый из этих колокольчиков имеет своё имя и предназначение. Он помнил, как непослушными пальцами прикоснулся к одному из них и позвал, словно старого друга, которого ждал всю жизнь:- Зэль…Порыв ветра едва не скинул его со стены, но Эвазар, взмахнув сильными, широкими крыльями, появившимися за спиной, остался стоять, гордо выпрямив спину. Внутри стальные лезвия кромсали его сердце, заставляя судорожно сжимать пальцы в кулаки, но он не смел отвернуться, что-то мешало ему и расширившимися от ужаса глазами Зэр продолжал искать путь к спасению из смертельного капкана. Ему показалось, что среди сотен и тысяч колокольчиков один зовёт его настойчивей других, жаждет прикосновения, молит о том, чтобы им воспользовались и каким-то наитием, особым чутьём мальчик понял, вспомнил новое имя:- Инь…Родившийся звон, нежный и мелодичный, прокатился над долиной, и миркулы замерли, прекращая попытки взломать силовое поле крепости. В ушах Эвазара выл и стонал ветер, гулким набатом стучало сердце и он не услышал последнего имени, хотя его губы произнесли нужное слово.Последняя нота затихла, растворившись в морозном воздухе и над полем воцарилась тишина. Не было слышно щёлкающих и свистящих команд, замерли простые солдаты-богомолы, воздев свои страшные клешни к сумеречным небесам. Тишина тоже обладала своим звуком, гудящей, напряжённой струной она вибрировала, и с каждой секундой раскалённые лезвия боли вспарывали саму сущность Эвазара, когда он, наконец, опустил руки, освобождая свою силу.Слитным шелестом миркулы сопровождали своё падение на обледенелый плац перед крепостью. Безжизненными куклами, лишёнными души пустыми доспехами падали они, телами своими покрывая долину. Все до единого мертвы, убиты тремя словами ребёнка, стоявшего на стене, и хрупким звоном колокольчиков. Одно крыло Эвазара стало стремительно темнеть, чёрные перья, бесшумно кружа, падали к его ногам. Он был похож на ангела, осквернившего свои крылья.Эвазар Вэйлд Барр Амадо в последний раз взглянул на дело рук своих и тяжело вздохнул. Изо рта, ушей и носа его хлынула тёмная кровь. Отец подхватил на руки, позвал, прижал к груди, но Эвазар уже не чувствовал этого тепла, не слышал страха и отчаяния, звучавших в любимом голосе. Жизнь его уходила во тьму, разменянная на тысячи других. Неужели именно этого хотел от него отец? Чтобы его сын умер, выкупив тем самым время для подданных Империи?Позже он узнал, что любая призванная сила имеет свойство возвращаться к отправителю. Эвазар по неопытности и незнанию высвободил слишком много силы, вложив её в Покров и Атрибуты, и могучим откатом его едва не убила собственная мощь, навсегда лишив здоровья и физической силы. Долгое время врачи считали, что наследник больше никогда оправится от этого удара и только невозможными усилиями отца и лучших целителей из Лиги Одарённых, Эвазар вновь встал на ноги.Но он никогда не станет прежним. – Этот приговор вынесли ему врачи единогласно. Сердце мальчика после призвания Покрова сделалось настолько слабым и изношенным, будто принадлежало старику. Любое волнение, любой стресс могли спровоцировать приступ. И его оставили, наконец, в покое. Созерцая смену ночи и дня, длинными тенями прокладывающими свой путь по стерильной палате, мальчик медленно умирал от одиночества. Отец заходил к нему всё реже, словно отдаляясь от Зэра, и всё чаще от тёмного кителя Императора пахло женскими духами – сладкими, приторными, от которых становилось так горько на душе! Их разговоры протекали тихо и спокойно, и голос папы по-прежнему был ласков, а тон – заботлив, но Эвазару становилось всё труднее от осознания того, что он больше не нужен. Как заброшенная жестоким ребёнком сломавшаяся игрушка, мальчик провожал глазами выходящего из его палаты Императора, не зная, случится ли их следующая встреча. Он любил отца, потому что больше у него никого не было, однако делать это становилось всё труднее. Эвазар очень боялся проснуться однажды и понять, что он ничего не чувствует. Ни холода, ни боли, ни жажды… ни любви.День за днём он проводил в постели, пропитанной запахами лекарств и сочувствия, которыми буквально лучились глаза всех врачей, что приходили к нему. Они общались с ним так, словно он превратился в хрустальную статуэтку и, видя то, как погибает под таким пристальным вниманием его сын, Тимо Лайтонен решился на отчаянный шаг. Клин вышибают клином – старая эргонская поговорка могла сработать, и Император верил, что Эвазар станет сильнее, если поместить его в среду, где сильный пожирает слабого. Нет ничего более эффективного, как поощрение соперничества, а его сын не может позволить себе проиграть!Так думал Тимо, подавая прошение в орден Инквизиции. Эвазара должны были принять в послушники на особых условиях – о его происхождении не будет сказано ни слова. Все контакты с внешним миром оказались под запретом до совершеннолетия: таким образом Тимо надеялся воспитать в старшем сыне стойкость и целеустремлённость, самостоятельность, и, как ценное качество для будущего лидера – ответственность за свои решения и поступки. Всё это могла предоставить система образования Департамента.Орден Инквизиции встретил Эвазара строгими, угрюмыми стенами, мрачными служителями и беспощадной муштрой. Избалованный врачами мальчик с трудом осваивал новые правила. Он всё ещё надеялся, что отец придёт и заберёт его из этого ада, но Тимо так и не пришёл. Даже на день рождения Эвазара, и на следующий… Всё, что соблаговолил сделать отец – прислать поздравительную голографическую открытку.Во тьме и тишине своей кельи мальчик горько плакал, не в силах вынести страшной правды – он оказался для отца вещью, которую невозможно использовать дважды, а значит, не стоит надеяться на помощь извне. Ему всё ещё снились мёртвые миркулы и заснеженное поле, но вскоре их стали вытеснять совсем другие страхи – похотливые, грязные взгляды послушников, липкие и потные прикосновения отца-настоятеля, стремящегося остаться с Зэром наедине в комнате... Всё, что у него осталось -холодная, одинокая келья, в которой он прятался ото всех, как испуганный зверёк в норке.Одинокий застенчивый мальчик, превратившийся в весьма красивого, изящного юношу, привлекал слишком много внимания в закрытом ордене, где не было места женщинам. Ему приходилось проявлять находчивость и изобретательность, чтобы избежать нежелательной близости, которой стремились «осчастливить» его многие. И в этом весьма помогли книги.Эвазар стал много читать. Он часами просиживал в библиотеке, потому что никто из его преследователей не особенно жаловал хранилище знаний, а преимущественно – из-за строгого старика-архивариуса, любившего тишину и порядок. Легенды, мифы и сказания заменяли Зэру общение со сверстниками. Он тонул, растворялся в этих ровных строчках, позволял себе путешествовать меж мирами в компании верных спутников или же совершал эти путешествия в одиночку, словно святой подвижник, неся людям веру и просветление.Очень скоро, благодаря своей невероятной тяге к новым знаниям, он стал одним из лучших в потоке, что немного защитило его от постоянных домогательств со стороны сокурсников. Его даже перевели на другой этаж, и это говорило о том, что, возможно, после окончания обучения его примут в орден в качестве законотворца, а не рядового исполнителя. Это прибавило ненависти и зависти во взглядах, направленных на Эвазара, а он по-прежнему ничего не замечал, слишком поглощённый учёбой, предпочитая искать уютное убежище среди книг.Пока однажды не случилось неизбежное.Их было трое. Здоровые, широкоплечие, отличники в боевых искусствах и силовой подготовке. Им не составило особенного труда скрутить и обездвижить тихого и спокойного юношу, они не стали слушать мольбы, просто сделали с ним то, что считали забавным и приятным. Для себя.Эвазар никогда ещё не чувствовал себя таким… грязным. Опозоренным, униженным, несчастным. До того момента он искренне считал, что отец обошёлся с ним несправедливо, но той ночью, прижимая к груди мокрое от слёз одеяло, пытаясь задушить горькие рыдания подушкой, он впервые подумал, что недостоин жить. Он не сделал ничего, чтобы стать сильнее, как того просил отец. Он лишь прогибался под обстоятельства, а это ли необходимое качество для наследника престола?Как после всего случившегося он сможет посмотреть в глаза отца? Возможно, тот лишь рассмеётся и скажет, что Эвазар получил то, что заслужил. Сильные выживают, слабые – умирают.Эвазару хотелось умереть. У него отобрали всё, даже тело его больше не было чистым, честь и гордость втоптаны в грязь и забыты… Мир превратился в нечто озлобленное, чёрное и мрачное, стремящееся уничтожить остатки его разума, поглотить, поработить, чтобы растворить, наконец, в себе, стерев воспоминания о нём.Тьма поселилась в его сердце. Она выедала душу, отражалась в глазах, безучастных, стеклянных. Тьма приносила с собой боль постыдную и страшную, от которой всё внутри переворачивалось и Эвазар ненавидел себя и тех, кто делал это с ним… Пока однажды он не завершил всё раз и навсегда, одним тихим словом размазав насильников по стене своей кельи. Его таким и нашли утром – окровавленного, со счастливой, безумной улыбкой лежащего в луже остывшей крови и ошмётков того, что было некогда послушниками.Но даже тогда, когда Эвазар надеялся, что его оставят, наконец, в покое, глава ордена лишь посоветовал быть осторожным с применением силы до надлежащего обучения.…Таким он и вернулся ко двору Императора: внешне безупречный, идеальный, исполнительный и спокойный, но внутри – пустой, сломленный, словно безвольная марионетка. А после Зэр встретил Джейнно Фаула. Человека, который не требовал от Эвазара ничего, который был готов защищать и любить его таким, как есть, со всеми пороками и грехами. Сам того не ведая, Джейнно принёс избавление и свет в умирающий мир наследника. Имя его Эвазар читал, как молитву перед сном. Перечитывая, заучивал наизусть длинные письма, которые хоть и не блистали литературным стилем, всё же находили отклик в измученной душе Зэра, словно бальзам, исцеляющий рану.И как много было их, этих ран…Вечер их знакомства, начавшегося столь неудачно, но после превратившегося в праздник, Эвазар хранил в памяти, как величайшую драгоценность, как самое лучшее, что произошло с ним за всю жизнь! Яркий, словно ослепительное солнце, Джейнно был добрым, хоть и смущался этого. Чистый, простой, честный - с ним было так приятно говорить, забывая о собственной измаранной в грязи сущности.Никогда Эвазар не забудет ту пустоту, что образовалась внутри после того, как перестали приходить письма со Скаера, как в душу впервые закралось подозрение – ты надоел ему! Что может быть интересного в замкнутом, неразговорчивом инквизиторе с искалеченной душой? Как долго он всматривался в звёзды, пытаясь найти ту, вокруг которой вращался Скаер, как долго не мог уснуть, измученный сомнениями, что бросали его душу то в объятия холодной ненависти и равности к придуманным соперникам, то в кипящий котёл удушливой тревоги и тогда Эвазар думал, что могло случиться с Джейнно. Вдруг он ранен? Может, даже умирает?..И когда настал день последнего испытания, Эвазар вошёл в комнату к приговорённому к смерти, неся в руках орудие возмездия – лазерный серп. Очищая скверну одарённых, губителей чистой крови, он, одержимый лишь одним желанием – вырваться из плена Департамента Инквизиции, доказать, что готов отправиться в другие миры, подняв знамя огня, - недрогнувшей рукой запрокинул голову десятилетней девочки, осуждённой и пребывающей в своём безумии, одним чистым ударом перерезав ей горло. Прося прощения у этой несчастной, чью душу пожрала тьма Искры, оставив от разума один пепел, Эвазар знал, что совершил эту казнь не ради сострадания к девочке, не ради того, чтобы освободить её душу и уберечь людей от неконтролируемой силы её Дара… Он сделал это для себя. Для того, чтобы вновь увидеть Джейнно Фаула и, опустившись перед ним на колени, признать себя преступником, услышав тот приговор, что вынесет друг.Каким бы он ни был, даже если Джей отвергнет его, Эвазар примет любое решение и безропотно подчинится.Джейнно не отвернулся, не осудил. Он сказал:- Ты всего лишь делал свою работу, верно?И простил Эвазара всего лишь тенью улыбки. Отпустил все грехи, чтобы ввергнуть в новый.Теперь, после столь неловкого, но искреннего признания брата, Эвазар мог сказать лишь одно:- Моя любовь никогда не станет препятствием для тебя, Джей. И ты никогда не узнаешь о ней, так же, как о моём падении… Мне же будет достаточно знать, что ты счастлив. Даже если не со мной. Этого хватит, чтобы продолжать жить.Их связь – неправильная, предосудительная, могла навлечь позор на герцога Фаула, а Зэр слишком ценил и уважал своего любимого брата, чтобы подвергнуть его подобному испытанию.Тихонько скрипнула дверь и вошла Эйра. Эвазар нашёл в себе силы улыбнуться ей ласково, так, чтобы она даже не заподозрила той горечи, что он сейчас испытывал. Эйра ни в чём не была виновата, и он любил её той особой любовью, когда души людей прорастают друг в друга, становятся частью единого, полноценного существа. Это совсем не то, что с Джеем, - так пытался убедить себя наследник престола, переплетая пальцы с хрупкими пальчиками своей тихой, скоромной женщины. Совсем не то, или..?Даже он, тот, у кого привыкли спрашивать совета, не мог ответить на этот каверзный вопрос.