неправильно (1/1)
—?В этот раз все по-другому. Я начинаю рассуждать… Может быть я и не человек больше… Потому что больше я не чувствую ничего… У меня все еще есть душа?.. Могу ли я жить вечно?..Клэр стоит перед камерой, как над обрывом?— сердце бешено колотится в груди, горло сжимает от едких слез; она будто бы режет себя собственноручно зазубренным острием, оставляет кровавые метки, чтобы по ним потом, словно по путям, найтись назад, вернуться из пучины.Но не остается совершенное ни-че-го. Руки белее мела.—?Все эти вопросы… Мне просто необходимы доказательства, что я все еще жива…Что Беннет не свихнулась к чертям, и мир не рушится долбанным потрошителем с манией величия к прогоревшим подошвам, и все по-прежнему необыкновенно-притягательно, загадочно, прекрасно даже?— не смертельно, не закончится в ближайшей сточной конаве со вскрытым черепом и проломленной грудной клеткой; выпотрошенной куклой.—?Мое имя Клэр Беннет, и это запись номер семь.А потом шаг под надвигающийся алый поезд, дым от которого клубится в воздухе, смешиваясь с облаками и охрой каньона; гудок резкий, оглушающий, бьющий по ушам и готовность в хрупкой девушке сломается на тысячи зеркальных осколков, передробиться и восстать, подобно фениксу из преисподней?— почувствовать себя еще на крохотный миг собой, цельной, особенной, но не дефектной.—?Ты что из ума выжила?Объятия Питера ощущаются эхом жаркого летнего ветра на теле, способного за мгновение оттопить обледенелое за ненадобностью сердечко?— Петрелли возникает стремительной бурей, несущей в эпицентре самой израненной души семейный уют ромашкового чая, заботу нежную и тепло огромного солнца, от которого подкашиваются острые коленки. Говорят, это любовью называется, когда в чьих-то руках растворяешься без остатка, срастаешься костями, забываешь мгновенно, как дышать, втягиваешься в холодную дрожь по костлявому позвоночнику от рук его на своих плечах.—?Что с тобой произошло? —?Клэр, кажется, не видела Питера слишком долго, чтобы забыть, насколько черны его глаза, когда они смотрят в тебя навыворот, на долбанную изнанку, в глубину, и хочется от этого выть.Беннет коротко бросает ?Сайлер?, а у мужчины учащается пульс?— имя это не сулит ничего хорошего, только смерть, идущую по пятам девочки-что-никогда-не-умрет, и боль; столько боли, что не выразить смертными словами. Клэр плачет: ?мне просто нужно что-нибудь почувствовать, понимаешь??; Питер притягивает ее к себе. Темная джинса пахнет морем,?— соленым бризом, свежестью прилива, илистым дном под бушующей толщей воды?— когда девушка утыкается в нее шмыгающим носом, в самый край воротника в нескольких сантиметрах от шеи. Это наваждение, наверное, глюк в человеческой системе, потому что Клэр вроде бы не совсем пропала?— она с Петрелли рядом ощущает себя прежней; той самой блондинкой, для которой парень-в-плаще стал героем, незабываемым смыслом пресной жизни, искрой разгоревшегося водночасье пламени.Она же подсела уже, и прочно. Питер?— наркотик и чертово успокоительное по венам в одном флаконе. Хотеть его вечно?— ненормально, то адово жарко, то будто голо. Мужчина сжимает ее в объятиях, где спокойно, но так фатально,?— знал бы он?— что минуты тянутся в часы, когда Питер вот так трогает светлые волосы, поясницу, а под ребрами жадно ?тудух-тудух?.—?Все будет хорошо. —?говорит Петрелли, подбородка касаясь женского, заставляя посмотреть в свои глаза?— янтарь и хмель; от них дуреешь.—?Я ведь люблю тебя, ты знаешь?—?Конечно, Клэр. И я тебя. —?голос дрожит, спотыкается.?Тогда почему же ты не хочешь поцеловать меня точно так же как и я тебя??Питер хочет, просто знает, что это неправильно.