Глава 38. (Сарухико и Мисаки) (1/1)

— Эй, Мисаки, — Сарухико чуть нахмурился, подходя к парню, немного раздражённо (хотя вряд ли он сам до конца понимал причину этого) и даже растерянно протягивая, — ты сейчас занят? Это был первый нормальный, без какого-либо намёка на издёвку или насмешку вопрос за весь вечер от Фушими, что не могло не удивить, хотя куда больше было неожиданно видеть выражение его лица при этой фразе. И правда, как на него непохоже. Но, кажется, ситуация с Сашей и Дженнифер повлияла и на него. Мисаки не ожидал такого, поэтому вздрогнул, с подозрением смотря на Фушими. Он подошёл к нему, изучающе осматривая.— Кто ты и что сделал с Сарухико? — после этих слов он тут же получил хорошую затрещину и согнулся пополам, держась за голову и шипя. — Агх... Да всё-всё! Я понял, что это ты!

Он вздохнул, выпрямившись. Это казалось очень подозрительным, ведь они слишком долго ненавидели друг друга.

— Если я и свободен, — он сощурился, невозмутимо сунув руки в карманы, — то что тебе нужно? Кажется, у нас временное перемирие, и я бы не хотел нарушать слово, что дал Микото-сану, знаешь ли.

Хотя Мисаки и понимал, что и сам бы Фушими теперь не полез бы с ним в драку из-за своего Короля, однако именно этот ограничитель пугал Мисаки: что тогда мог придумать Сарухико? Сарухико некоторое время молчал, смотря на Мисаки, кажется, не решаясь тому что-либо сказать. Да и что он бы сказал? Что слова чёртовой Икари его задели? Что в нём до сих пор есть надежда на... неужели то, что они снова станут друзьями? Как глупо и самонадеянно. Правда, и чувства, что испытывал сам Фушими, каждый раз смотря на своего бывшего лучшего друга, на того, кому, пожалуй, чтобы кто там не говорил, но доверял и по сей день, нельзя было так легко обозначить в каких-то рамках. Скорее наоборот: они выходили за рамки дозволенного у друзей да и врагов тоже.— Если свободен, то пошли. Дважды предлагать не стану, — он не стал говорить куда они направятся, что-то объяснять или пытаться дать понять с помощью каких-то намёках, — просто пошёл вперёд, будто даже и не ждя, что Ята пойдёт за ним следом. Впрочем, даже если бы и не пошёл, особенно сильно Фушими не удивился, даже понял бы. Мисаки ещё немного потупил, но вскоре догнал Сарухико. Они шли молча, Ята ничего не говорил, просто смотрел под ноги, а потом почему-то начал по-глупому улыбаться. Он шёл немного позади, будто бы пытаясь скрыть свою дурацкую лыбу. Да, он злился долгое время. И сейчас тоже. Он всё ещё ждёт объяснений. Но почему-то именно сейчас он вспомнил былые времена. Стало смешно. И даже очень грустно.— Ты это чего там? — Сарухико чуть раздражённо фыркнул, кинув взгляд в сторону Мисаки, но, видя такую неподдельную радость на лице бывшего друга, и сам вдруг негромко усмехнулся, поднимая голову вверх, к звёздному небу, и чуть заметно растягивая губы в улыбке. Вот только, когда он краем глаза заметил некоторое недоумение на лице Ята — тут же отвернул голову в сторону, чтобы скрыть некоторое смущение, постаравшись состроить привычное холодное и чуть раздражённое выражение лица.— А!... Э~э, прости, я просто... — Мисаки сразу занервничал, отводя взгляд и потерявшись в словах. Он немного побаивался реакции Сарухико: всё-таки до этого они пытались друг друга чуть ли не убить. — Эм, так.. куда мы идём? — он почесал щёку, вновь неуверенно поглядывая на Фушими.

Они же просто шли всё это время, и Мисаки понятия не имел куда. Да он и не уверен, что и Фушими знает, хотя, на самом деле, Ята во многом не уверен, что связано с его бывшим другом, поэтому не стал бы никогда загадывать наверняка.— Знаешь, с того дня, когда мы вместе ехали на велике, пытаясь донести послание до дирижабля, всё настолько изменилось, — Сарухико вздохнул, поднимая голову вверх, чуть кривя тонкую линию губ. Его взгляд уходил, как показалось Мисаки, далеко в небо, будто бы он и сейчас искал ту самую "летящую машину". Но зачем? Да и разве не только Мисаки и Аее, той кузине Фушими, хотелось тогда увидеть и поверить в это современное чудо, в эту глупую историю о том, что свеча на экране телефона, достигнув управляющего "Небесным отцом" и передав это их послание, поможет им оказаться там, что глупым подросткам позволят совершить поездку, а, может, и не одну по безграничным просторам неба на это величественном корабле..? С трудом верилось, вспоминая то, как Сарухико был против этой затеи, но почему же тогда лёгкая ухмылка на лице бывшего друга так будоражила Мисаки?— Знаешь, мы, конечно же, никогда не сможет попасть на тот дирижабль, но эта та твоя глупая затея, — наверное, одно из немногих воспоминаний о том времени, — которую я сейчас всякий раз вспоминаю с радостью, — Фушими вновь вздохнул, но на этот раз как-то более тяжело, и чуть хмурясь.

Возможно, тому причиной был отец Сару. Одной встречи с ним когда-то Мисаки хватило, чтобы понять, какой это опасный человек, а главное — как его ненавидит сам Сарухико. Тогда, при их первой встрече, Фушими младший, преодолевая собственную болезнь, расстояние и привычную сдержанность, немедленно оказался перед Ята, чтобы закрыть и сберечь от своего отца. Он тогда так боялся потерять друга, то единственное сокровище, которое ему подарила жизнь... Впрочем, это всё было в прошлом, не так ли? Ведь сам Фушими "избавился" от этой своей "драгоценности", но не для того ли, чтобы защитить её и сберечь от остальных, чтобы не подвергать Мисаки ещё большей опасности?— Знаешь, ты столько раз спрашивал, а я столько раз молчал, не давая ответа, даже не собираясь его давать, но сейчас я иногда задумываюсь о тех твоих словах, которые ты сказал в тот день, — Сарухико вдруг как-то немного вздрогнул, отводя взгляд в сторону, чуть темнея в лице. — Но ты знаешь, верность Королю, которую я перечеркнул на в твоих глазах, ненависть и презрение со стороны как бывших соклановцев, так и новых, недоверие и твоя ненависть ко мне... Да, всё это стоило того, чтобы оградить тебя от новых опасностей и боли, которые бы ты получил, если бы мы были и дальше друзьями. Всё-таки ты бы не за что меня не оставил, не сделай я что-то, что пошатнуло бы твои личные принципы и устои, поэтому я и ушёл. Глупо, да? Всё-таки это первый опыт в моей жизни, когда я ошибся в собственных расчётах. А ведь мне казалось тогда, что я делаю всё правильно. Но из-за этой девчонки и Дженнифер, я понял, что, по всей видимости, всё-таки ошибался, — ему стало немного легче, почему он всё-таки повернул голову вновь к бывшему другу. — Впрочем, забудь. Можешь не воспринимать все мои слова всерьёз. Всё-таки это лишь мои мысли и рассуждения. К реальности это не имеет никакого отношения. Мисаки остановился. Сначала он слушал внимательно, потом его лицо вытянулось, выражение стало непонимающим, а затем он был в ярости.

— Не всерьёз..? — его кулаки сжались. — Тогда что имеет отношение к реальности, чёрт тебя дери?! — Ята не сдержался, да и сам Сарухико этого не ожидал, лишь поэтому Мисаки удалось так отлично зарядить ему по лицу и повалить на землю, сев сверху. — Ты заставил меня привязаться к себе! Заставил возненавидеть! — он кричал истошно, надрывая глотку так сильно, что у Сарухико даже заложило уши. — Ты говоришь, что просто хотел защитить? От чего, Сару?! Скажи мне от чего! Если это была защита, то что это, — он порвал его рубашку и ударил ладонью по шраму, затем уже и кулаком. — Каждый раз ты лгал! Ты сделал всё это, чтобы также соврать мне сейчас?! Я бы давно жил нормально! Меня бы ничего не заботило, да даже Синий клан не имел бы значение! Но ты делал это специально и даже не признал. Ты делал всё, чтобы я тебя возненавидел! — он вновь ударил его по шраму, уже намного сильнее и понурив голову. Мисаки никогда не кричал так сильно в своей жизни. И от этого крика становилось страшно.

— И я не знаю, что ты ещё должен сделать, чтобы я ненавидел тебя, а не себя! — его голос внезапно осел, парень закашлялся, поднимаясь на ноги. Он сорвал голос. Горло ужасно дерёт, а глаза покраснели. Хотелось продолжать громко кричать и ныть, как девчонка. Но голоса нет, а слёзы, хоть душу продай, но не покажет.

— Это больно, — тихо прохрипел Мисаки, шмыгнув носом и посмотрев на руку, он разбил костяшки.— предатель, и его начинало мутить. Твою же мать...— Сару, спустя столько времени... — всё его тело трясло, и Ята сам не знал от чего: было просто холодно, это была злость, усталость — он не понимал, но знал, что такое с ним впервые, — ты говоришь мне это со слезами на глазах, но, — он сглотнул тяжесть в горле и вытер намокшие щёки, — я впервые тебе не поверю.

И он будто бы слышал, как Сарухико перестал дышать, ведь случился его худший кошмар: его выбросили, от него отреклись окончательно. Это произошло давно, но осознание этого пришло к нему только сейчас. Да, именно сейчас Мисаки, изнемогающий и побивший Сарухико, стоит и с огромным сожалением говорит ему это. И как же Фушими хочется сейчас разорваться, провалиться сквозь землю! Но только бы не видеть лицо друга, который так дьявольски поступил с ним.

— Просто... Я слишком устал. И если всё будет продолжаться так, как раньше или сейчас... Я не смогу терпеть.

Как ни крути, Мисаки, несмотря на своё умение быть серьёзным и опасным, достаточно раним, и его нельзя в этом винить. После его слов нависла тишина. Мисаки уже легче задышал, но с болью ощущал прошедший диалог, это надолго застрянет внутри него. Он тихо вздохнул и подошёл к Фушими, протягивая руку, чтоб тот встал. Это не дружба и не вражда. Он и сам не знал, что теперь это значит.— Ха... Ха-ха-ха, — Сарухико раскинул руки по разные стороны от себя, громко и как-то до боли истошно смеясь, смотря в звёздное небо. — В итоге всё произошло именно так. Как смешно. Как же это смешно... Слёзы встали в глазах, не желая теперь больше покидать те, пока сам парень, уже как-то грустно, но с тем же насмешливо, с этой странной болезненной радостью улыбался. Сарухико как-то неожиданно схватился в районе старой метки, прикрывая глаза и выдыхая в небо:— Отстой... На протянутую руку со стороны Мисаки, он лишь усмехнулся, поднимаясь сам с земли. Метка уже больше не болела. Тот огонь, что сжигал его изнутри будто потух. Знаете, как бывает в фильмах, когда при смерти человека слышится какой-то странный едва слышный треск. Но сейчас этот треск, шедший буквально по всему стержню его души, вдруг стал громче, разразился одним единственным истошным и оглушительным звуком, ломая всего парня, но после затихая навсегда.— И правда, отстой... Почему-то теперь, когда Сарухико был равнодушным, Мисаки испугался. Он боялся такого отречённого Сару, не хотел видеть его таким.— Сару... — он произнёс это грустно и вздрогнул, чуть ли не путаясь в своих ногах и падая, когда Фушими посмотрел на него: холодно, пугающе.— Извини.

И он видел свою вину в том, что происходило и происходит с Сару. Ведь он, как его друг, всегда нёс за него ответственность, даже когда они разошлись. И сейчас Мисаки чувствовал себя как никогда виноватым. Он не находил слов, да и сил в себе, чтоб сказать хоть что-нибудь, даже издать звук было болезненно: начинало сосать под ложечкой. Ята отступил на пару шагов, когда парень поднялся и опустил на него свои зелёные глаза, будто бы ожидая чего-то. И всё-таки Мисаки странный. Сейчас он похож на напуганного кота, а до этого бил и кричал так, будто бы кто-то пытался запереть голодного льва. Сарухико одарил Мисаки насмешливым взглядом и ухмылкой, проходя мимо него, как ни в чём не бывало. А впрочем, на что он ещё мог рассчитывать? На то, что Ята поймёт всё как есть? Возможно... Что примет с распростёртыми объятиями? Точно нет... Единственное, чего он ждал, простого понимания, ничего большего. Но сейчас Сарухико понимал, что в том, что его бывший друг ему не верит, виновен лишь он сам. Да, это только его вина и ничья больше. И тот кубик-рубик, и та надежда на дружбу, и эта глупая затея постараться заставить его всё понять, — всё это было лишь его ошибками.— Прощай, Мисаки, — усмехнулся Сарухико, засовывая руки в карманы. — Надеюсь, больше ты никогда не скажешь, что веришь моим словам. Или поверь, — он чуть повернул голову, сверкнув глазами, когда его губы искривились в ядовито-радостной ухмылке, — я сломаю тебя, как тот кубик-рубик. И он ушёл, даже не задевая Ята плечом. Просто ушёл в сторону ярко освещённых улиц Шизумэ, и сам пропадая в свете всех этих огней. И Мисаки смотрел ему вслед даже тогда, когда его глаза вновь защипали от горьких слёз, а чувство ненависти к самому себе внутри вновь расползлось мерзкой и вязкой поволокой по всему телу. Вместе— Какой же я идиот...