Часть 2. Пять фактов о Коди (1/2)

Сначала Зак думал, что всё закончилось: бессонные ночи, проблемы Коди в школе, переживания по поводу переезда. Но шло время, а брат продолжал ходить, как в воду опущенный. Зак шалил в отеле, (вольно и не вольно) устраивал постояльцам весёлую жизнь и успел ?подружиться? с мистером Мосби, доводя каждый раз менеджера до белого каления одним своим присутствием. Со временем Зак даже научился извлекать из этого прибыль: перед важными мероприятиями Мэрион сплавлял куда-нибудь его и заодно его брата. Но вся эта насыщенная новая жизнь с новыми друзьями, новым местом жительства, новыми лицами в лобби отеля проходила мимо Коди. Брат возвращался со школы, делал уроки и тут же уходил куда-то, а когда возвращался — сидел с мамой на диване, жевал карамельный прогорклый попкорн (потому что в отеле ещё не начали топить, а Зак не закрыл с вечера упаковку) и рано уходил спать. Зака это не то чтобы бесило — тревожило. Они сами хотели разорвать пуповину, которая лианами оплетала их до переезда. И вот у них получилось — они более-менее разграничили сферу своей активности (Зак пропадал в спортзале, Коди — в научных кружках), у них появилось больше пространства для выражения собственных интересов, Кэрри радовалась за сыновей и, вроде бы, все были счастливы.

Но.

Коди не будет Коди, если не примет что-то близко к сердцу настолько, чтобы потом вдоволь пострадать.

Сначала Зак не замечал этого: он наслаждался сном, зная, что брат уже сопит в подушку. Потом он настолько выматывался в спортзале, что иногда засыпал прямо на диване перед телевизором, и тогда его приходилось будить и отправлять в комнату. В полусонном состоянии Зак тоже ничего не замечал.

Порой Коди изменял своей привычке ложиться раньше всех и сидел допоздна, досматривая сопливый аргентинский сериал вместе с мамой (причём, их горячий аргентинский коридорный Эстебан терпеть не мог, когда Кэрри обсуждала ещё с кем-то прошедшую серию в его присутствии. ?Это всё враньё! — говорил он, — В нашей стране за юбку выше колен она бы получила сорок плетей в спину!?. Кэрри скептично поднимала бровь и сворачивала разговор) и тогда Зак даже не замечал прихода брата.

Но в последнее время всё изменилось. Зак как-то вечером чересчур увлёкся мини-приставкой и проиграл в ?Мечи и рыцари?* добрых два часа, до самого прихода брата. Он отложил приставку и выключил свет ровно в тот момент, когда темноту комнаты разрезала масляная полоска света и тут же исчезла. Коди тихо прикрыл дверь и начал копошиться возле своей кровати, с особой педантичностью складывая вещи на стул у изножья. Бледный лунный свет из окна лёгкой вуалью обнимал брата, освещая его силуэт. Зак наблюдал. В итоге брат достал из-под подушки своё любимое одеяльце, с которым он не расставался никогда, лёг в постель, обнимая мягкий голубоватый флис и свернулся в один большой комок. Спустя минуту Зак услышал нервное сопение, а спустя ещё одну — старательно заглушаемый плач. В ту ночь Зак остался в своей постели. Он не знал, стоит ли ему что-то сделать, или это просто эмоциональная волна и нужно просто дать ей разбиться о дюны. Или то, что он лежит и слушает всё это, значит, что он плохой брат? Зак не знал. Он так и заснул с этими мыслями под стихающие звуки, доносящиеся с кровати брата.

Им по тринадцать. И это странный возраст, когда тебе кажется, что ты можешь пешком дойти до Аляски, но пасуешь, поймав на себе один неровный взгляд, грязную реплику от сверстников. Это тот возраст, когда тебе, как пьяному, море по колено, если только сверху не свалится какая-то старая, давно, казалось бы, похороненная ноша, которая вдавит тебя в это море по самое горло и заставит захлебнуться.

Им по тринадцать.

Они уже не дети, но им так далеко до взрослых. Зак никогда не отличался особой чистоплотностью. Вернее сказать, порядок в его понимании был до тех пор, пока старый сэндвич или оставленный где-то в ворохе грязной одежды пудинг не начнут издавать неприятный (ужасный) запах. Коди терпеть не мог даже лёгкого слоя пыли на прикроватной тумбочке. Почти каждый день он обходил комнату с тряпкой в руках и делал влажную уборку.

Сначала Коди делал это только на своей стороне. У него всегда всё было разложено по полочками, отсортировано и выглажено до мельчайшей складочки. Одежда в шкафу висела по цветам и вообще всё сияло чистотой. Таким образом комната стала делиться на две половины. Половина Коди была настолько чистой, что на его кровати, наверное, можно было смело проводить медицинские операции без угрозы занести в рану какой-либо штамм микробов. Половина Зака была похожа на пристанище скунса, свиньи и бездомного вместе взятых. И если уговорить Зака разбрасывать вещи только на своей половине было возможно, то повлиять на недельную вонь он никак не мог.

Спустя несколько недель терпение Коди лопнуло, полыхнув при этом так, что пламенем задело даже Кэрри (?Мама, неужели так сложно сказать Заку, что он невероятный свинья и иногда нужно убираться??). Можно подумать, Кэрри Мартин этого не говорила сыну.

Устав терпеть бесконечную грязь, которая, как магнитом, из одной половины комнаты попадала во вторую, Коди начал убирать всю комнату сразу. Он сортировал носки брата, отправлял грязное бельё в прачечную, залазил под кровать (чуть не получив при этом химическое отравление лёгких), стирал везде толстый слой пыли и выбрасывал недоеденную еду, раздумывая о том, насколько далеко Зак может зайти в своей неряшливости. После уборки Коди наслаждался чистотой в их комнате день. Потом вещи снова оказывались везде, где им быть не положено, Зак спотыкался о них и чихал от пыли, стряхивая простынь с крошками на пол. Утром брат нюхал какую-то вещь и, если, по его мнению, она пахла недостаточно, надевал её и шёл так в школу. Коди морщил нос и вздрагивал от этого зрелища.

Однажды Коди лёг спать и понял, что на простыне полно крошек. Он включил свет и гневно уставился на брата.

— Э, да. Я ел сегодня у тебя. Не хочу потом спать на крошках, — пожал плечами Зак и, как ни в чём ни бывало, уснул.