Земляничная луна. Время ненавидеть (1/1)

Филипп сидел в кресле, отставив вперед правую ногу со слегка развернутой наружу стопой, обутой в изящную туфлю. Анжелика рассеянно рассматривала красный шелковый чулок с серебряной стрелкой, так ладно облегающий красивую длинную голень. ?Новая парижская мода. Чулки теперь должны быть самых кричащих оттенков.?Она вспомнила, как накануне отъезда в Некуассет листала с Мари-Анж и Инесс выпуск ?Меркюр-галант?. Глядя как девушки с восхитительным простодушием тыкали пальчиками в страницы с модными фасонами, маркиза заряжалась от них радостным возбуждением и чувствовала себя такой же юной и беспечной. Вечером она раскрывала окно, слушая концерт лягушек и цикад, и счастье теснило ей грудь. Она была настолько уверена в своей удаче, что беззаботным мотыльком полетела к открытому пламени.—?Значит, письмо от Николя Перро,?— задумчиво протянул Филипп, коршуном всматриваясь в свою жертву. —?Оно у вас?Из-за того, что спинка кресла была повернута к камину, его лицо оставалось в тени, но застывшая напряженная поза, длинные пальцы, нервно постукивающие по резным подлокотникам, выдавали сильный гнев или, по крайней мере, раздражение.—?Нет, оно, должно быть, осталось в доме кузнеца, где мы ночевали. Вы же видели, в чем я вернулась?—?Видел. В обносках и в мужском плаще,?— губы Филиппа насмешливо дрогнули.—?Если вы намекаете… —?Анжелика осеклась, подбирая слова. От воспоминаний о Рескаторе щеки загорались румянцем, и это приводило ее в бешенство. —?Если вы намекаете, что ваша честь…—?Вот именно, моя честь! —?перебил ее маркиз, роняя каждое слово с убийственным спокойствием, в котором таилось что-то похлеще гнева и обычной ярости. —?Именно ее вы решили поставить на кон в погоне за выгодной сделкой.—?Клянусь, это не так!—?Это факт, мадам.—?Хорошо! Пусть будет по вашему! Я сама виновата в том, что без вашего ведома распорядилась своей свободой по собственному усмотрению! Признаю, я попала в беду, из которой чудом сумела выпутаться! Но, Боже мой, неужели это означает, что я не должна покидать стен этого форта? Я?— не ваша пленница!—?Вы перешли к нападению? Отличная тактика, мадам, но со мной она бесполезна. Уж вы-то как никто должны об этом помнить. Вы виноваты и понесете наказание.—?Вот как вы встречаете любимую женщину, которая едва не погибла!—?Вы могли сделать кое-что похуже, чем погибнуть.—?Я не могу поверить, что слышу это от вас, Филипп! —?покачала головой Анжелика. —?Значит для вас, любезный муж, моя смерть?— это не самое худшее?!В ответ маркиз раздраженно пожал плечами.—?Вы знаете мои соображения на этот счет: смерть чиста, она закрывает все счета. Впрочем, не время предаваться философии. Вернемся к загадочному письму. К вашему сведению, Перро сейчас в районе Великих озер, готовит подписание соглашений с местными индейцами и никак не мог назначить встречу в Некуассете.—?Я не знала этого.—?Кто передал вам письмо?—?Мари-Анж.—?А ей?—?Она не помнит,?— ровным голосом ответила Анжелика и с вызовом добавила:?— Может, бросите ее в карцер, как беднягу Мартина?—?Если понадобится,?— губы Филиппа растянулись в холодной неприятной улыбке. Как же ненавидела она эту улыбку! Ненавидела, боялась, но и любила…—?Не будьте жестоким, Филипп,?— сделав над собой усилие, Анжелика попыталась воззвать к его чувствам. —?В вашей груди бьется благородное сердце. Мы оба знаем, что вы способны на доброту и милосердие. Мартин не бросил меня, когда была возможность сбежать, он сделал все, чтобы мы целыми и невредимыми вернулись домой. Если вы хоть немного любите меня…Она осеклась, заметив на лице Филиппа выражение презрения, смешанное чуть ли не с отвращением. Похоже, сейчас он испытывал к ней те же чувства, что и в первые дни брака?— злость и неприязнь, если не сказать?— ненависть. Она опустила голову, ощущая, как внутри образуется пустота. Словно сердце вынули из груди. Казалось, там не осталось ничего кроме обиды, антоновым огнем выжигающей все другие чувства.?За что???— кричало все ее существо. ?За что вы так жестоки со мной? Неужели вам мало тех страданий, что я уже перенесла? Вы хотите добить меня чувством вины? Вы отвергаете меня именно тогда, когда мне больше всего нужна ваша поддержка??—?Я все вам рассказала, могу ли я идти? —?сухо спросила Анжелика, глядя на мужа.—?Идите.Высоко держа подбородок, Анжелика вышла из комнаты, тем же спокойным неспешным шагом дошла до своей спальни. Только оказавшись за толстой дубовой дверью, она в изнеможении опустилась на ближайший стул и дала волю слезам.***После ухода жены Филипп еще некоторое время оставался неподвижным. Глядя в пространство остановившимся взглядом, он погрузился в глубокое раздумье. С четверть часа он провел так, но когда часы в углу позвонили полдень, маркиз резко поднялся и направился к рабочему столу. В этот самый момент из-за ширмы, разделяющей жилое пространство и кабинет, показалась физиономия Ла Виолетта.—?Работать желаете, вашсветлость? Позвать этого проходимца, Франсуа?—?Нет.То, что Филипп собирался писать, не предназначалось не для чьих ушей. Действовать нужно было решительно, но аккуратно, не забывая о своем долге перед Францией, чьим представителем он является здесь, в этих землях.Написав два письма, Филипп запечатал одно печатью, которую использовал для своей личной корреспонденции, а другое?— той, что использовал для официальных документов. Первое письмо предназначалось маркизу Виль д`Эвре, второе?— губернатору Массачусетса Беллингхему.Покончив с этим делом, маркиз велел пригласить Сен-Кастина и, когда лейтенант явился, приказал тот час же готовить ?Дофин? к отплытию.—?Вам я поручаю доставить эти письма в Бостон и передать адресатам лично в руки.—?И еще,?— добавил маркиз, когда Сен-Кастин собирался уйти, чтобы сейчас же приступить к выполнению поручения. —?Наведите справки о Ла Фонтейн и господине Жуйбере. Если вы встретите его, то предупредите, что столь долгое отсутствие предполагает веские причины.—?Да, монсеньор,?— склонился в почтительном поклоне Сен-Кастин и вышел за дверь.Оставшись один, Филипп встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами комнату. Он собирался плыть в Некуассет за возмездием, но опасался оставлять форт без охраны. Филипп надеялся, что индейцы, посланные вождем Модоковандо с дарами, припозднятся лишь на день-другой. Также маркиз сомневался, правильно ли он сделал, отправляя верного Сен-Кастина в Бостон, когда здесь он мог положиться только на него. Но увы, столь важную, связанную с переговорами миссию он не мог доверить никому другому. Люди! Как же ему не хватает умных людей, которым можно доверять! Летом в Порт-Рояль должен был прибыть первый корабль с новыми колонистами, нужно будет попробовать отыскать среди них кого-нибудь стоящегоФилипп замер посреди комнаты, припоминая все детали рассказанной Анжеликой невероятной истории. Ему мало верилось в столь роковое стечение обстоятельств, больше все произошедшее было похоже на хитроумный заговор. Он вспомнил сделанное ?духами? предостережение. Должно быть, индейцы, имевшие свои источники информации, прослышали, что против французов замышляется что-то недоброе, вот и решили предупредить его, сославшись на таинственные силы природы??Холера!??— выругался маркиз сквозь зубы. Неведомые враги знали его Ахиллесову пяту. Они собирались нанести удар через Анжелику. Ну, конечно, жену, чья отвага граничила с безрассудством, так легко было выманить из форта! Она была просто идеальной добычей, той, что сама идет к охотнику в руки.Нельзя было передать словами, как он злился на нее. Но Анжелика была неправа, когда решила, что он вновь испытывает к ней отвращение первых месяцев брака. Нет, он любил ее так, как только возможно было любить для человека и даже сильнее. При воспоминании о ней его душа рвалась на части. Дух его метался в адском пламени при мысли о том, что он мог потерять ее, и именно этот душевный жар породил в нем ненависть. Отомстив тем, кто осмелился желать ее смерти, он утолит сжигающую его ненависть. Филипп опасался, что англичане могут бежать в Бостон, пока он медлит с отплытием. Было еще одно обстоятельство, которое подсказывало ему спешить. Имя ему было Рескатор. Он отдавал себе отчет, что ему следует быть признательным этому странному и неожиданному спасителю Анжелики, но целый ворох чувств не позволял почувствовать благодарность. Сам пират и его мотивы оставались тайной, и было нечто роковое в появлении этого знаменитого флибустьера на границах Акадии.Филипп кликнул слугу и велел подать уличную одежду. Завершив туалет, он по очереди взял из рук Ла Виолетта перчатки, шляпу и трость. Камердинер прицепил ему на пояс шпагу и кинжал и накинул на плечи плащ.В таком виде губернатор отправился в барак, отведенный под тюрьму, где Мартин дожидался своей участи.—?Вы знаете, сударь, почему здесь оказались? —?высокомерным тоном поинтересовался Филипп, возвышаясь над сжавшимся на горстке соломы пленником.—?Да, монсеньор, вернее… нет, монсеньор! Простите меня,?— на всякий случай добавил господин Мерсье.—?Вы?— солдат гарнизона, месье, и вы самовольно покинули свой пост, что расценивается как дезертирство.—?Но ведь я сопровождал вашу жену, госпожу маркизу! Как же я стал дезертиром?!—?Моя жена не командует солдатами, месье.—?Но я думал, она обо всем договорилась с вами или с господином Рюйе на худой конец!—?Знаете, как говорят в Париже: ?Индюк думал, да в суп попал?. Вы же рискуете попасть на виселицу.—?Я?! На виселицу?! —?и простак Мерсье, доблестный сын рыбаков, зашмыгал носом. —?Святой Матье, святой Мелантий, да за что же я так провинился перед Богом?—?Вы откуда, сударь, родом? Уж не из Бретани ли?—?Нет, я нормандец!—?Не верю! Нормандцы не ведут себя как бабы!—?Но я не хочу на виселицу, я не безгрешен, но я и не преступник, монсеньор.—?Посмотрим, а пока, любезнейший, расскажите-ка мне все, чему вы были свидетелем.Мартин покорно пересказал все, что случилось с ними с тех пор, как рыбацкая шхуна отплыла из Пентагуэта.—?Вы уверены, что рассказали мне все?—?Все что видел, монсеньор, вот вам крест! —?и Мартин быстро осенил себя крестным знамением.—?А припомните-ка, о чем говорили люди Рескатора, когда провожали вас в деревню?—?Помалкивали большей частью, да среди его людей французов-то почитай и нету.—?А сам он француз?—?А бес его знает, но вроде бы да. Точно не нормандец, и на французском изъясняется как истинный дворянин. Мадам думает, что он с юга. Тарб, Тулуза…Филипп, задумавшись, приложил указательный палец к подбородку, потом отрывисто произнес:—?А вам, сударь, приходила мысль, зачем Рескатор помогает французам?Мартин густо покраснел и, чтобы скрыть свое замешательство, опустил голову, но уши, налившиеся свекольным, выдавали его с потрохами.—?Отвечайте!Мартин засопел как раненый барсук.—?Я жду! Не заставляйте меня терять терпение.—?Он… он, ну, словом, он запал на мадам. Когда она пошла купаться, он, похоже, увидел ее. Во всяком случае, они говорили об этом.—?Может, это игра вашего воображения,?— сквозь зубы процедил Филипп.—?А вот и нет,?— заупрямился солдат,?— перед тем, как мы отчалили из этого проклятого места, этот флибустьер обнял мадам и принялся шептать ей что-то на ухо, а потом наклонился и… и поцеловал! Да так, как только мужу можно!Пропустив этот удар, Филипп сумел сохранить спокойствие, по крайней мере внешне: ни один мускул не дрогнул на его лице.—?Господин Мерсье, сегодня ночью вам снились сны?—?Что? Ах, да какие уж сны! Глаз не сомкнул!—?А мне кажется, вы уснули, и вам приснилось, что какой-то пират целовал мою жену.—?Да нет же, говорю вам, монсеньор,?— пробормотал сбитый с толку крестьянин.—?А вы подумайте хорошенько! —?с нажимом произнес маркиз. —?Знаете, как говорят: будешь рассказывать свои сны, беда приключится.Мартин взглянул на маркиза расширенными от страха глазами.—?Беда? Какая еще беда? —?проблеял он, но потом вдруг уцепился за край губернаторского жюстокюра и поцеловал:?— Понял, понял! Никому не скажу! Сон! Сон, истинно говорю, сон.—?Вот и хорошо,?— смягчился маркиз.—?А что же теперь, господин губернатор, выпустят меня?—?Позже решу вашу судьбу,?— бросил Филипп, подавая знак Ла Виолетту, чтобы позвал стражника. Маркиз решил, что Мартину лучше всего пока оставаться в изоляции, по крайней мере до его возвращения из Некуассета. Он отдал приказания, и уже мгновение спустяФилиппа перестала беспокоить судьба господина Мерсье. Признание, сделанное солдатом, огненными стрелами вонзилось ему в сердце, разжигая пламя ревности. Что-то произошло на этом треклятом озере, когда она пошла купаться нагая. На ум пришло расхожее выражение: ?вместе с одеждой женщина совлекает с себя стыд.? Нет, маркиз не верил, что Анжелика отдала себя другому там же на траве, как простая крестьянка, но он слишком хорошо знал, какой мужчина может пленить знатную и гордую женщину,?— тот, кто сумеет поразить ее воображение. Достаточно одной сильной атаки, чтобы распознать слабые места в обороне. Филипп предпочитал галантной науке настоящую войну, но он отлично знал: если бы за победы над красавицами давали бы чины, некоторые его парижские приятели были бы возведены в генералиссимусы.Филипп шел, не разбирая дороги, лишь бы скрыться от собственных мыслей, то и дело наводящих его на новые подозрения. Ревность была худшим чувством, которое когда-либо мог испытывать человек, она опустошала, попеременно наполняя душу то ненавистью и желанием испить сладкий нектар мести, то горечью и безразличием.Вдруг до его слуха донесся звонкий женский смех. То была она. Анжелика сидела позади дома на полянке, заросшей люпинами, незабудками и диким клевером. Подол ее атласного платья свободно расстелился на траве, и на нем кувыркались близнецы. Филипп замер, невольно залюбовавшись этим зрелищем. Малышка Аделин ухватила мать за руку и принялась теребить перстень на мизинце, тогда Анжелика, сделав изящное движение кистью, сняла с тонкого пальца украшение и отдала его дочери. Из зарослей рододендронов показалась золотистая головка Шарля-Анри, сын держал в руке корзинку, в которую собирал для своей мамы-феи цветы. Вслед за маленьким господином в траве показался рыжий хвост Шарлеманя. Эта идеалистическая картина ранила Филиппа куда сильнее, чем когда Анжелика, влекомая злым вдохновением, терзала его, намекая на свои женские победы.Он сжал руки в кулаки так, что хрустнула тонкая кожа перчаток. Англичане отошли на второй план. Теперь он жаждал настигнуть Рескатора, он должен знать, что связывает чертова пирата с Анжеликой.Филипп очнулся от беспокойного сна, словно его разбудила какая-то неведомая сила. Светало. Наспех одевшись, он вышел из дома и добрался до развилки, где от дороги к фермам отделялась тропка, ведущая к ?белому? кладбищу.—?Гала!Над макушками деревьев занимался серый рассвет, утренний туман стелился по речной глади, где-то на фермах прокричал первый петух. Здравый смысл подсказывал, что росомаха не появится. Скоро в тишине, объявшей долину, начнут хлопать двери, крестьяне выйдут, чтобы накормить скот. Какое-то чувство заставляло его ждать, он спустился ниже по тропинке и увидел мелькнувшую между деревьев белую спину. Переваливаясь на кривых неуклюжих лапах, росомаха вышла из лесу и остановилась напротив кладбищенского сарая, под которым у нее была нора. Она приветственно вытянула морду в его сторону и Филипп заметил у нее в зубах тушку мелкого зверька.?Хороший знак!?С минуту-другую они смотрели друг на друга, потом росомаха повернулась и, так же неспешно переваливаясь, скрылась в лесу. В это самый момент снова крикнул петух, и где-то заскрипели дверные петли. Не желая быть замеченным, Филипп развернулся и пошел в сторону форта.***Тем же утром явились индейцы, навьюченные тюками бобровых шкур, мешками маиса, а также изделиями из растительных волокон, которые искусно выделывали женщины. Трапперы в один голос утверждали, что индейские веревки?— самые прочные, сучильщики в поселениях перенимали у коренных жителей это премудрое ремесло. Оставив индейцев на попечение сержанта, принявшего командование в форте, Филипп велел готовить ?Звезду? к плаванью.Филипп уже стоял на пороге комнаты, облаченный в дорожное одеяние, как в дверь постучали. Он открыл, столкнувшись с ней лицом к лицу. Маркиз невольно отступил назад, загипнотизированный взглядом, блестевшим от пролитых слез.—?Филипп, неужели вы решили плыть в Некуассет? —?она сделала шаг ему навстречу.—?Да, как видите,?— не выдержав ее умоляющего взгляда, Филипп отвел глаза.—?Не делайте этого, прошу вас! Это может быть очень опасно!—?Опасно? —?Филипп насмешливо вздернул брови. —?Если горстку крестьян вы называете опасностью, мадам, то, уверяю вас, я бывал в переделках и похуже.—?Опасность угрожает не вашей жизни, а вашей душе! Я чувствую вашу боль, ваш гнев, не позвольте ненависти одержать над вами верх!—?Пока отец Прево в отлучке, вы решили заменить его, сударыня?—?Нет, но я знаю, на что способен ваш гнев, и страшусь этого,?— печально сказала она и нежным материнским жестом поправила узел кроата. Филипп нарочно держал дистанцию, боясь, что встреча наедине размягчит его сердце.—?Виновные должны быть наказаны,?— он заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядку.—?Филипп,?— ее бледные щеки покрылись румянцем, выдающим сильное душевное волнение. —?Могу ли я попросить вас разузнать о судьбе Мориса? Он буквально чудом избежал смерти, я хочу, чтобы вы вернули его домой.—?Я разыщу его. Даже если он умер, я верну его останки.—?Вы так великодушны! Могу ли я надеяться, что вы подобающе отблагодарите нашего спасителя, монсеньора Рескатора?Он почти держал ее в своих объятиях, когда прозвучало роковое имя. Еще и монсеньор! Словно укушенный, Филипп оттолкнул жену от себя.—?Разумеется, я поступлю с монсеньором так, как велит мне долг. Он получит то, к чему его приговорил суд, а именно виселицу.—?Он?— благородный человек! —?в запале воскликнула Анжелика, глядя на мужа потемневшим взглядом.—?И что это меняет? —?в голосе Филиппа отчетливо слышалась издевка. —?Вы желаете, чтобы я соорудил для него эшафот и выписал палача из Квебека?—?Значит, так вы собираетесь оплатить человеку, спасшему вашу жену и мать ваших детей? В таком случае, вы и правда жестокий варвар! Вы перебьете англичан? Всех, до последнего ребенка?—?Выпад в мою сторону через вас я расцениваю как объявление войны, сударыня! А на войне как на войне! Прощайте,?— он отсалютовал ей шляпой и вышел в коридор.Глаза застилала кровавая пелена, ладони непроизвольно сжимались в кулаки, а все самообладание уходило на то, чтобы подчиненные не заметили его взведенного состояния. Он стремительно шел к берегу, чеканя шаг. Мелкие камушки летели у него из-под подошв. Снова и снова думая о возможной связи пирата с его женой, Филипп проклинал женское распутство. Все женщины?— шлюхи от природы, их сердца непостоянны, они упиваются страстишками, хорошо разыгранными сценами, эффектными представлениями. Их слова и ласки отравляют медленным ядом любого доверчивого идиота, которого они хотят использовать с своей игре. Ему казалось, что Анжелика была другой: она умела отдаваться вся, без остатка. Ей удалось заставить его поверить в искренность ее чувств. Пламя ревности раздуло искру подозрения до неимоверных размеров. Он представлял себе встречу с Рескатором, и холодное удовлетворение растекалось по венам.Охваченный помыслами о мести, Филипп велел держать курс вдоль побережья к английскому поселению. Кроме неполной команды ?Звезды?, отборных моряков с опытом военных действий, губернатора Акадии сопровождал Кроули, секретарь Франсуа, впитавший ненависть к еретикам в иезуитской семинарии, и бессменный Ла Виолетт, способный заменить собой дюжину крепких бойцов.Филипп не верил, что обескровленные англичане найдут в себе силы к обороне, напротив: он опасался, что они уплывут в Бостон или спрячутся на одном из небольших островков, которые были рассыпаны в этой части залива как крупа в амбаре. Каково же было его удивление, когда пушечный залп огласил бухту Некуассета. Стреляла всего одна пушка, старая мортира, снятая с какого-нибудь корабля. Ядро, не долетев десяток туазов, плюхнулось в воду.—?А это даже забавно! —?изрек маркиз, рассматривая сквозь подзорную трубу, как с десяток колонистов собираются за наскоро насыпанным валом.—?Стрелять? Канониры готовы,?— стоявший рядом де Рюйе ожидал приказа.—?Нет, прикроете десант.—?Слушаюсь, монсеньор.Благодаря приливу и искусству штурмана корабль занял атакующую позицию. Блеск ряда черных начищенных дул отбил у англичан всякое желание воевать, и как только французы сели в шлюпку, над валом взвился белый флаг.В Некуассете Филипп занял дом, ранее принадлежавший коменданту Клейтону. Окна единственной комнаты выходили на деревенскую площадь с лобным местом и позорным столбом. Это зрелище всякий раз напоминало ему о том, что англичане собирались сделать с Анжеликой, и отнюдь не способствовало помыслам о милосердии. Филипп сразу же велел привести к нему главных виновников?— пастора Престона и Уильяма Фипса, но эти двое, как оказалось, бежали, справедливо предвидя месть французов. Фипс предлагал собратьям укрыться в лесу или на ближайшем острове, но среди англичан было много тяжелораненых, не переживших бы транспортировки. На общем собрании решено было, что все, кроме пастора и избранного коменданта, останутся в деревне. Колонисты надеялись, что французы не станут проливать кровь невинных женщин и детей, оставшихся в подавляющем большинстве.Пирата и его спутников нигде не было. Кроули не без труда выяснил, что сталось с Рескатором. О нем говорили шепотом и со страхом, называя Сатаной или Черным человеком, что, в общем-то, означало одно и то же. Понизив голос и поминутно оглядываясь, колонисты рассказывали шотландцу, что в ту минуту, когда ведьм и их предводителя собирались вздернуть на суку, деревню заволокло едким дымом, пахнувшим серой, а из этого дыма стали выскакивать демоны. Лишь когда англичане сдались, вонючее облако рассеялось, и Черный человек велел своим подручным вернуться в преисподнюю. И пусть Фипс говорил потом, что не было никакого колдовства и что Рескатор действительно явился сюда как друг англичан, никто из тех, кто своими глазами видел дым и демонов, не поверил его словам. Единственно верным признали одно?— силы ада лучше не злить. И так как Сатана направлялся в глубь материка, где по слухам живут страшные дикари, питающиеся человечьим мясом, англичане вздохнули с облегчением, помолились за свои души, да повесили на дома оберегов от злых духов.—?Значит, Рескатор ушел два дня назад! —?вслух произнес Филипп, расхаживая по комнате, где он обосновался победителем. —?Кроули, как думаете, догоним?—?Сомневаюсь, монсеньор. Это?— люди бывалые, все как на подбор, а в проводниках у них гуроны, лучшие следопыты. Река здесь мелковата для ?Звезды?, можем застрять, на каноэ же у них два дня форы.Филипп почувствовал, как тугой клубок в груди лопнул. В этот раз не повезло, но он умеет ждать. Как бы то ни было, надо признать, этот человек вернул ему Анжелику живой и невредимой, тем не менее неудовлетворенный гнев требовал кровавой жертвы.—?Пусть ищут Фипса и пастора, из-под земли достанут. Пригрозите, если в течение суток обоих не приведут ко мне, велю сжечь здесь все дотла, а женщин отдам на забаву своим людям.В этот момент в дверь постучали, и вошел Ла Виолетт, через плечо он держал девчонку лет тринадцати, которую бесцеремонно снял и швырнул на колени перед маркизом.—?Вот маленькая сука, что оклеветала мадам!—?Встань,?— холодно произнес Филипп, тронув девицу носком сапога. —?Как ты посмела оболгать знатную даму? Знаешь, какое наказание полагается за такое преступление? Смерть!Девочка кивнула, сотрясаясь всем телом. Иногда она бросала полные ужаса взгляды на Ла Виолетта.—?Лучше всего тут подойдет кнут, монсеньор,?— нехорошо ухмыльнулся Ла Виолетт, скрещивая на груди свои огромные ручищи. —?Поручите это мне, я эту перепелочку до самых косточек ощиплю! —?и он скорчил столь зверскую рожу, что девица, казалось, вот-вот лишится сознания от ужаса.—?Я виновата, виновата! Пощадите! Сирота я осталась!—?Сегодня на закате будет собрание, и ты расскажешь, как солгала, и вернешь моей жене доброе имя. Взамен я пощажу тебя.—?Я сделаю все, как вы скажете, добренький господин!Филипп брезгливо махнул рукой, Ла Виолетт поднял девицу за шкирку, как щенка, и потащил к выходу. В этот момент в дверях возник Кроули с новой порцией информации.—?Фипс, кажись, бежал в Бостон. А вот пастор скрывается где-то неподалеку. У него тут молоденькая жена, ее брата во время индейского налета ранили. Похоже, она носит муженьку в убежище узелки с едой и свежие вести.—?Хорошо! Пусть за ней следят. На закате собрать на лобном месте всех жителей, я буду держать речь.Около семи вечера на возвышение, где проходили деревенские судилища, поставили кресло с высокой спинкой и резными подлокотниками, привезенное лейтенантом Клейтоном из Старого света. Вокруг помоста столпились те же самые люди, только в настроениях произошла разительная перемена, отразившаяся на бледных испуганных лицах. Два дня назад колонисты жаждали только одного?— кровью воздать за кровь, пролитую их близкими. Теперь же наступил час расплаты, который предрекала им дама с золотыми волосами.?Ангел Смерти придет за каждым из вас. Нигде не будет вам спасения, он не успокоится, пока не заберет ваши никчемные жизни??— казалось, витал в воздухе ее суровый звонкий голос, но что значило тогда будущее по сравнению со сладостью близкого отмщения! Они приговорили ее к смерти, и теперь заплатят за это. В взгляде красавца-губернатора застыла неумолимость, как будто сам Архангел Михаил, предводитель Небесного Воинства, спустился с небес по слову Божьему, чтобы забрать грешные души.В полной тишине Филипп поднялся и начал свою речь:—?Англичане, вы проявили мужество, оставшись здесь и не побоявшись столкнуться с моим гневом. А гнев мой велик! Этой зимой мы чествовали у себя посланцев Бостона, чтобы снова подтвердить прежние союзы и установить новые договоренности. Несмотря на то, что по Бредскому договору все земли, прилегающие к Французскому заливу, принадлежат Его Величеству Людовику Четырнадцатому, мы пошли на уступки и согласились отодвинуть границы от нижнего течения Кеннебека к реке Святого Георгия, чтобы ваше поселение не находилось в стесненных обстоятельствах. И что мы получаем вместо благодарности?! Вы, презрев волю вашего короля и губернатора, решили нанести удар по мне, представителю французской короны в Акадии. Но занося руку, приготовились ли вы отразить ответный удар? Вы повинны не в покушении на мою жену, вы повинны в измене и подстрекательстве к войне между Англией и Францией! Я говорю ?вы? до тех пор, пока жители Некуассета будут скрывать главарей преступного заговора от справедливой кары. Итак, я спрашиваю: где плотник Уильям Фипс и пастор Престон? Молчание? У вас есть сутки, чтобы вспомнить, иначе вы почувствуете на себе то, что испытывает город, отданный на разграбление.Филипп обвел медленным взглядом молчаливую группу людей.—?А сейчас вы послушаете признание некой юной особы.На возвышение взошла дочка погибшего кузнеца. Громким и пронзительным голосом она поведала о том, что солгала: никаких голосов она не слышала, черноволосая действительно пела, аккомпанируя себе на гитаре, но это не было похоже на дьявольский напев, а поход на озеро предложила сама Розмари, потому что хотела угодить прекрасной француженке.—?Но я сказала правду о том, что она купалась в озере нагой, а у той, черной, родимое пятно на бедре,?— упрямо добавила она, испуганно косясь на Ла Виолетта.Исповедь девочки была встречена молчанием. Розмари робко оглянулась, не станут ли ее удерживать, если она спустится с этого позорного возвышения. И вдруг чей-то голос прокричал:—?Сука! Исчадие зла! Мерзавка! Предательница Англии!—?Дочка кузнеца?— слуги Дьявола! —?заголосила какая-то женщина. —?Всех нас под нож подвела! Иуда! Изменница, ты предала Англию!Шум в толпе нарастал, людское стадо учуяло запах крови.—?Вздернуть ее! Уж лучше ее, чем нас! Изменница! Богохульница, лгунья! Вздернуть! Вздернуть! —?девочку стащили с помоста и на руках понесли к виселичному дереву.—?Вы обещали, что меня не тронут,?— дико взвизгнула Розмари,?— если я признаюсь!—?А разве французы приговорили вас, мисс? —?усмехнулся Кроули в рыжие усы. —?Получила то, что заслужила, sassenach*.Ла Виолетт сощурился и приложил ко лбу ладонь козырьком, чтобы заходящее солнце не било в глаза.—?Вот уже и петельку приладили, прошла головка, что сквозь родильные пути, а вот и болтается уже девка. Скорый на расправу народ эти англичане! —?с одобрением заметил рыжий верзила.—?Мне нужен Фипс и пастор,?— бросил Филипп. —?За женой преподобного уже следят?—?Еще бы! После вашей речи полетит как сойка, тут-то мы их скрутим!—?А жена у пастора хорошенькая? —?потер руки Ла Виолетт.—?Молодка! Старая-то померла год назад.—?А зубы у нее на месте?—?Да зачем они, зубы-то? —?гоготнул Кроули.—?Нет, брат! Да чтоб бабе во время этого дела мешок на голову одевать, да что ж я, выродок какой что ли?!—?Довольно! —?прервал их Филипп. —?Пастора вытащите, как лисицу из норы, и привяжите к позорному столбу. Пусть англичане видят, что их пастырь?— трус, бросивший их умирать. Но чтобы волоса с его головы не упало. Стерегите. Ла Виолетт, разыщи солдата по имени Морис, он был ранен в живот. Если за ним ухаживали?— награди, если умер?— найди виновных.—?Я бы лучше за попадьей, то есть за пастором, сходил!—?А я бы спину тебе палкой размял, да недосуг! Выполняй!Ла Виолетт шумно вздохнул и пошел выполнять приказ.Ожидая возвращения своих людей, Филипп поискал официальные бумаги, личную переписку Клейтона, но ничего не обнаружил: видимо, их забрали или уничтожили. От скуки он стал изучать небольшую библиотеку коменданта. Маркиз наугад снял с полки книгу в пыльном кожаном оплете?— ?Увещевания? некоего Джона Рильда. Каково же было его удивление, когда он увидел, что содержание книги никак не соответствует обложке. На деле это была дурно отпечатанная и переведенная на английский книжица ?Алоизия, или Диалоги Луизы Сигеа о таинствах Амура и Венеры?, содержащая гравюры самого пикантного толка. Соседняя книга?— ?Анатомия обвинений? некого Филиппа Стеббса?— оказалась пособием для молодых распутниц. Филипп пробежался взглядом по засаленному развороту:?Девушки, у которых нет под рукой статуи (перед этим был рассказан анекдот о дочке короля, воспользовавшейся бронзовой статуей мужчины с большим пенисом, сделанным из более мягкого материала), довольствуются поддельным членом или просто штучками из бархата или из стекла, по форме похожими на член. Они наливают туда теплое молоко и чешут себя изнутри, Другие пользуются колбасой, толстыми свечками-теми, что по четыре штуки за ливр, или же просто засовывают палец так далеко, как только можно, и получают от этого облегчение. Ведь сколько есть на свете несчастных девушек, затворниц поневоле, и сколько монахинь, что и на мир могут поглядеть лишь одним глазком. Все они вынуждены выходить из положения таким образом и не могут побороть искушения, ведь сношаться так же необходимо, как есть и пить! Как только девушке исполнится 15 лет, ее одолевает вожделение, и надо как-то усмирить свой естественный пыл!??— объясняла Сюзанна своей подруге Фашоне.?Так вот чем на досуге занимаются эти проклятые псалмопевцы!??— усмехнулся про себя Филипп, кидая книжку на стол. —?Может, отослать эту любопытную коллекцию старику Беллингхему в качестве жеста доброй воли? Пусть выдаст мне Фипса, или я придам огласке порочность английского офицера.?Около полуночи раздался условный стук в дверь.—?Войдите,?— крикнул маркиз.—?Все сделали, как вы велели,?— доложился помощник де Рюйе, Жан Шамле. По его знаку матросы втолкнули в комнату двоих человек со связанными за спиной руками и надетыми на голову холщовыми мешками.Филипп подошел к мужчине в черной изорванной и запачканной рясе и одним движением стянул с головы мешок.Глаза пастора из-под растрепанных седых бровей сверкали презрением.—?Здесь воняет,?— Филипп брезгливо поморщился и бросил мешок в лицо Престону,?— воняет старым лжецом. Волком, что прикинувшись пастухом, ест овец из стада. Больше вы не сможете превращать преступления в благие деяния. Вы заплатите за то, что пытались повесить мою жену, вы заплатите за измену и за свою трусость.—?Несчастный! Она околдовала и вас, вот зачем вы пришли сюда?! С помощью Сатаны она заставляет вас творить зло!—?Ваш грязный рот смердит, как и ваши поступки. Я раздавлю вас, преподобный, как навозного жука.—?Я в ваших руках! Делайте, что велят вам дурные помыслы и нечистая совесть.?Да?облекутся противники мои бесчестьем?и, как одеждою, покроются стыдом своим. И?я?громко буду устами моими славить Господа и?среди множества прославлять Его, ибо?Он стоит одесную бедного, чтобы спасти его от?судящих душу его.?—?Привяжите его к позорному столбу! Пусть англичане увидят своего пастора, труса, который сбежал, бросив их расплачиваться за его безумие.—?Я не первый и не последний, кто пострадал ради веры! Я готов умереть, презренные папские псы, но оставьте в покое Ребекку! Если у вас есть хоть капля чести, монсеньор…Губы маркиза растянулись в жестокой улыбке, а глаза зажглись ненавистью. Он грациозным жестом сорвал с мешок с головы миссис Престон, оказавшейся молоденькой пышной брюнеточкой.—?Какое самопожертвование! Ваша жена является вашей сообщницей, и по праву должна разделить наказание с вами.Ребекка вскрикнула. В этот момент в дверном проеме вырос Ла Виолетт. Филипп жестом велел ему приблизиться.—?Ла Виолетт! Ты принес мне хорошие вести: Морис жив и идет на поправку! Я думаю, ты заслуживаешь поощрения. Ты хотел эту женщину? Бери, она твоя.Ребекка снова тоненько взвизгнула и стала оседать на пол, но крепкие руки слуги Филиппа подхватили ее подмышки. Пастор зарычал и рванулся к жене, но двое конвойных удержали его на месте.?Поставь над ним нечестивого, и?диавол да?станет одесную его.Когда будет судиться, да?выйдет виновным, и?молитва его да?будет в?грех;да?будут дни его кратки, и?достоинство его да?возьмет другой;дети его да?будут сиротами, и?жена его вдовою…?Яростно запел священник, когда солдаты подхватили его под локти, чтобы вывести. В дверях он обернулся и бросил на маркиза пронзительный взгляд из-под седых грязных косм.—?Помни, помни этот день! Ты, оскверняющий женскую честь, да вернется к тебе все причиненное зло, вернется, когда твою жену осквернят, а твою честь втопчут в дорожную грязь! Истинно, истинно говорю…Маркиз засмеялся.—?Хватит лаять, старый пес!Когда священника наконец увели, а Ла Виолетт унес с собой драгоценную добычу, Филипп снова остался один. Он бросил взгляд на ?Анатомию обвинений?, содержавшую советы для не целомудренных дев.?Проклятые ханжи!?Филипп позвал солдата, дежурившего у двери, чтобы тот снял с него сапоги.—?Я хотел повесить пастора завтра днем, чтобы все колонисты видели, но передумал. Слишком медоточивое у него жало. Повесьте его перед самым рассветом и оденьте на шею табличку с надписью ?изменник?.—?Слушаюсь, монсеньор!—?И передайте Шамле, что утром мы отплываем в Пентагуэт.Поднявшись на борт корабля, Филипп первым делом велел перенести Мориса в помещение, соседнее с его каютой. Там были лучшие условия для тяжелораненого. Маркиз присутствовал во время перевязки и лично осмотрел и пощупал шов.—?Как ты себя чувствуешь, солдат?Морис, польщенный такой честью, улыбнулся во весь щербатый рот.—?Хвала Господу и целительным ручкам мадам дю Плесси. Иисус-Мария, да у меня же кишки наружу выпали, а она их обратно вложила и заштопала. Вчера как раздуло все, живот каменный и рези, думал, к вечеру кончусь, а вот и пронесла нелегкая, жив-живехонек! Даже кашки поел, да отварчика из трав выпил.—?Будь здоров, солдат!Филипп вышел на палубу. Погода стояла тихая, попутный ветерок надувал паруса. Де Рюйе на капитанском мостике возился с буссолью и секстантом, делая заметки в журнале. Маркиз поднялся к нему и принялся рассматривать через подзорную трубу прибрежные ландшафты.—?Чуете, как парит? Погода меняется, вечером штормить будет,?— не отрывая взгляда от своих записей, спросил капитан.Филипп покачал головой. Нет, он ничего не понимал в мореходстве.—?Надеюсь, Кастин благополучно доберется до Бостона.Филипп перевел взгляд на палубу и заметил шмыгнувшего под шканцы Ла Виолетта. Из-за своего гигантского роста у камердинера почти не было шансов остаться незамеченным, но, видно, сейчас он очень этого хотел. Однако маркизу было недосуг разбираться со странным поведением слуги, его мысли занимала вся эта история в Некуассете. Кто и зачем хотел выманить Анжелику из форта? Атака индейцев была спланирована заранее теми же людьми? Причем здесь Рескатор? В том, что флибустьеру отведена в этом деле важная роль, Филипп не сомневался. Но почему он вернул Анжелику, какую цель преследовал? Неужто, познакомившись с женщиной, которую он собирался похитить, Рескатор изменил свои первоначальные планы? Столь романтическая версия казалась маркизу безумной, с другой стороны, он на себе испытал силу чар своей жены.?Нет, это, право, смешно??— раздраженно подумал маркиз, надвигая шляпу на лоб, чтобы не подставлять кожу солнечным лучам.***Когда ?Звезда? подплывала к Пентагуэту, де Рюйе указал Филиппу на качающийся на рейде незнакомый корабль. Маркиз вырвал у него подзорную трубу. На носовом флагштоке плескался французский флаг, на корме Филипп прочел полустершуюся позолоченную надпись: La Fontaine.?Сюрпризы сыпятся один за другим! Посмотрим, что за байку сочинил для нас месье Жуйбер!?Анжелика ждала на берегу. Филипп увидел ее фигурку у самой кромки воды. В некотором отдалении, под сенью деревьев, прохлаждался мальчишка-слуга. Она стояла одна, как стройное деревце, сцепив руки в замок на груди, словно молясь.—?Вы вернулись! —?воскликнула она, и в ее словах одновременно слышались надежда и беспокойство.—?Как видите,?— сухо ответил Филипп.Он подошел к ней, чтобы поцеловать ей руку, подчеркивая всем своим видом, что лишь исполняет формальность.—?Морис! —?вскрикнула Анжелика, увидев, как из лодки аккуратно вынимают носилки, на которых улыбался ее пациент. —?Вы живы, мой бедный мальчик! Я молилась за вас! —?добавила она, материнским жестом поглаживая солдата по вспотевшему лбу. —?Когда вас доставят в форт, мэтр Савари осмотрит ваш шов и я сменю вам повязку.На Филиппа эта сцена произвела смешанное впечатление. Он почувствовал, как все его существо рвется к ней, но, с другой стороны, в нем снова проснулась ревность. Он хотел бы, чтобы ее нежный ласкающий взгляд был направлен на него! Она вновь раздает свои взгляды, улыбки и даже поцелуи кому угодно, но только не ему! Эта мысль разозлила его, и вместо того, чтобы подать жене руку, он смерил ее холодным и презрительным взглядом и широким стремительным шагом последовал к форту, где его ждали поселенцы во главе со старшим лейтенантом Жуйбером.—?Ну, сударь мой Жуйбер… Или вас следует отныне величать Агасфером? По какой причине вы решили, что вам позволено скитаться до Второго пришествия? —?с насмешкой, за которой различались нотки гнева, поинтересовался Филипп, когда они с лейтенантом остались вдвоем в кабинете.На виноватой физиономии Жуйбера проступили красные пятна. Стараясь не встречаться с испытующим взглядом маркиза, лейтенант принялся мямлить о том, что его задержали постоянные проволочки англичан.—?Вы же знаете, как эти проклятые бифштексы не любят что-то отдавать, даже когда нужно вернуть чужое. Они запихнули корабль на самую дальнюю верфь, почти месяц приводили его в порядок… —?Жуйбер изобразил возмущенную мину.—?А груз, что сталось с грузом?—?Изъяли почти весь груз, да еще и бумаги не отдали! В трюмах всего двадцать бочонков ямайского рома, и ничего больше,?— лейтенант развел руками.—?Вы уверены? —?Филипп достал из ящика стола опись и положил перед лейтенантом. —?Совершенно случайно у меня есть копия описи, и здесь абсолютно другие цифры. Вы желаете, чтобы я послал запрос в Бостон? Не сомневаюсь, что господа Беллингхэм и Темпл с удовольствием разъяснят возникшее недоразумение. Как-то слишком много этих недоразумений стало в последнее время?— сперва нападение в Некуассете, теперь конфискованный груз…—?Что, монсеньор, п-п-простите?! —?запинаясь,?пробормотал лейтенант. —?Я ничего не знаю, это все проделки проклятых англичан. Понятно теперь, отчего такие проволочки! Они специально вставляли мне палки в колеса, тем временем разворовывая наш груз!Филипп посмотрел на Жуйбера, как на мокрицу.—?Полноте отпираться, сударь мой. От вас за лье несет виной. Только взгляните на себя, у вас глаза бегают и вы трясетесь, как заяц. Совершая дрянной проступок, имейте мужество хотя бы ответить за него.—?Что теперь меня ждет, монсеньор? —?убитым голосом спросил Жуйбер.—?Трибунал, позор, шельмование,?— равнодушно пожал плечами Филипп. —?Может, вас отправят в тюрьму или на каторгу. Вы?— вор и государственный преступник.—?Каторга! За то, что меня уговорили продать несколько бочек рома?! В конце концов, должен же я был возместить себе ущерб, ведь все это время я платил за еду и проживание из своего собственного кармана. Я должен был заплатить капитану, который вот уже два года кормится только обещаниями. Я должен был заплатить людям, согласившимся пригнать корабль в Пентагуэт. Хозяин верфи тоже содрал с меня деньги за простой судна и килевание!—?Прекрасно! Эту речь вы представите в свое оправдание господину губернатору Квебека. С некоторых пор он желает лично участвовать в делах нашей колонии. Мне же ответьте на несколько вопросов, будьте любезны.—?Я… я слушаю, монсеньор,?— опустил непокрытую голову Жуйбер.—?Кому вы продали ром?—?Индейцам в заливе Сако к северу от Фалмута.—?Зачем вы там останавливались?Глаза Жуйбера забегали по сторонам: это означало, что он отчаянно пытается придумать более-менее правдоподобную ложь.Филипп поднялся, ударив ладонями по столу, и подался вперед, сверля лейтенанта потемневшим взглядом.—?Говорите правду! Если вы покрываете кого-то, то вся тяжесть преступления ляжет на ваши плечи.—?Преступления? Но я же объяснил, я не взял себе ни единого лишнего су, я только пытался покрыть расходы!—?Да причем тут ваша глупая афера! Вы оказались втянуты в государственную измену!—?Измену! —?Жуйбер покачнулся. —?Иисус-Мария! Ну хорошо! Это те двое, что вы отправили со мной, люди мессира Ван Рейка. Один из них, Хайме, все убеждал продать треклятый ром, а второй ему поддакивал. Говорили, мол, капитан посматривает косо, если не заплатим, он нас пустит в море погулять, а корабль себе приберет. Те деньги, что вы мне дали, и половины расходов в Бостоне не покрыли, мне из своих личных брать пришлось. Я жениться хотел через год-два и невесту взять из хорошей семьи. Да кто же за меня дочку отдаст, раз у меня кроме долгов нет ничего! Бес меня и попутал, тем более никто же не подумает, что весь груз в ценности и сохранности остался.—?И что было дальше?—?А дальше?— эти парни сказали, что они знают хорошего покупателя. Ведь индейцам под страхом смерти запрещено алкоголь продавать, вот они и платят втридорога. Все прошло гладко: индейцы сами груз забрали, щедро расплатились, и поминай как звали.—?А капитан? Был в курсе ваших дел?—?Нет, Хаймэ ему за молчание денег дал, тот и не спрашивал.—?Идите к себе, Жуйбер. Сегодня я запрещаю вам выходить и с кем-либо говорить, притворитесь больным и лягте в постель. Вы?— дурак, месье. Если вы выпутаетесь из этой переделки невредимым, то будет для вас большой удачей.Жуйбер обреченно вздохнул, затем отвесил низкий поклон.—?Мое почтение, монсеньор.Когда лейтенант ушел, Филипп позвонил в колокольчик, вызывая своего камердинера.—?Ла Виолетт, возьми двоих людей и сделай вот что…***—?Клянусь! Я не знаю, кто это был! Он просто сказал, куда плыть и с кем связаться.Филипп стоял над сжавшимся на полу карцера бывшим пиратом.—?Ла Виолетт,?— маркиз нетерпеливо цокнул языком,?— объясни нашим гостям, что мы будем сейчас делать.Из темноты за пределами света, исходящего от одной единственной сальной свечки, появился Ла Виолетт. В руках он держал четыре цельные тяжелые доски, а через его мощное плечо была перекинута веревка.—?Мой дядька был палачом. Правда, в наших краях в палачах не было особенной надобности, так что он стал живодером. Но обучил меня полезным премудростям. Я сейчас эти доски к вашим ногам привяжу?— изнутри и снаружи. И будем по одному вбивать клинышки. Всего десять, но уже на седьмом вы нам расскажете, как были в гостях у Кракена и отплясывали на именинах у Сатаны.—?Клянусь! Клянусь,?— пират дрожащими пальцами вытащил из-под рубахи крест и принялся его целовать. —?Клянусь Отцом, Сыном и Святым духом?— все было, как я рассказал. Я лишь хотел получить барыша, а этот незнакомец из таверны сказал, как это сделать.—?Он был англичанин, француз?—?Я не видел его лица! Но по-французски он разговаривал, как вы…—?Что значит?— как я?—?Ну чистой складной речью… с манерой. Как высокородный, в общем.—?Хм… ну что ж! Ла Виолетт, дай сюда мешочек.—?Помнишь его? —?Филипп потряс перед лицом пирата кожаным кисетом. Звук был такой, как будто внутри гремели игральные кости. Даже в бедном свете сального огарка было заметно, как побледнело лицо пирата.—?Но я же все рассказал!—?Я дал вам шанс тогда, и вы им не воспользовались. Тяни жребий!—?Пусть сначала он! —?пират указал на своего примолкшего в уголке собрата.—?Ну хорошо,?— неожиданно смилостивился маркиз, поворачиваясь к другому пирату,?— тяни!Мужчина запустил дрожащую руку в мешок и вынул камушек. Зажмурившись, он медленно разжал ладонь?— черный!—?Смерть,?— бесстрастным тоном констатировал маркиз. Ла Виолетт снял с плеча веревку и быстро накинул ее на шею пирата. Из сведенного судорогой рта осужденного вырывались хрипы и бульканье, минуту-другую тело конвульсивно извивалось, затем вытянулось бездыханным на полу барака.Хайме быстро перекрестился.—?Упокой Господь его душу,?— проскрежетал он.—?Открой ладонь, чтобы получить свой жребий,?— велел пирату Филипп. Тот исполнил, бросая на маркиза нервные испуганные взгляды. Из мешочка выскочил второй камушек?— красный.—?Ла Виолетт, увези и закопай тело, да подальше отсюда. А вам, сударь, доброй ночи! —?добавил Филипп вкрадчивым тоном, от которого у бывшего пирата побежали по спине мурашки.Час спустя после сцены в карцере Филипп принимал у себя капитана Ла Фонтейн.—?Итак, вы достаточно вознаграждены за свои услуги?—?Да, монсеньор! —?ответил капитан, кланяясь губернатору.—?Хорошо. Завтра вы отплываете в Квебек. Ведь вы были наняты господином де Курселем, верно?—?Да, монсеньор.—?Значит, должны отчитаться перед ним. Вы участвовали в продаже рома индейцам?—?Господин Жуйбер уверил, что берет на себя всю ответственность, и так как он?— заместитель губернатора Акадии, у меня не было причин ему не доверять.—?И у вас не возникло никаких сомнений?—?Ах, монсеньор, сразу видно что вы здесь недавно. Этот ром так и так предназначался на продажу местным племенам. Я думал, месье Жуйбер выполняет ваше поручение. Он просил меня не болтать лишнего вперед него, вот и все. А я?— не из болтливых, тут каждый вертится как умеет, денег из метрополии не платят, вот люди и сами зарабатывают, хотя иезуиты и лютуют против продажи спиртного индейцам.—?Справедливо, чтобы месье Жуйбер сам объяснялся с Курселем. А молчание?— золото, лучше не болтайте об этом деле.—?Как будет угодно вашей милости.—?И вот еще что. Вы же бывший корсар, верно?—?Да, четыре года как на службе у Его Величества.—?Какое наказание у вашей братии полагается за тяжкое преступление?Капитан задумчиво почесал голову.—?Протаскивание под килем, хуже не придумаешь.—?Хорошо, я доверяю вам исполнить приговор в отношении одного из преступников. Господин Жуйбер должен засвидетельствовать его исполнение.Филипп достал из ящика стола кошель, набитый монетами, и бросил его капитану. Тот поймал подношение с ловкостью обезьяны.—?Вот вам за труды. Еще одна просьба, лично от меня. Пусть путешествие до Квебека станет для месье Жуйбера… не самым приятным в его жизни. Понимаете?На губах капитана заиграла хитрая улыбка.—?Будет исполнено, монсеньор.Оставшись один, Филипп открыл потайной ящик бюро и достал оттуда подаренный вождем турмалин. Камень яркого сочного цвета, напоминавший дольку арбуза, притягивал и удивительно радовал глаз. Филипп почувствовал, как его душа вновь наполняется покоем. Он поймал себя на мысли, что из этого камня может выйти малая парюра?— серьги, кулон и брошь. На прощание индейцы преподнесли ему маленький золотой самородок, найденный в Белых горах почти на границе с землями могавков, так почему бы не сделать из них украшение? Кузнец, пожалуй, не справится с такой тонкой работой, но в Квебеке или в Бостоне, возможно, найдется сносный ювелир? Филипп с удовольствием представил себе Анжелику в одном из тех платьев с открытыми плечами, что она носила при дворе. Теплый сочный цвет камня подойдет к ее глазам и розовым щечкам!Тонкий слух охотника различил заливистый детский смех в глубине дома, ему вторил женский голос. Похоже, пока он вершит правосудие, Анжелика отдается беззаботному веселью. Думает ли она о нем? Почему она весь день не пытается с ним увидеться, а наоборот, как будто избегает? Увы, он и сам знал ответ на этот вопрос. Если бы она сейчас появилась на пороге его кабинета, он бы снова был холоден с ней, наговорил бы ей грубостей и прогнал. Филипп спросил себя, почему все так сложно? Что за демон противоречия всегда встает между ними??Но все же она могла бы прийти первая! Гордая, как тысяча чертей!??— подумал он, со злостью глядя на дверь.Филипп сердито, точно отгоняя назойливые мысли, смахнул бумаги в стол. Сегодня ему лучше побыть одному. А завтра… он прищурился, и охотничий азарт блеснул в его глазах.?А завтра я дам вам бой, мадам дю Плесси! à la guerre comme à la guerre?