13. "Пришелица". (1/2)
Почему-то как только в моей квартире и жизни появилась Джесс, все мои дела завяли и затухли. На показы меня не вызывали, примерки и съёмки тоже, складывалось ощущение, что про меня все забыли. Подобное чувство было не в новинку, но моя работа ещё никогда не стояла на месте такой гранитной стеллой. И если бы раньше я порадовалась шансу отдохнуть, то сейчас всё было иначе: долг в двадцать с гаком миллионов - не шутки. Мучаясь от безделья, я закидывала менеджера Кима тоннами смс-ок, на которые он не отвечал, и по пятидесятому разу отдраивала свою маленькую жилплощадь.
Что было, кстати говоря, совсем не лишним. Ибо со мной начала жить маленькая американская свинья породы "рыжая лохматая". Джессика была ужасна - вещи на место не убирались никогда, вода и кофе, пролитые на пол, оставались лужами и засыхали, если я не успевала их увидеть, посуда выскальзывала из рук и билась в щепки, оставаясь острой горой там, где упала. Слава небесам, что хоть с едой проблем не было - к рефрижератору стилистка подходила только за водой, и если бы я ее не кормила, вполне спокойно жила бы себе на голодном пайке из кофе и алкоголя.
Пила она, как черт. Каждый божий день у неё начинался с бутылки пива, а заканчивался различными изысками типа "Гальяно", "Егермейстер" или чего-нибудь подобного. И каждый день я выносила огромные пакеты с пустыми склянками и тоннами окурков. У меня даже занавески начали вонять табаком. Правда, все её закидоны были для меня не в новинку. Дома у меня курили и Вон Джа, и Вон Соб, так что запах меня не особо смущал, а мусора в доме, где проживало шесть человек, всегда было много. Так что главной неприятностью для меня была далеко не святотатственная безалаберность стилистки... а тот факт, что она оставила свою семью и сбежала прочь.
Ей было плохо. Очень. Я много раз видела отчаявшихся и разбитых людей, со мной всегда было такое качество, как незаметность и фатальная мимикрия со всеми стенами в округе, так что люди, погрязшие в своих эмоциях в тот или иной момент, меня практически никогда не замечали, и я сильно поднаторела в наблюдении за чувствами и переживаниями. И Джесс ещё не доходила до состояния полного бедствия, однако это не спасало и от низших ран. Она, сидя на подоконнике, часами могла смотреть на телефон или на улицу, без желания увидеть там что-то - глаза были слепы. Курила, как паровоз, каждой затяжкой сжигая внутри какую-то очередную чёрную и болезненную мысль. И безостановочно пила. Чтобы уснуть без долгих дум и едких внутренних слез.
Не то чтобы я была великим знатоком душ, отнюдь, подобные вещи скорее были в прерогативе самой Джесс. Но при совместной жизни я стала видеть её очень отчетливо. Обнаженный нерв. Она целиком была им. Я была у неё в гостях, видела её быт, теперь, спустя время, всё становилось понятным: двойственность дома, её чувство личного уюта, её окружение неживым; все эти мелочи говорят о человеке куда больше, чем он может рассказать сам. В её доме сходились двое несоединимых: она и её муж. Я не знала, кто он такой, известен ли, популярен ли, больше всего меня поразил сам тот факт, что такая нечисть, как Джессика, вообще замужем. Её супруг, скорее всего, ангел Господень, раз может терпеть её саму и её закидоны.
Хотя... от ангела бы она не сбежала. И не пришла бы ко мне, человеку левому и постороннему, с которым она даже и толком-то не знакома. Значит, к друзьям, которые знают её мужа, идти было нельзя. Оставался только вариант такого беспозвоночного и едва знакомого субъекта, как я.
За такими бесполезными мыслями проходили дни. Строгой вереницей они монотонно захламляли мою квартиру и уничтожали посуду и разную декоративную керамику (свинюшка Джесс вообще не могла справиться со своей координацией, не важно, была она пьяна или нет) и мало-помалу подводили нас к чему-то существенному.
Единственное, куда я продолжала ходить регулярно - на обязательную йогу и приёмы к психоаналитику. Поняв, что я дура медленная и меня так просто не приручить, господин Сон Чже изменил подход. Приняв во внимание прошлый раз, когда я углубилась в свои мысли за диваном и проморгала его присутствие аж на целый час, он решил, что для начала следует немного привыкнуть друг к другу. И теперь на приёме мы занимались тем, что сидели рядом на диване и смотрели фильмы. В тишине. Иногда он спрашивал что-то о картине, я в обязательном порядке отвечала - но наши диалоги сейчас касались только фильмов или полнометражных аниме, к которым я питала детскую слабость. Он не лез мне в душу, не интересовался моими проблемами, и мало-помалу я переставала видеть в нем "внутренностикопателя" (именно так отозвалась о нем Джесс, когда узнала о моих приёмах) и обращать внимание на безумно пугающее меня имя.
***- Всё, мне надоело, - Джесс спрыгнула с подоконника, я удивленно оторвалась от нарезки мяса, - пошли на улицу. Надо срочно чего-нибудь наворотить. А то моя депрессия меня с потрохами сожрёт. Уже начала.
Я с сомнением подняла бровь, уже даже не пытаясь тянуться за блокнотом. Чем в меня только стилистка не кидалась, чтобы я в её присутствии ничего и нигде не писала, сработались мы только через неделю. Но всё же сработались, теперь мне не приходилось вечно оттягивать карманы макулатурой.
- Не смотри на меня так. Я в курсе, что самое безбашенное, что ты делала за свою жизнь - это не положила на место чужой платочек, оставив его валяться на полу. - Я обиженно поджала губы. Вечно она надо мной стебётся. - Но я не ты, и жить так скучно мне совсем не нравится. Валим отсюда. Пора встряхнуть Сеул.
"Ты хочешь в клуб? Или ещё куда-нибудь, оттянуться?" - я быстро вытерла руки о передник и поставила мясо в холодильник. Видимо, сегодня мы до него не доберёмся.
- Наплевать куда и зачем. Просто надо покуролесить, - Джесс быстро прошествовала в гардеробную, не переставая вещать, - но только под маскировкой. Не хочу быть узнанной именно тогда, когда я прячусь от своего тирана-завра. А то, если он меня где-нибудь заприметит, потом это место по кирпичам восстанавливать придётся.
Я обреченно вздохнула и пошла умываться - если Джесс начала командовать, я обязана была подчиниться. В моей (на половину) ванной теперь царило строгое разделение: слева, со стороны сонбеннимовской 319 квартиры, царило полное запустение. Сюда он практически не заходил, так что из всех его вещей можно было углядеть только цветное, явно сувенирное, полотенце. А справа, с выходом в мою вотчину, начинался хлам и кавардак. У Джесс оказалось примерно 4 килограмма косметики; всякие тоники, лосьоны, скрабы и крема высились огромной шеренгой на всю полку у раковины и половину у душевой. Всё это было японского производства и в эксклюзивной оранжевой гамме: стилистка ещё с первого дня меня предупредила, чтобы я под страхом смерти не прикасалась к её тюбикам и банкам, не то, цитирую:"разъест тебе кожу к херам, и на меня потом не смотри".
В общем, через 15 минут я в одном нижнем белье сидела перед зеркалом, а Джесс, набрав полный рот невидимок, сооружала мне какую-то замысловатую прическу. Накладывать макияж она приказала в обязательном порядке, но, посмотрев, как я держу кисть с пудрой (примерно так же, как если бы мне сказали взять голыми руками живого скорпиона), плюнула и взяла всё на себя. Даже одежду мою она забраковала и под страхом смертной казни от расчёсок и ножниц заставила дать ей полную свободу действий. Сама же неугомонная до сих пор рассекала со взрывом на башке, отпечатком диванных подушек во всю щёку и заляпанной красками огромной безразмерной старой, как динозавры, мужской футболке.