Песнь 4: (1/2)
Цитра затихла. Рассказчица замолкла вместе с ней. Пришел черед нового сказания. Но от этой песни у княжны Западных Земель, будто от острой кимчхи, перехватывало дыхание в груди, и горело горло. Как глупо.
Ей казалось, что она отболела теми днями, что простила и отпустила. Но нет. Проживи хоть тысячу лет, все равно память найдет миг ужалить осой прямо в сердце. И тогда потечет по жилам обжигающее одиночество, и прорежет сонную тишь тоскливый собачий вой. Этого она никогда не простит пирату. Даже о другой женщине было легче вспоминать, чем о том, что затерялось среди строф баллады. Но, как говорится у гайдзинов: о мертвых либо ничего, либо чистую правду.И вот к темнеющей Луне из уст вдовствующей княжны вновь восходила стройная песнь.
*** Боги войны неумолимы. С жадностью скупцов они требуют от живых постоянных подношений себе - ярости, крови и отваги. Они же гонят мужей из домов, пересаживают с супружеского ложа в седло, а вместо пиалы с рисом вкладывают в их руки мечи и стрелы.
Ирасуэ могла по пальцам одной руки счесть дни, прожитые бок-о-бок с Тоугой. Он возвращался из очередного похода, чтобы тут же отправиться за следующим завоеванием. И каждый раз, провожая взором знамена его армии за горизонт, она убеждала себя, что это подкрадывающая скука когтит кошачьей лапой ее сердце, а вовсе не зреющая тоска по демону-псу. Замок опустел без даймэ и как будто разом осиротел. Не слышны уж более по вечерам разухабистые песни и тосты во славу Предводителя демонов-псов, не трещал огонь в жаровнях, павильоны с галереями погрузились в унылую тишь. Да и самой хозяйке, как будто не найти себе места. Тишина раздражала, изящные занятия вызывали долгие зевки,одинокие чайные церемонии - грусть. Демон-пес с хитростью военного стратега успел незаметно приучить к своему обществу строптивую супругу, проводя с ней время за пиалой чая и любованием цветущим садом или полной луной. Она привыкла к звуку его голоса, немного грубоватым, но все же смешным шуткам, брошенным вскользь пронизывающим взглядам. А теперь снова место гостя напротив нее пустовало... Поэтому Ирасуэ очень обрадовалась забредшей, будтоневзначай, в замок страннице. Тем более, почти сразу стало понятно: встреча эта отнюдь не случайна. Гостья, сидевшая сейчас в павильоне журавля лицом к лицу с хозяйкой замка, была никем иной, как демоницей с девятью лисьими хвостами.
- Госпожа, нижайше благодарю за оказанную мне честь встречи с Вами, - изрекла сменившая облик со старухи на молодую черновласую женщину лисица и опустила на татами пиалу с распробованным чаем.
- Тем горше мне обязанность передать Вам худые известия из родных краев. Приветливая улыбка сползла с выбеленного лица Ирасуэ.- Не томи Нас, Кумихо! Говори поскорее что принесла на девяти своих хвостах?- Сам-Ван покинул нас три луны назад, госпожа.Но грызня за власть длилась недолго. Нефритовый трон занял третий сын госпожи Е Рим - саблезубый Тхе О. Корона с двеннадцатью подвесками надежно держится в его клыках. Тхе-Вана поддержали большинство демонических кланов, несогласных пожрали прямо в зале совета.- Шифу! - простонала, закрывшись рукавами, Ирасуэ. Белила с тушью на ее лице не выдержали печали и потекли по высоким скулам бурыми разводами.
- Поговаривают, предводитель не пережил известий о Вашей гибели. Сердце его не вынесло потери. Все царство скорбит о Сам-Ване. Госпожа... Госпожа!!! Стены вокруг Ирасуэ закачались в такт словам кумихо. Написанные тушью на рисовой бумаге перегородок журавли, будто ожили перед ее глазами. Они били крыльями, грозясь вырваться из гравюр, закидывалиголовы на тонких шеях и оглушительно стрекотали в голове демоницы. А сама она дрожала в лихорадке, давясь рыданиями по единственному любимому существу, покинувшему этот свет по ее вине. Но не только ее!
- Не прощу! Никогда ему не прощу этого!.. Шифу!..Отец Наш!.. Ах... Ирасуэ вскинулась, зажимая ладонями уши от нестерпимого журавлиного щелканья, и уже не слышала возгласов лисицы. Она дернулась прочь из павильона, смахнув легкую перегородку седзи на своем пути, запуталась в многослойном кимоно и выпала наружу. Но не на руки вовремя подоспевшей кумихо, а сразу в черную бездну забытья. Что и сохранило ей рассудок.
Только спасительное то забвение длилось недолго. Она очнулась в окружении охающих наперстниц и пролежала ни жива, ни мертва с открытыми глазами два дня и две ночи. Чтобы на третьи сутки подняться с больного одра с готовым решением, как ей жить дальше.
Отец ее умер с мыслью, что любимая Нгуен пропала в лапах пиратов. Для царства корейских псов она сгинула навсегда в пору войны с Ню Мо-Ваном. А значит, на родине ее никто не ждет и не поддержит в правах на корону. Славная династия пресеклась, да здравствует новый император!Кумихо ясно выразилась, что сторонников правления Сам-Вана предали смерти сразу же, стоило им возразить новому Вану. И сомневаться в услышанных словахИрасуэ не приходилось, ибо лисица точно знала, где искать якобы мертвую принцессу Нгуен. Да и о царственных аппетитах своего родственника Тхе О она знала непонаслышке. Возвращение на полуостров отныне ей не видать даже во снах. Теперь ее дом здесь - на островах. Лучше быть живой княжной Западных Земель Ирасуэ, нежели воскресшей никому ненужной царевной. Однако выстраданное умом решение спорило с порывами души. Любовь к отцу, словно борона, вспахала нивы сердца, вывернув наружу корнями зародившейся всходы привязанности к мужу. Пусть сейчас от Ирасуэ требовалось закрепить свои позиции госпожи северных покоев, но нарушить траур по отцу, предав тем самым его память и свою честь... Она никак не могла себя заставить.Ведь демон, от которого зависела сейчас ее судьба, отчасти был повинен в случившемся. Его прихоть сломала ей жизнь. Ирасуэ ненавидеть бы Тоугу до скончания своих дней, но жизнь упорно навязывала ей свои правила. Пусть на небесах и под землей ее сочтут преступницей, пусть отец не будет отомщен, но славная кровь Сам-Вана будет течь в жилах его внука. Сильного, доблестного воина и уважаемого за ум мужа.
- Да будет так! - вымолвила демоница и бросила с моста в воду ветку молодого персика, который повелела посадить на пригорке в память о своем родителе. Вернувшийся из похода Тоуга заметил перемену в жене. Их совместные мгновения наедине наполнились долгими паузами гнетущей тишины. Ирасуэ сделалась задумчивой и далёкой ему, как будто без конца витала где-то мыслями. Не улыбалась его шуткам, не радовалась подаркам, не вслушивалась в рассказы о ратных делах. Как будто несла за душой камень. Никогда прежде он не видел ее такой, даже когда силой уводил за моря из отчего дома. Потому демон обрадовался внезапному приглашению на прогулку по саду. Но стоило ему поймать на себе взгляд встретившейего у беседки демоницы, как вся радость улетучилась разом. Облаченная в нарядные шелка с тщательно уложенными волосами княжна выглядела красивой сверх обыкновения, но все портил потухший взгляд ее очей. Супруги неспешно прогуливались рука об руку по заиндевевшим дорожкам, но Ирасуэ, казалось, шагала своей одинокой тропой, уводившей ее все дальше и дальше от мужа, что и не докричаться. "Ирасуэ... Ирасуэ... Вернись ко мне? Не уходи так далеко!" Разве догадывался Тоуга, что в своих мыслях звал ее не по тому имени? Он свернул с дорожки и повлек супругу в сторону доносившегося до их слуха мерного стука бамбукового фонтанчика об резной камень чаши-цукубаи. Среди зарослей самшита притаилась крохотная купель с родниковой водой.
- Ирасуэ?- Да, господин Наш?- Помоги мне умыться.- Хорошо, - ответила она, прихватив себя за широкий рукав, взялась за деревянный ковшик цукубаи-бисяку и разбила ломкий лед у края промоины.
Тонкой струей полилась ледяная ручейная вода в сомкнутые ладони. Тоуга омыл руки, лицо, а потом и шею под волосами. И все чувствовал затылком пробирающий до мурашек тяжелый взгляд.
- Что с тобой? - отряхнув руки, спросил Демон-пес, когда уже не осталось никаких сил, молча, сносить эту странную пытку хмурой женой.- Нам нужен ребенок, - не задумываясь,отозвалась она, будто ждала этого вопроса. И прежде чем он успел что-то сказать, княжна ровным голосом заявила:- Мы больше не можем быть одни.Этот замок слишком большой для Нас.
- И только?..
Всего-то?! Не хочет жить одна! Слышать подобное было непривычно колко самолюбию пиратаи больно его сердцу, жаждавшему от жены совсем других слов. Но он сдержался от огорченного смешка, лишь привычно хмыкнул, тряхнув челкой.