49. (2/2)

– Ооох блин, – не сдерживаюсь, выгибаюсь в пояснице и хватаюсь рукой за ребра, откуда протяжно занывает бок. Перелом сейчас вообще не вовремя, если случится. – Боже.. Приподнимаюсь на локте у подножия широкой деревянной лестницы, медленно приходя в себя, и мужественно не подаю вида растерянности и непонимания своих дальнейших действий. Не ожидала я, что ведьма предпримет такую отчаянную попытку спасения, тем самым попытавшись сломать мне шею, но хорошо, мои инстинкты оказались включенными на полную катушку, иначе ушибами я бы не отделалась. Собираюсь с силами и поднимаюсь на ноги, всячески игнорируя сигналы тела о полученных ссадинах и откуда-то из гостиной, сквозь явные звуки борьбы, грохота и движения мебели с места, слышится глубокий твердый тембр, обращенный ко мне, от обладателя которого наверняка не укрылось это фееричное пересчитываниями двумя телами ступенек. – Малявка, ты цела? В гостиной у них что-то разбивается и следом слышен болезненный стон другого мужского голоса. Он беспокоится? Послышалось. – Хейли! Нет, не галлюцинации, не послышалось. Ущипните меня. – Да, в порядке, – отзываюсь в ответ и, прижав ладонь к явному ушибу девятого ребра, озираюсь по сторонам и обнаруживаю исчезновение русой стервы. Только подол ее платья в последнюю секунду мелькнул мимо кухни в направлении гостиной. Я поняла, она решила, что уже вывела меня из строя и теперь может беспрепятственно отправиться на помощь к Филиппу, обезвредить Кая.. хрен ей. То, что она вывела меня, это точно. Чувствую как закипаю давно знакомыми и забытыми эмоциями, под действием которых в свое время я вела себя неконтролируемо и навредила не единожды. Думаю, некоторой категории людей знакомо это необъяснимое состояние аффекта, поддавшись ему совершенно теряется ощущение реальности и тело словно контролируется кем-то другим, не отвечаешь за свои поступки. Так и я сейчас, глядя на эту верткую стерву, внутри меня что-то переключилось. Несколько лет назад мне довелось перенести это состояние на себе – один из переломных моментов – когда я столкнула Нейта с лестницы не отдавая себе отчет в том, что творю. Я не думала о последствиях, я не думала о том, что причиню ему вред, я только хотела, чтобы он оставил меня в покое. И он оставил в покое, так же как и все остальные члены семьи. Сначала я получила хороший нагоняй, а потом конкретный срокдля окончания школы перед переездом к Роуз. Оказавшись в стенах кухни, мозг помня что и где расположено на поверхностях, посылает нервные импульсы в руки, отдавая им распоряжение сжать необходимый предмет и после этого отправилась за порядком надоевшей ведьмой. Девушка выискивала подходящий предмет из имеющихся в гостиной, чтобы обезвредить Паркера, нависнувшего над Филом.. – Что теперь скажешь? Чувствуешь себя таким же независимым? Я бы на твоем месте не отказывался от такого предложения, придурок. Хотя да, о чем это я, выбора-то у тебя совсем нет. Касаюсь пальцами женского плеча, обращая внимание ведьмы на себя, которая не ожидала, что я приду в себя так скоро после ее попытки вывести меня из игры. И рука моя самовольно набрала обороты силы, чтобы с легкостью погрузиться в теплую податливую плоть, беспрепятственно разошедшуюся под мягким давлением острого широкого лезвия.

В голове глупо возникла ассоциация с теплым куском масла в масленке, забытом на час на столе, в которое с такой же скользящей легкостью входит нож, как сделал это с животом ведьмы Фелиции. Нежное платье окончательно испорчено , на глазах увеличивающимся в размерах бурым пятном, украшающим металл с деревом, которые неестественно торчат из девушки. Теплая жидкость тонким слоем окропила мои руки от самых кончиков пальцев и до кистей, изображая подобие красных латексных перчаток, плотно облепивших мою кожу. Тепло ощущается настолько живым и настоящим, парализующим сознание, заставляя этой своей реальностью происходящего мозг выбрать вариант самозащиты от осознания ужаса поступка простым отключением всех мыслительных процессов. С плоскости эмоций смело все нагромождения и сложные конструкции, построенные за недолгое время нахождения в этом доме. Только перевожу стеклянный взгляд на парня из-за которого все это сейчас происходит и жду дальнейшей команды, словно без его слова я и с места не смогу самостоятельно сдвинуться, растеряв малейший самоконтроль. Ступор овладел моим сознанием, наконец выведя меня из строя, как того пыталась достичь Фелиция, только теперь это совсем ни к чему: этим подлым ударом со спины я подвела черту в столбце подсчета баллов и вывела в победители одного-единственного без вариантов. – Фелиция! – раздается надрывной вопль поверженного мукой ведьмака, нашедшего силы оттолкнуть Паркера и кинуться в сторону слабеющей своей невесты, но оказывается вовремя остановлен Каем; обхвачен рукой за шею и пригвожден спиной к груди Малакая. И даже эта рвущая душу сцена не способна привести меня в чувства. И даже когда та самая Фелиция падает мне под ноги, прижав руки к раненому животу, я остаюсь стоять на своем месте, не сдвинувшись ни на сантиметр, не дрогнув ни одной мышцей, с неестественным для данной ситуации равнодушием, спокойно провожая взглядом ее падение. Два парня с неподдельными эмоциями на лицах смотрят в одном направлении: один кряхтя не составляет неэффективных попыток вырваться из рук противника и спасти свою любимую ведьму, прямо сейчас истекающую кровью, а другой с восторгом, уже смакуя легко и относительно быстро полученную победу.

Жалкий скулеж Фила нисколько не пробирает меня своими страдательными нотками, а вот Паркер напротив, расплывается в нездоровой улыбке и прикладывает больше усилий для удержания дергающегося парня. Он так и рвется добраться до русоволосой стонущей на полуведьмы, ухватившейся за нож в собственном животе. – Видишь ее? Еще немного промедления с твоей стороны и ты больше ее не увидишь. Забавная тавтология сложилась, – Кай приглушенно смеется и давит длинными пальцами мужскую шею. Покрасневшие влажные глаза парня не дают мне шанса отвести от них взгляда. Я как ненормальная всматриваюсь в скопившиеся в уголках глаз слезы и роюсь в ворохе собственных эмоций, надеясь найти среди них хоть что-нибудь, что отрезвит меня, что шарахнет высоковольтным разрядом тока по впавшей в кому совести, что-нибудь острое и колкое, которое проткнет лидокаиновый пузырь вокруг моей замершей души. Но ничего не происходит, я по прежнему нахожусь во временной паузе и жду, когда кто-нибудь нажмет на “play”. – Долго будешь ныть или, может, наконец предпримешь попытки к спасению этого твоего “слабого места”? – торопит Паркер, наверняка заметив, что девчонка долго не протянет и нужно давить на эту мозоль, пока есть такая возможность, пока не стало поздно. – Что тебе нужно?-вымученно полу-хрипит, полу-стонет Филипп и этот его тон говорит только об одном-парень уже согласен на все. – Оу я знаю, стресс способствует потери концентрации и провалам в памяти, именно поэтому я напомню тебе условия нашей выгодной сделки: “Ковен в обмен на ее жалкую жизнь”, если ты, конечно, еще успеешь совершить обмен. В противном случае, эта миловидная малышка с удовольствием добьет ее, стоит мне дать команду. Она у меня совсем ручная. – Без.. без согласия всего Ковена.. у тебя ничего не выйдет, – с трудом слова доносятся из его горла, на что Малакай только едко усмехается. У этого парня все всегда просчитано наперед. – Не волнуйся, у меня уже есть согласие каждого из них. Ты что меня не слушал? Я же сказал, я подготовился, – брюнет нервно дергает ведьмака, злясь от нетерпения. – Что скажешь? Мне кажется, ты согласен. – Да, – короткий ответ, способный вызвать у Кая столь вызывающуюторжествующую улыбку. Сочетание этих двух простых букв большой Лидер Близнецов любит слышатьбольше всего и этот раз не исключение.

Несчастный парень вытягивает в воздухе перед собой руку. Кай же вручает ему небольшой складной нож освободившейся рукой, но вторую едва ли ослабляет. в локтевом захвате и ждет, когда ведьмак сделает надрез и подарит нам немного своей крови, которая будет использована в процессе ритуала Поглощения. Парень торопится, боясь потерять драгоценное время, делает неаккуратный надрез и роняет бурые капли в маленький пузырек. И только после того, как стеклянная форма оказывается у моего Паркера в кармане, тот получает долгожданное освобождение и со всех ног несется к Фелиции, мертвенно побледневшей, прильнув спиной к камину. Некогда симпатичное платье цвета слоновой кости преобразилось в совершенно отличный наряд, на глазах меняя краски. Заметный аксессуар, торчащий из ее живота, дополняет мрачный образ, важная деталь. Напуганный ведьмак падает на колени рядом с Фелицией и боится прикоснуться к ранению, руки застывают в сантиметрах от ножа, а потом пальцами путаются в волосах. Кай оказывается рядом со мной, неспешно шагая вальяжной походкой победителя через всю комнату гостиной; не прячет слепящей глаза улыбки и бесчеловечного пренебрежения в глазах, глядя на парочку сраженных ведьм на полу, скорее наоборот, старается продемонстрировать каждому здесь сущность, живущую внутри него. В кармане голубоглазого садиста находится еще один небольшой пузырек, горлышко которого он жмет к моей ладони и собирает жалкие капли ведьминской крови, буквально соскребает ее с кожи краем. А потом, с видом хладнокровного и безразличного человека, прячет ее обратно в карман. Так и не сдвинувшись с места, я смотрю на этот мальчишеский профиль с дерзко вздернутым носом, пухлой нижней губой и выраженными мешками под глазами и отказываюсь узнавать его, это не мое, это чье-то чужое, я случайно приняла это за свое, обозналась. Но я уже когда-то видела это выражение лица, столь холодное, столь безразличное, столь неприязненное и чванливое, еще многими прилагательными описываемое, и видя его я давала себе четкий и честный ответ, что эти “отсутствующие” эмоции чужды мне, какой бы детской травмы я не имела. Не смотря на то, что испытывала острый недостаток любви, именно ее и порождало мое сердце к тем, к кому горячо пылало, настолько сильно, сколько скопилось ее, нерастраченной из-за непринятия такого подарка мамой. Я чувствовала и понимала чувства других, я видела семейное тепло и отчаянно желала потрогать его на ощупь. Роуз передавала мне его в каждом электронном письме, в каждой праздничной открытке, в каждом телефонном звонке и слове, кормила меня по капле, не позволяя забыть его вкус – это уберегло меня вероятных последствий, какие я воочию наблюдаю в поврежденной психике Кая. С какой стороны на Кая не посмотри, мой лоб всегда упирается в одно и то же определение: “Кай безнадежно плохой человек”. Искупление бессмысленно и не принято за цель, угрызения совести мифичны, нереальны; он не нуждается в жалости и сочувствии. То, каков он есть сейчас, есть результат его кропотливой работы над собой, он стремился к этому, он продолжает идти дальше, повышая уровень “саморазвития”, если таковым его можно назвать. – Дело сделано, – глухо сам себе под нос отмечает Кай совершенность задуманного и тихий смех доносится откуда-то из самой глубины его широкой груди. Лукавый взгляд на поверженную парочку блестит тревожно и полосует ровными ранами застывшую в ожидании мою эмпатию. Я начинаю приходить в себя. Что-то под грудиной начинает ныть, свернувшись в клубочек, тянет на себя все жилы и расщепляет ступор, сковавший мышцы тела. Что-то из гормонов выбросилось в кровь и началась “нормальная реакция организма” на стрессовую ситуацию: тремор в руках, легкая тошнота и прилив жара к лицу, все, как и должно было быть. Отвожу глаза от фигуры чокнутого ведьмака и натыкаюсь на молебный взгляд другого парня, полный слез и невысказанного признания поражения. – Пожалуйста, позвоните 911, –надеясь на жалость обращается к нам и сжимает лицо девушки перепачканными кровью руками. – Фелиция, милая, не закрывай глаза. Только не засыпай! Я бормочу невнятное, никому ненужное, неспособное спасти ситуацию извинение и делаю робкий неуверенный шаг к Филу, намереваясь не оставлять его самого справляться, надеясь исправить то, что собственными же руками натворила. – Прости,- слабым голосом. Единственное, чтоя могу сейчас озвучить. Я безразмерно сожалею. Я искренне раскаиваюсь. – Куда! – предплечье оказывается захваченным грубоватыми пальцами Кая, не позволяющего на на сантиметр стать ближе к тем двум. Требовательно. Приказывающе. Повелительно. Растерянно оборачиваюсь и словно жду поддержки от него. – Я должна помочь.. Я могу оказать помощь.. – язык не хочет меня слушаться, голова пьянеет от анестезирующего мыслительные процессы заволакивающеготумана и я совершенно не уверена в реальной способности кому-либо сейчас помочь, но все мое естество, совесть, человечность вопят не бездействовать, мечутся внутри меня в поисках выплеска, ищут резервы для отчаянного рывка..

Кай глушит их. Обрубает все возможности выплыть на поверхность глубокого черного океана, поглотившего меня как зыбучие пески, сделать глоток, реабилитироваться, спасти ситуацию и себя. Метафорически, я чувствую, как ноги уже погрязли кровавом болоте, в котором не без удовольствия плещется этот привлекательный брюнет и тянет меня туда же к себе, но я все еще чувствую внутри себя светящий блеском маячок и я не хочу, чтобы он гас, даже если это будет меня мучить противоречивыми ему отношениями с Паркером. – Все, что ты могла, милая,-слегка улыбается и пока еще ненавязчиво тянет меня на себя, – ты уже сделала, хвалю. Идем. – Нужно.. остановить.. кровотечение.. Не сразу признаю эти хрипяще-свистящие звуки, издаваемые моими связками. Черт возьми, я даже собственным голосом не владею, не говоря уже о способности сопротивляться, вырываться и противостоять. Я вижу свои руки почти по запястье запачканные чужой кровью и паника все ближе подкрадывается ко мне, буквально соединяет свои холодные пальцы на моей щиколотке, заявляя о себе. – Не нужно. Я получил то, что хотел. Ты справилась на отлично. Пора убираться. Возможно, Паркер всего лишь тащил меня прочь из приевшихся взгляду стен, я же доверчиво прижималась плечом к его теплой груди в поиске не пойми чего и видела его как причиной своего морального падения, так и единственным человеком, крепко удерживающим меня в себе. Ведомая, двигаюсь за брюнетом мимо облюбованного дивана в сторону двери, перебираю слабыми ногами неуверенный шаг по темно-коричневому паркету и пытаюсь дышать, силой уговариваю себя проталкивать этот тяжелый комнатный воздух в горло, жую его зубами и глотаю как камень тяжко. Я совершила то самое страшное преступление, которое мало кто способен за всю жизнь совершить? Очевидно же, ведьма не выживет. И в этот раз преступление совершил не безнадежно потерянный для мира людей Кай, свойственное ему, нежели мне. Кого теперь обвинять, третировать, подталкивать к эшафоту? Кому вменять жестокость и хладнокровность?

– Ты так самоуверен.. Она и тебя убьет, – летят в спину слова отчаявшегося мужского тембра. – Я видел это. Кай сразу же резко остановился, как пораженный зигзагом молнии. Неприметные пророческие слова достигли своей цели и вынудили ведьмака обернуться через плечо на говорящего. Пальцы, сомкнутые на моем предплечье, при этом вызове, сжались непозволительно сильно в напряжении, но лицо Кая при этом оставалось по-прежнему спокойным.

В свою очередь, загадочные слова, адресованные не мне, пролетели мимо ушей и остались незамеченными мной, соответственно, и значения я им не придала. Меня в этот момент волновал совершенно другой вопрос. Смогу ли я найти себе оправдание через несколько дней, когда возьму на руки малышню и загляну в их блестящие любовью глазки? – Я убила ее? – мученически выдавливаю из себя доходящую наконец до трезвеющего рассудка мысль, подкашивающую ноги, когда мы отходим от дома. Вопрос остается без ответа вполне уместно, не знаю нужен ли он мне прямо сейчас, за исключением каких-то несколькихлживых слов успокоения. Но Паркер безмолвно ведет меня подальше от дома в сторону нашей машины, не глядя сминая под кроссовками весеннюю зелень сочной травы, оставляя характерные следы на газоне. Задницей опускаюсь на мягкое пассажирское сидение и до последней секунды чувствую крепкие пальцы брюнета на своей руке, ровно до тех пор, пока не начинаю выворачиваться в них - тогда он отпускает и обходит машину спереди, чтобы занять место водителя. Машина трогается с места и едет в неизвестном направление под руководством Паркера, а к горлу коварно подступает истерика забытая и ощутимая.

Я маниакально вглядываюсь в собственные руки и внешний вид окровавленной одежды, запятнанной так же сильно, как и моя совесть, и не замечаю, как нетерпеливо расстегиваю эти три пуговицы, вместо ширинки, на джинсах. Фантомный зуд на коже подталкивает меня немедля избавиться от любой детали, надетой на меня, словно это сможет стереть случившееся с листа моей жизни, скрыть ото всех этот страшный секрет.. Словно, избавься я от этой одежды, сожги ее, выкинь, и удар ножом в живот невинной девушки окажется плодом разыгравшейся фантазии, неправдой; вместе с развевающимся по ветру едким дымом, так же будет иссякать горечь из горла и самосъедение из груди. К небрежно сброшенным на пол ботинкам присоединяются новенькие испачканные джинсы, нехотя стянутые с ног; руки несколько очистились о свитер, брезгливо оторванный от живота и скинутый на пол к джинсам и ботинкам. – Ты что творишь? – изумленно говорит Кай, осторожно притормаживая у обочины и, видя серьезность ситуации, прячет нас под скрывающим заклинанием, дабы не привлекать лишние глаза, намереваясь самому со всем разобраться. – Малявка, ты в себе? – касается пальцамимоего оголенного плеча с неподдельным беспокойством в глазах. И будь ситуация немного другой,немного проще, я простила бы все на свете за такой искренний участливый взгляд, но не сейчас.

– Я ужасный человек, – внушаю сама себе и тру ладонь о ладонь, надеясь стереть эти красные метки с себя.

Холодный воздух из неожиданно распахнутой двери машины с моей стороны, пробуждает мурашки проявиться на коже, и надо мной нависает озадаченный ведьмак, нервно почесывающий пальцами щеку. – Глупость, – отрицает. – Это я плохой человек. Малышка, не воспринимай это так серьезно. Одной ведьмой больше, одной меньше.. Такая незначительная херня – Я убила ее, я переступила черту, – истошно всхлипываю, не видя ничего перед собой, кроме результата потери остатков человечности пол часа назад, измазавшего салон машины бурыми пятнами. – Посмотри на меня! – рявкает брюнет теряя самообладание и с силой дергает меня за плечи, вцепившись пальцами в торчащие кости худобы на плечах. Тело начинает уже замерзать без тепла одежды, грудой сваленной у ног вместе с кедами, но надевать доказательства собственного падения не стану под дулом пушки, чтобы еще кто-нибудь увидел это и догадался о содеянном. – Я убила ее. Она мертва… Это Я сделала. Я это сделала, – снова смотрю на свои руки и вижу только кроваво-красный цвет, въевшийся под ногти и в кутикулу вокруг них, не веря своим глазам. Ужасные слова слетают с моих губ и оседают черными метками на ладони, чтобы каждый, кто их увидит, смог кинуть в меня камень одного из грехов.Выкрасившаяся в такой же цвет одежда настойчиво цеплялась за кожу, когда я стягивала ее с себя и бросала на пол под сопровождение голубоглазого взгляда знакомого мне годом назад. Именно этот оттенок глубины я видела в них после неудачной встречи с родной мамой, находясь на грани нервного срыва и потери близнецов.Кай обреченно поджимает губы и осматривает меня в одном белье с ног до головы. – Будет немного больно, Хейли, – хороший размах, на сколько позволяет расстояние открытой двери машины и через мгновение левую щеку обжигает хлесткая пощечина с привкусом металла на губе. Плоть разорвалась небольшой ранкой под воздействием мужской руки и некоторым приводящим в чувства сиропом кровь просочилась в рот. Кай откровенно не пожалел силы, щедро вложенной в этот удар, наверное, настолько же сильно не равнодушный ко мне, и я даже не пискнула - только прекратила истерику, выдохнув ее вместе с выбившимся из легких воздухом. Мой лоб утыкается в подголовник сидения и в салоне машины повисает зловещая пауза: я шокировано смолкаю, мысленно переключаясь на другую волну, Кай - ждет моей реакции, дышит через раз, уперев руки в бока. Голубые глаза ни на секунду не отрываются от моей незначительной персоны, отчасти излучая испуг, немного растерянности и надежды. – Помогло? Не молчи!..,– не выдержав, нервничает Паркер. Странно слышать его таким, каким он был в последний раз, когда Бесс проглотила оторванный глаз от своего любимого плюшевого крокодила. – Я не должна была этого делать, я не удержала себя в руках, – сквозь тихо льющиеся слезы давлю наружу слова. – Я не должен был брать тебя с собой. Мой промах. Делает акцент на своем не последнем участии, на своей роли в случившемся и как в предыдущих аналогичных ситуациях, мужественно валит всю вину на себя. “Надломленный” красавчик приседает передо мной и кладет свои горяченные ладони на мои уже порядком остывшие от воздуха, ничем не прикрытые колени. Меня пробирает до самого сердца касание и жар от него, парализуя тонкие нити сердечной мышцы. – Я не знаю, что на меня нашло, – непримиримо продолжаю гнуть свою линию, не готовая согласиться с малоубедительными аргументами парня, которым никак не удается притупить нытье совести в груди. – Никто об этом не узнает.. А хочешь, летом мы вчетвером съездим на море? – руки ложатся на мои плечи и ощутимо впиваются пальцами. – Я ужасный человек.. На их месте могли быть мы, – осознание как на зло начало волнами накатывать на меня и желание провалиться сквозь землю было буквальным, только бы этот день оказался дурным сном, только бы я не оказалась виноватой в смерти невинной девушки и не разбила сердце тому приятному молодому человеку. – Можешь даже взять с собой свою Элли, я как-нибудь выдержу ее. Я отвезу тебя на море, мышка, как ты просила. Только успокойся и не воспринимай настолько серьезно мелочные вещи. В голосе Малакая слышно и уже набирающее обороты раздражение от нежелания нянчиться со мной и подтирать сопли под носом, и не искусственное волнение, продиктованное необъяснимыми ему чувствами ко мне.

Для меня и Элли давно очевидно, что Кай Паркер не перестал страдать на социопатическое расстройство, а лишь, по определению некоторых исследователей, стал социопатом третьего, высшего уровня, поглотив своего брата и старательно не подавляя регулярно заявляющие о себе эмоции. Мы вместе учимся справляться с внезапными наплывами, именно эти нюансы дают шанс быть нам вместе. – Мне страшно, Кай. Я не хотела этого делать, – отрываю наконец лоб от подголовника и поворачиваюсь к парню, заглядывая в голубые глаза. Скопившиеся слезы размывают чёткость видения. – Я вижу, мелкая, ты напугана, я понимаю..А хочешь мы этим летом поедем на море? Все вместе. Ты согласна? – тянет за плечи на себя и ждет ответа. – Ты же хотела.. – Я хочу. Прикладываю холодную ладонь к отекающей после пощечины Малакая скуле, которая горит и пульсирует, наливаясь кровью, и чувствую немного необходимого облегчения. – Хочешь? Вот умница, уже лучше, – облегчение настигает и моего красивого брюнета, едва ли я начинаю внятно соображать, а не реветь. Кай скидывает с себя толстовку, гремя бутылочками с кровью Столетних в кармане, и заботливо натягивает на меня, терпеливо ожидая пока я просуну руки в рукава, сам же оставшись в футболке и выудив стекло.

Образовавшаяся вокруг нас тишина никого не смущала; Кай с особой тщательностью оттирал кровь влажными салфетками с моих ладоней и живота, небрежно бросая использованные на землю, собрав целую гору из них. – Поедем в отель? – запечатывает упаковку и отправляет ее валяться на заднее сиденье. – Да, едем, – чуть слышно отвечаю и вытираю свободной рукой слезы с лица. Вернувшись на свое место за руль, Кай настоял, чтобы я приличия ради натянула на ноги ботинки, потому как на руках тащить меня из машины до номера он не собирается.Завелся мотор тихим урчанием и Кай, недолго задумавшись, сообщил: – Больше тебя с собой не возьму.