Глава II, или "Милая Офелия" (1/2)

?Десять араши бодались неделю,Через семь дней их осталось лишь девять.Девять араши мы в клетках уносим,Умрет лишь один, а выживут – восемь.Восемь араши забрели в темь,Один потерялся, осталось их семь.Семь араши присели поесть,Один отравился, осталось их шесть.Шесть араши улеглись спать,А проснулось из них лишь пять.Пять араши играли с секирой,

Махнули неловко, осталось четыре.Четыре араши с червями внутри,Ой, нет, подождите, их уже три.Три араши зашлись в диком вое,Принеслись волки, осталось их двое.Двое араши, один нелюдим,Он вскоре сдох, и остался один.Последний араши купил себе соль,Съел весь мешок, и осталось их ноль.Все араши тупые, смеяться над ними – грешно.Но нам похеру, нам – хорошо?,– один из множества стишков, рассказываемых в империи Йеша.Восхитительного белого окраса коршун время от времени тыкался черным клювом во все еще холодный песок.

– Ничего ты там не найдешь, – от звука знакомого хрипловатого голоса птица встрепенулась и как-то нетерпеливо завертела головой. Кроваво-красными глазенками она высматривала источник этого самого голоса.

– Ты все уже обыскал, цыпленок, – в пяти метрах от него над костерком высилась сгорбленная фигурка. Высилась она, однако, только на фоне ?цыпленка? или костра, а на фоне любого человека она казалась бы маленькой и субтильной.

Коршун уставился на фигуру, а потом снова ткнул клювом в песок наугад.

– Я говорю, ничего там нет... Лети сюда, погреешься, – фигура выпрямила левую руку.

Коршун послушно взмахнул крыльями, взлетел и приземлился на плече щуплой девушки. Она была в легком, протертом до дыр плаще, от которого пахло потом, костром, керосином и каким-то приторным запахом. Ее лицо было скрыто под безвкусной маской в виде птичьей морды.В красных глазенках коршуна заплясали искры.

– Хочу жрать, – выдала девушка. – А ты?Она стояла над небольшим котелком, из которого на все ущелье распространялся весьма резкий травяной запах. В одной руке она держала ею же выстроганный деревянный черпак, а в другой – пучок жухлой травы противного желтого цвета.

– Чертовски холодная ночь выдалась, – продолжала девушка свой бессмысленный монолог.Коршун пожал бы плечами, если бы мог. Но он не мог, поэтому он лишь наблюдал за тем, как его хозяйка машет желтой травой.

– Ёб твою, – выругалась девушка. – Я не протяну долго, если буду пить только эту дрянь, – в порыве чувств она с размаху кинула пучок в котелок.Коршун недоверчиво пялился на бесцветное варево. Ему определенно точно не нравился исходящий запах. От него клонило в сон.

Девушка потянулась одной рукой, ведь на другой сидела ее птица. Довольно промычав что-то нечленораздельное себе под нос, она сказала:– Время отдохнуть! Не считаешь? – и чуть ли не бегом направилась к гамаку, натянутому между камнем интересной формы и трухлявым скрючившимся деревом. На ходу она скинула птичью маску, и та полетела в песок.

Если бы коршун мог, он бы оценил довольно симпатичное смуглое личико в обрамлении светлых волос. Он бы восхитился красивыми зелеными глазами и формой губ. Он бы пришел в ужас при виде относительно свежих шрамов, пересекающих бровь, скулу и губы.Но коршун не мог.Энни, – а так звали девушку, – легонько провела кончиками пальцев с черными от ударов по ним ногтями по белоснежным перьям птицы.– Ну-ка, цыпленок, спорхни куда-нибудь, – протянула она нежным голосом.

Коршун расправил крылья и перелетел с ее плеча на одну из веток. Он пронаблюдал за тем, как Энни плюхается на свой гамак, скидывает дряхлые сапоги из вареной кожи и достает из кармана плаща грязную самокрутку.

– Я тут подумала, цыпа, – вслед за самокруткой Энни извлекла на свет и допотопную зажигалку, – о том, что я все еще не дала тебе имя.

Коршун отвернулся. Энни так и улыбнулась с зажатой между зубами самокруткой. Зажегши ее и спрятав зажигалку в глубины своего плаща, она уставилась куда-то наверх, на узкую полоску розоватого неба со все еще видными звездами.– Как мне тебя назвать? – девушка мечтательно затянулась.Коршун следил за каким-то насекомым, которое кружило рядом с коленкой Энни. Насекомое было довольно крупным, но хозяйка птицы его, казалось, в упор не замечала.

– Давай я буду предлагать варианты, а ты... А ты... – Энни стряхнула пепел. – А ты так и сиди, пидрила неблагодарный.

Насекомое явно было кровососущим. Коршун не отрывал от него взгляда своих красных злобных глаз.– Хм... Цыпленок? Нет?.. Ты, кажется, уже откликаешься на это имя. Хотя это не имя, а дерьмо какое-то. Белок? Опять что-то связанное с цыплятами. Бело?к надо жрать, а тебя я, вроде, ращу не на убой, – Энни снова затянулась и выдохнула дым. – Никакой фантазии у меня нет, утырок. Подскажи чего, а? Нет? Пидрила пернатый. Я тебя ращу, холю и лелею, а ты... Да ну тебя нахер. Сварю тебя завтра.Коршун не обращал на нее никакого внимания.

– Левиафан? В честь того рухнувшего корабля! – Энни улыбнулась. – Нет, он же рухнул... А ты вообще мальчик или девочка? Нас-с-срать. Будешь мальчиком. Как же назвать тебя?.. – Энни затянулась еще пару раз перед тем, как продолжить. – Марвин? Не. Не то, все не то... Ну, бля, птицан, отреагируй! – воскликнула она.В ответ – ноль реакции.

– Так как же? – продолжила бормотать девушка. – Яков? Джо? Фельдмаршал Дуб? Плотва? Что такое плотва?.. А фельдмаршал?.. Э-э... Дизель? Птицан, не нервируй меня!.. – Энни отбросила самокрутку в сторону костерка. – Голиаф? Крутое слово, не считаешь? Икар? Нет, Икар тоже рухнул. Улисс? А это вообще что?.. Цезарь? Не... Хотя...Коршун встрепенулся.– Кайзер! – громко заорала Энни, и в этот же момент он сорвалсясо своей ветки. На лету он проглотил насекомое, описал над хозяйкой круг почета и вернулся обратно.

– Я буду звать тебя Кайзер! – радостно воскликнула Энни и села. – Кайзер... Кай-зер... – бормотала она себе под нос.

Коршун удивленно пялился на нее.

– Кайзер, ко мне! – она вытянула левую руку. Коршун перепорхнул с ветки на предплечье, не забыв оцарапать его до крови своими острыми когтями.

– Да-а, с этим надо что-то делать, – Энни, поморщившись, проследила за тем, как из царапин потекла кровь. Кайзер снова перелетел на дерево.

Девушка, встав с гамака, стала искать ящик со своими принадлежностями. Ящик представлял собой частично гнилую деревянную коробку, в которую было накидано все, что могло ей пригодиться в любой момент. Она обнаружила его у трухлявого дерева; он частично был засыпан песком.

Энни взгромоздила ящик на плоский камень и принялась копаться в нем. Пару раз она укололась обо что-то, но она не обратила на это внимания. Спустя несколько минут на свет она извлекла кусок грубой плотной кожи, толстую иглу, нитку и ножик.

Пока она отрезала от куска кожи ненужную часть, сшивала ее и проверяла, удобный ли напульсник получился, варево в котелке начало кипеть. Кайзер наблюдал за всеми ее действиями.– Так, – Энни удостоверилась в том, что напульсник никак ей не мешает, – птица, лети сюда.

Кайзер перелетел на ее руку и, вцепившись коготками в напульсник, уселся на ней.

– Нормально? Нормально. Ты еще маленький, а вот потом вырастешь, будешь на плече сидеть. Ты меня вообще понимаешь?..Кайзер уставился на нее.– Понимаешь, – довольно протянула Энни и нежно погладила его по шейке.

Девушка подошла к котелку. Кайзер вовремя опустился на песок в нескольких метрах от костерка. Энни аккуратно перенесла котелок на плоский камень и затем засыпала костерок песком.

– Ты чувствуешь этот запах? – спросила Энни зачем-то.Кайзер явно его не чувствовал. Он смотрел на хозяйку, как хищник смотрит на жертву.– Я тоже чувствую, – Энни села на свой гамак.

– В общем, – спустя пару минут снова заговорила она, – я пока посплю, а ты разбуди меня, если случится что-то интересное.Кайзер довольно нахохлился. Энни усмехнулась, легла, накрылась своим вонючим плащом и закрыла глаза.

Ее разбудил далекий шум. Так выходило, что, не выпив своего отвара, Энни спала очень чутко, без снов, слыша, что происходит вокруг нее.

По ее мнению, прошло не больше часа. На деле же прошло больше двух часов. Она привыкла к тишине, изредка нарушаемой треском веток в костре или же завыванием ветра между стенами ущелья, в котором она обитала. Но тот звук, что разбудил ее... Энни слышала его лишь пару раз в своей жизни.

Девушка поспешно слезла с гамака и, не надевая ни плаща, ни сапог, побежала к выходу из ущелья в открытую пустыню. Она боялась покидать свое обиталище дальше, чем на полкилометра. Ей почему-то казалось, что если она рухнет на землю, то ее занесет песком, или же ее утянет вверх небо. Обычно этого не случалось, но иногда ей становилось действительно страшно.Энни, прижавшись к уже нагревшемуся камню, посмотрела вперед, на бесконечные просторы пустыни. Ничего не изменилось. Почти что девственно чистое небо с двумя маленькими облачками, желтые дюны, темные, почти черные или красные на их фоне камни и рябящий от жары воздух. И одна странной формы крупная точка, которая портит всю красоту.

– Корабль! – не сдержавшись, радостно крикнула Энни.

Несмотря на то, что он летел довольно низко над землей, разглядеть его формы было довольно сложно. Энни решила, что это какой-то важный торговый воздушный корабль, хотя обычно так далеко такие не залетали.

И тут Энни поняла, что она не приметила еще кое-что, что тоже не прибавляло скучному пейзажу красоты. Не очень далекое серовато-коричневое облако.

Песчаная буря.

Воздушный корабль опускался. Облако шло в его сторону.

За одной из дюн он сел.Энни, едва сдерживаясь от довольного вопля, побежала обратно.

– Кайзер! – завизжала она, плюхнувшись на гамак. – Кайзер, там... дри... дири... э-э... – задумавшись, Энни начала потирать сморщенный лоб.Кайзер, который успел задремать, теперь смотрел на нее с натурально человеческим презрением.

– Дирижобель, во! – изрекла Энни. – Прости, цыпа, поспишь потом.

Она принялась надевать свои сапоги.

– Мало времени, – бормотала она, дрожащими пальцами завязывая шнурки. – Мало, мало, мало.

Надев их, Энни встала, проверила, удобно ли ей, а потом подошла к котелку со странным варевом.

– У меня кончается вода, – буркнула она недовольно, сняв с пояса старую самодельную флягу. Вообще у нее было три фляги. В одной, что была больше, она держала воду, в другой – ?золотой? отвар, а в третьей – аналог чая, очень крепкий, дурно пахнущий и ужасно горький.

В котелке, который она сняла с огня утром, был тот самый ?золотой? отвар.

Энни опустила пустую флягу прямо в котелок и зачерпнула.

– Частично готова, – бормотала она себе под нос, пока вешала потяжелевшую флягу обратно на пояс.

Она бегло осмотрела себя. Ей показалось, что если люди с дирижабля увидят девушку в набедренной повязке и в топе, туго обтягивающем грудь, они не испугаются. Конечно, такой одеждой нельзя никого испугать. Другое дело – татуировки, которыми была покрыта спина Энни, ее плечи, руки и ноги. Они вызывали недоверие у представителей других кланов, а у цивилизованных людей они точно будут ассоциироваться с чем-то нехорошим.

Подумав где-то минуту, Энни подобрала с земли птичью маску и закрыла ею свое лицо.

Покопавшись где-то неподалеку от того же дурацкого дерева, она достала ею же некогда сделанные копье, лук и колчан с десятью стрелами. Совершенно неудобно было носить и лук, и копье, но Энни уже смирилась с этим и даже привыкла.Экипированная и готовая на любую реакцию людей с дирижабля, она осторожно выглянула наружу. Песчаное облако почти настигло судно.

– Кайзер, – позвала она, – ты со мной?Коршун перепорхнул с ветки на ее плечо.

– Умница, – Энни нежно чмокнула его где-то недалеко от глаза.

Кайзер довольно нахохлился.

– Лети, но не дай им себя убить. И не потеряй меня, – она повела плечом, и коршун взлетел.Энни вздохнула.Вдох-выдох. Вдох-выдох.Она бросилась бежать.

Небо не забрало ее к себе, как бы она этого не боялась.

Когда-то Энни сказали, что во время песчаных бурь надо сидеть дома. Песок будет забиваться в глаза, нос и рот, и после этого ты умрешь. Но потом Энни сделала себе маску, и песок не забивался никуда, кроме, иногда, ушей или белья.

Энни и дирижабль разделяла одна дюна. Девушка пыталась услышать хоть что-то, но все, что вообще было слышно – это шум ветра и песка. Она уже поняла, что нужно идти к этим людям, но почему-то она стояла и ждала чего-то. Она сама не знала, чего. Рука Энни лежала на груди. Пальцами она сжимала камушек на своем племенном ожерелье. Племени для нее больше не было, а ожерелье осталось. Оно представляло собой камушек с неаккуратным, нарисованным потускневшей от времени красной краской узором, по сторонам от него две бусинки, два клыка какого-то животного, два перышка и снова две бусинки. Энни на автомате переключилась на второе ожерелье, которое раньше принадлежало не ей. На нем было больше перьев, бусинок и клыков. Потому что предыдущий обладатель был настоящим воином.Энни, вздохнув, проверила, нормально ли натянута тетива ее лука.

Ей почему-то казалось, что люди не захотят с ней разговаривать. К тому же, они наверняка говорят на том совершенно не звучном, грубом общем языке, которому несколько лет назад пытались обучить несколько племен из Араши. Энни помнила несколько слов, но говорить на нем она не могла.Она забралась на самую вершину дюны. Песчинки едва ощутимо царапали ее кожу, но девушка не обращала на это никакого внимания.

Дирижабль выглядел как-то странно. Два шара, один большой, другой поменьше, были закреплены в каркасе-пирамиде. Гондола была несимметричной; в полете, возможно, дирижабль клонило влево.

Рядом с дирижаблем бродила одна фигура в плаще и защитной маске. Капитан, должно быть. Он остановился чуть поодаль, чтобы справить малую нужду. Тем временем на песок спрыгнула какая-то девушка в старой военной форме. Энни видела такую форму на людях из цивилизации. Остальные члены экипажа не показывались.

Энни внимательно проследила за тем, как девушка разминается. Она заметила, что за поясом у той висит пистолет. Энни не любила пистолеты. Это не честно, когда у кого-то есть палка, которая плюется огнем, способная убить с одного выстрела.

Девушка поманила кого-то рукой. С дирижабля сошел грузный мужчина в комбинезоне, с цепью на поясе. До Энни долетели обрывки их разговора.

Энни сняла с пояса флягу с отваром, который она приготовила утром. Отвинтив крышечку, она осторожно понюхала. Пахнет неприятно, как обычно. От непривычки она чуть не чихнула. Задрав маску и запрокинув голову, Энни начала пить. Она сделала ровно пять глотков. Сегодня она еще ничего не ела, а значит, отвар подействует спустя несколько ее вздохов.

Энни повесила флягу и поправила маску. Пальцами она нащупала оперение стрелы, лежавшей в колчане, который болтался чуть ниже поясницы. Она натянула тетиву.

В этот момент она перестала дышать. Весь мир словно поблек, все звуки исчезли. Все, что Энни слышала – это были шум крови в висках и далекий грохот мнимых барабанов. Она, приложив неимоверные усилия, вздохнула. В нос ударил сладкий запах вялых цветочных бутонов, которые она довольно давно запихнула внутрь клюва своей маски.

Энни смотрела на капитана. Он стоял к ней спиной. Нужно было учесть силу ветра, летящий песок и то, как сильно была натянута тетива.

Девушка разжала пальцы правой руки. Тетива хлестнула ее по предплечью левой. Стрела влетела в спину капитана, и наконечник показался из его груди. Мужчина не успел упасть, а Энни уже скрылась. До нее донесся удивленный девичий возглас. Раздался громкий выстрел. Кто-то что-то кричал ей вслед. Грохот барабанов заглушал крики.Энни выпустила стрелу наугад. Не попала. Чертыхнувшись про себя, она решила подбежать к дирижаблю со стороны, где у него не было орудий. Ее заметили. Энни чудом увернулась от очередной пули.

Третья стрела угодила в девушку в военной форме. Остался лишь грузный мужик. Он-то ей ничего не сделает. Неповоротливый и медленный.Она обошла дирижабль. Мужчины нигде не было. Убежал? Энни готова была возликовать, но ей помешала крупная фигура, что возвысилась над ней спустя пару секунд. Энни прицелилась, но раздался подозрительный свист, и что-то тяжелое выбило лук из ее рук.

Цепь. Громила махал своей цепью. Он взмахнул ею еще пару раз. Энни получила тяжелым стальным звеном по пальцам. Она не почувствовала боли.Мужчина махал своей цепью, а Энни пятилась. Она достала из-за спины свое короткое легкое копье с наконечником, который она щедро смазала черным ядом какой-то змеи за несколько часов до этого.

– Подойди, – сказал мужчина на языке ее племени.

Цепь просвистела прямо перед ее лицом. Энни вскрикнула и отскочила назад.

– Подойди, с-сука! – завопил он и ринулся вперед.

Бум. Бум. Бум. Бум. Биение сердца участилось.Он взмахнул цепью еще раз, и она обмоталась вокруг копья. Оно вылетело из рук девушки.

Энни не знала, что делать. Она на автомате отскакивала от его атак. Отвар мешал ей думать. Перед глазами стояла дымка.На громилу налетело что-то маленькое и резвое. Кайзер. Коршун принялся царапать и клевать его лицо, и, пока мужчина пытался отбиться от надоедливой птицы, Энни успела подобрать свое копье.

Она пробила его легкое. Прозвучал хруст сломанных ребер.

Раздался еще один выстрел. Что-то ударило Энни в плечо, и она чуть не упала на спину.

Грохот барабанов нарастал. Под такие ритмы она сражалась с мужчинами из своего клана.

Нет, вокруг царила почти идеальная тишина.

Под такой ритм сейчас билось ее сердце.

Энни уставилась на дирижабль. На палубе стояла девушка. Смуглая. С темными вьющимися волосами.– Лия?! – не поверила своим глазам Энни.

Еще один выстрел, и что-то обожгло ее ухо.

Стрелявшая девушка не была Лией. Энни вообще не знала, почему она приняла ее за Лию.

Девушка зачем-то принялась трясти пистолет. Огонь, которым он плевался, кончился. Энни кинула копье.

Кайзер клевал глаз, сидя на уже расковырянном носу на лице громилы. Но Энни этого не видела. Она бродила по палубе.

Дирижабль был небольшим, но Энни на нем нравилось. Она все еще не могла поверить в то, что ей выпал такой шанс наконец-то пересечь пустыню Араши и улететь куда-нибудь в другое место, где будут люди, которые не начнут бить ее лишь из-за того, что так гласят догматы их клана.

Энни уже осмотрела каюты. Их было всего две. Крохотная с нарами, видимо, была для экипажа, а не такая крохотная с обычной кроватью, предназначалась капитану. По мнению Энни, это было роскошью. Невиданной ранее роскошью.Она посмотрела на выведенные из-под палубы трубы с загадочными вентилями и манометрами. Затем она забралась на верхнюю палубу, которая представляла собой узкий мостик с двумя орудиями и помпой, от которой шел толстый шланг к баллону.

Энни здесь нравилось. Хотя палуба казалась ей какой-то блеклой, даже неуютной. Каюты тоже. Ясно было, что на этом дирижабле летали не раз и не два, но полеты были не на дальние расстояния. Судя по состоянию бронепластин, баллона, цепей, канатов и прочего, дирижаблю было не менее пяти лет, а на верфь его ни разу не пригоняли. На одной пластине, позже заметила Энни, была покосившаяся табличка, на которой красовалась выцветшая надпись. Название дирижабля. Только Энни не умела читать, и название осталось для нее чем-то неизвестным.

Энни торчала рядом с выведенными наружу трубами и зачем-то тыкала пальцем в один из манометров, как вдруг она услышала чьи-то робкие шажки. Девушка прикусила нижнюю губу до крови и быстро осмотрелась. Она оставила свое копье недалеко от штурвала, бежать до него было несколько секунд, но именно эти секунды могли стоить ей жизни. Энни посмотрела прямо в сторону предположительного источника этого звука и от удивления вскрикнула.

Перед ней стоял человек в плотном оранжевом комбинезоне. Он высоко поднял руки. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания. Странный, даже жуткий респиратор придавал звуку этих вздохов что-то страшное, зловещее.

Энни присмотрелась. Перед ней все же стояла женщина. Или девочка. Она была ниже, стройнее, с маленькой грудью и узкими бедрами. Из-за странной униформы не было видно ни кожи, ни волос.