о раздражении (жильцы) (1/2)

День обещает быть дерьмовым с самого утра. Только открыв глаза и тут же зажмурив их из-за бьющих в лицо солнечных лучей, Жила ощущает, как раздражение горьким комком оседает где-то в груди. Зудит, вскидывается, рыча, как побитая жизнью псина, к которой подходят дворовые пацаны, чтоб подразнить, и опять сворачивается клубком под рёбрами.

Жилу раздражает всё. И солнце, ярко светящее сквозь тонкие мятые шторы, и холодный пол в квартире, и медленно закипающий чайник. В холодильнике из еды только луковица ссохшаяся и закрытая банка домашних огурцов, впихнутая в руки братом пару недель назад чуть ли не насильно. Жила косится на аппетитные маленькие овощи в рассоле и тут же с грохотом хлопает дверцей холодильника. Он не маленький, сам найдёт что-нибудь пожрать, и ничьи подачки ему не нужны.Понимая в глубине души, что ведёт он себя просто глупо, Жила начинает злиться и на это тоже. На сходку со своими пацанами является раздражённым, едва сдерживает себя от раздачи лещей каждому, кто косо на него посмотрит, и более-менее успокаивается только когда явившийся по какому-то делу Алик осаждает его своим этим холодным тоном, способным успокоить даже вулкан вроде Малиновского. Жила замолкает, зыркает недовольно исподлобья и заваливается на старенький диван в гараже Владоса, который без слов пихает ему в руку банку пива с негромким ?ну чё ты как псина бешеная?. Быстрым шагом отходит тут же, прячась за тачку, и Жиле лень вставать, чтобы наподдать ему за такой тон.

Пиво расслабляет немного, и, выкинув бутылку в стоящее в дальнем углу ведро, Жила присоединяется к копающемуся под капотом Владосу. Коробка передач барахлит, и они вдвоём лепят из говна и палок что-то, на чём ещё можно будет проехать хотя бы до следующей недели – пока детали не привезут. Вдоволь наматерившись на машину, Жила чувствует себя лучше. Прямо как в детстве, когда вместо тупого лица брата лупил крапиву палкой и отпускало.

Он выходит из гаража после обеда. Закуривает, наблюдая за плывущими по ярко-синему небу облаками, и дышит весенним воздухом, мешая его с дымом сигареты. Птицы, почувствовавшие тепло, едва ли не разрываются от пения. Стрекочут о чём-то своём заливисто, пролетают над головой и садятся на крышу припаркованной рядом машины. Жила подходит к тачке и рукой взмахивает, сгоняя надоедливых птах. Сигарету докуренную беспардонно выплёвывает куда-то в сторону и садится за руль. Ухмыляется довольно, представляя, как негодовать будет Серёжа, узнающий, что он опять катался, будучи выпившим, и машину заводит.

Проезжая мимо школы, Жила взглядом цепляет среди бегающих по тротуару школьников понурую фигуру Тончика и подвозит его до дома. Живёт малой не близко, у самой черты города, и всю долгую дорогу, пока они едут, молчит. В сторону смотрит, и Жила видит свежий синяк на его щеке, будто утром пацан подраться успел. Но Тончик всегда о драках своих рассказывает гордо, даже если вышло так, что в итоге он проиграл, а значит, дело в другом. Люська опять в запой ушла и терроризирует пацана. Жила раздражённо руль в руках сжимает и кивает Тончику, который благодарит тихо, выходя из машины. Надо на неделе наведаться к ней, побазарить и проверить, как она исполняет свой материнский, мать его, долг.

Весь в раздумьях, Жила домой возвращается вечером. Выкуривает сигарету, открыв окно машины, чтобы не дымить в квартире, и недовольно вспоминает, что пожрать так ничего и не успел. Желудок тянет неприятно голодом, во рту привкус табака, а настроение находится где-то ниже плинтуса, когда он тянется вставить ключ в дверь, но понимает, что она открыта. Напрягается, тихо проходя внутрь, и собирается уже достать из внутреннего кармана куртки запрятанный кастет, когда слышит знакомое бормотание и силуэт в полумраке кухни.

Жила вздыхает облегчённо и кастет на место кладёт. Проходит свободно в квартиру, закрыв входную дверь, и услышавший щелчок замка Эдик оборачивается на звук. Улыбается неуверенно, мнёт в пальцах подол старой какой-то футболки, и Жила подходит к нему, заключая в объятия. Носом касается чужого виска, дышит запахом выпечки и ягодного мыла, чувствуя, как расслабляется медленно тугой узел раздражения в груди, и понимает, что дать Эдику ключи от квартиры было лучшим решением, принятым им за последнее время.

Ощущая, как ласково поглаживают чужие руки спину, Жила проговаривает тихо на ухо:

– Привет.

Эдик, поёжившийся от щекочущего дыхания на коже, отвечает:

– Привет. Прости, что без предупреждения, просто я…Голос Эдика всё ещё неловкий какой-то, да и сам он зажатый и будто закоченевший. Не верящий, что его могут ждать и что ему будут рады, бормочет что-то невнятно, и Жила его покрепче в объятиях сжимает, перебивая.

– Ничего. Хорошо, что пришёл. Я соскучился.

– Я тоже. Булочки тебе принёс, свежие ещё.

Жила мычит заинтересованно, руки вниз опускает и сжимает мягко в руках одетую в штаны чужую задницу.

– Эти? Да, свежайшие, я чувствую.

Эдик фыркает в ответ и тянется за поцелуем. Губы у него мягкие, пахнут чем-то приятным и сладким, и Жила отстраняется немного, вспоминая, что от него сейчас несёт сигаретами и машинной смазкой, в которой он ковырялся весь день. Эдик тянется следом, касается короткими тёплыми поцелуями щеки, носа, подбородка. Ласковый такой, не скрывающий своей потребности в прикосновениях и нежности, что у Жилы тянет приятно в животе. Он вспоминает, как отказывался от этого поначалу, считал телячьими прибамбасами и ?голубизной сплошной? и напрягался от каждого лишнего касания. Будто в желании наверстать, компенсировать каждое грубое слово и движение, Жила касается своим лбом чужого.

– Да от меня шманит, погоди, я хоть ополоснусь, зубы почищу.

– Я с тобой.

– Я сам.Эдик замирает, взгляд отводит, говорит голосом тихим:– Не хочешь?

У Жилы от тона этого сердце замирает. Он знает же, видит. И устало опущенные после дня на ногах за кассой плечи, и синяки под глазами, и хрипловатый от постоянных разговоров с покупателями голос. Жила видит, что Эдик устал неимоверно, чуть ли не спит на ходу, но всё равно стремится отдать, доказать, отплатить за что-то, за что платить вообще не нужно. Поэтому он руку свою кладёт на гладкую щёку и взгляд чужой ловит.– Хочу, Эдь, хочу. Только потом. А ты пока чайник поставь? Будем булочки твои спизженные есть.– Списанные.

– Спизженные-спизженные.

Ему прилетает легонько по плечу, и Жила посмеивается, направляясь в ванную.

Они пьют горячий чай с мягкими булочками на маленькой уютной кухне. Переговариваются редко между собой, касаясь ног друг друга под столом в темноте опускающихся сумерек, и, оставив грязные чашки в раковине, валятся на разложенный в спальне диван.

Жила Эдика поближе тянет, снимает с него очки и на тумбочку откладывает. Улыбается коротко, смотря, как рассеянно тот щурится, моргает, потирая уставшие глаза, и наклоняется ближе, чтобы коснуться губами переносицы покрасневшей и тонких век. Откидывается на спину и тянет Эдика к себе на грудь, с довольным сопением утыкается лицом в пахнущие чистотой волосы. Фыркает по-собачьи пару раз, раздувая тёмные пряди, чтобы Эдика рассмешить, и тот смеётся коротко низким голосом. Обхватывает руками в ответ, целует в ключицу, шею щекочет дыханием.

Сонный, размякший совсем, Эдик привычно ногу одну на Жилу закидывает и щекой притирается к плечу. Они не включали свет, и в полумраке комнаты, в тепле прижатых друг к другу тел, спать хочется неимоверно. Жила подавляет зевок и спрашивает тихо, чтобы разбавить тишину:– Смена нормально прошла?

– Как обычно. Радио окончательно сломалось.

– Достанем другое.

Эдик сжимает на мгновение руки крепче, выражая благодарность, и спрашивает в ответ:– А ты что делал?

Жила плечом пожимает, приподнимая лежащую на нём голову Эдика, и рассеянно подбородком утыкается в его волосы.

– Бесился, в основном.

Эдик фыркает, за что тут же получает мягкое постукивание пальцами по лбу – не удар даже, скорее поглаживание.

– Отчего ж ты бесился?

– Не знаю. От всего. Меня всё раздражает.

– И я?